За это время самое радостное для меня было получение письма от Васи [брата]. Они живы, здоровы, даже чудная, милая Вера Ивановна. Все благополучны, Саше лучше, чем прежде. Какое счастье! И до чего же захотелось к ним, в человеческие условия. Хотелось чем-то отпраздновать такую радость, купила бы прежде вина, торт – нищета, то, от чего стонут уже вслух на улице.
Саянов пишет в «Правде» возмущенную статью о концлагерях[1414]. Нельзя говорить о веревке в доме повешенного.
От Евгении Павловны ни слуха с дороги. Вот мы случайно сошлись в моей квартире: Анна Ивановна Иоаннисян, Ольга Андреевна Колосова и я. У них братья в концлагерях, у девочек мать, а отец расстрелян. Какое счастье, что мои братья за пределами досягаемости. Они, конечно, были бы расстреляны.
О жизни в провинции рассказывают поразительные вещи. Ольга Абрамовна Смирнова вернулась из Кишинева. После 7 часов вечера по улицам ходить в одиночку нельзя. Грабят.
23 декабря. Вчера было мое рождение. 66 лет. А я все живу и живу. При всей моей работе – ни копейки денег. Утром заняла у Ольги Андреевны 50 рублей, чтобы дать детям заплатить за обеды.
Была репетиция с кукольниками.
Но надо же было как-то отпраздновать: я детям сказала о своем рождении и отправила в наш магазин взять мяса. Получили 500 гр. мяса по карточке и последние 200 гр. конфет. Сварили суп и поджарили мясо – это роскошь, которую не видали очень давно!
Что нет продуктов – это вполне понятно, вся страна голодает. Но вот почему нету мыла, соли? Мы получаем полкуска мыла на два месяца.
Вечером позвонил Борис Пронин, уговаривал ехать с ними встречать Новый год к Голубеву, в Дом ветеранов сцены! Он повезет с собой человек тридцать, устроит, одним словом, «наворот». Счастливый человек, легко ступающий по жизни.
Сейчас 8 часов утра, а встала я в 6 ½. Все правлю перевод.
26 декабря. Анна Петровна очаровательна; я спрашиваю по телефону, как она себя чувствует: «Да ничего, но только не работаю уже неделю, а если я не работаю, значит, что-то у меня подавлено… Впрочем, я вру, еще вчера я работала с натуры. Против моего окна две ветки были покрыты толстым слоем снега. Этот серебристый, сиреневатый снег на фоне ярко освещенной желтой стены был бесподобен. Я схватила бумагу и стала рисовать, ее не хватило, я приклеила еще, потом еще, но не кончила; уже два дня нет солнца, а воробьи сбивают снег. Как только я подхожу к окну, множество воробьев слетаются на ящик и ждут корма, я их каждый день кормлю пшеном».
За эти дни произошло несколько совершенно неожиданных событий. В воскресенье, 23-го, пришел ко мне морской офицер, капитан второго ранга с женой: «Я пришел к вам по поручению вашего племянника – у меня мелькнула мысль о Шурике – Яковлева» Как, из Берлина? У меня даже мороз по коже пошел, до того это казалось неправдоподобным. «Ваш племянник – лейтенант французского флота, мы с ним часто встречаемся по работе. Он блестяще знает пять языков, так что часто мне помогает. Он очень красив, и его товарищи рассказывают, что и жена его очень красива, сам-то он скромничает. Просит, чтобы вы ему написали».
Я после их ухода весь день тряслась в лихорадке от потрясения. Он рассказывал, что немцы неприятны, озлоблены, в особенности на русских, и многие из них утверждают, что капитуляция была напрасна, Германия могла еще воевать и победить!! Французы вполне понимают ту роль, которую мы сыграли в этой войне, и прекрасно к нам относятся. Американцы нам симпатизируют, но с англичанами у нас очень натянутые отношения, они вредят нам, где могут, желая нас низвести на роль второстепенной державы. С консервативным правительством Черчилля у нас были гораздо лучшие отношения, чем с лейбористами. В понедельник, после шести часов уроков, я поехала на Васильевский остров на кукольную репетицию. На обратном пути пятерка провезла меня до Знаменской – у Литейной не смогла выйти. Пошла пешком, было 22 градуса мороза, я была обижена на судьбу, устала, было около 10 вечера. Галя мне отворяет: «Мамуленька приехала». – «Что?» – «Мамуленька приехала». Я не верила своим глазам: да, Евгения Павловна. Восемь лет прошло, а казалось, что их ей не пережить, что конца не дождаться. И все-таки дождалась. Девочки плакали весь день от счастья. Как посмотрят на мать, так и плачут. А сегодня рано утром она уже уехала в Лугу, пробыв с детьми два дня. Кто, когда отомстит за надругательство над человеком?
29 декабря. Горком писателей просит дать сведения о работе во время Отечественной войны.
С июля 41-го года по июль 42-го года была медсестрой в госпитале при глазной лечебнице, Моховая, 38. В 42-м году и 43-м работала по договорам в Научно-исследовательском институте театра и музыки, собирая материалы на тему: театр и музыка в условиях блокады.
Собран был материал по эстраде, Военно-шефской комиссии, Союзу композиторов, бригадам Дома Красной армии, Театру Балтийского флота, работе ТЮЗа и кукольных театров и т. д. Написана статья в 4 печатных листа «Кукольные театры Ленинграда за 25 лет».
Состоя референтом в Нейрохирургическом институте весь 44-й год, перевела с французского книги Дельма и Ло «Анатомия вегетативной нервной системы», Маларэ «Вегетативная иннервация сосудов нижних конечностей».
За 44-й год перевела с французского «Хроники моей жизни» Игоря Стравинского.
С февраля 1945 года преподаю историю искусства в Художественном ремесленном <училище> № 9.
Перевожу Стендаля «Воспоминания туриста» по договору с Гослитиздатом.
Кроме всего этого, я горкому не пишу, что с января по июль 1943 года возилась с организацией петрушечьей бригады, которую у меня загубила А. Гензель. Июль, август, октябрь и ноябрь 1943 года писала декорации в Михайловском театре. И теперь с 15 XII 45 уже назначена художественным руководителем Кукольного театра при Доме пионера и школьника Фрунзенского района.
Für eine sehr alte Dame leiste ich wirklich viel.
И при этом сижу без гроша, на жизнь втроем никак не хватает.
Комментарии
Л.В. Шапорина вела дневники (с перерывами) почти всю жизнь. Самая ранняя из сохранившихся записей датирована 1 июня 1891 г. и содержит описание посещения ею, одиннадцатилетней девочкой, могилы умершей в младенчестве сестры Надежды и ожидания приезда отца (см.: РО ИРЛИ. Ф. 698. Оп. 3. № 90). Регулярно вести дневник Шапорина стала, по-видимому, незадолго до выпуска из Екатерининского института 17 ноября 1898 г. После переезда в Петербург в 1903 г. записи прекратились и, как можно предположить, не велись до 1927 г. (единственное исключение – обширная запись 1 марта 1917 г. о событиях Февральской революции). Характерно, что через месяц после гибели Н.Н. Сапунова в 1912 г. Шапорина описала как это событие, так и историю своих взаимоотношений с ним в отдельном тексте (Шапорина Л.В. О Н.Н. Сапунове / Публ. А.Г. Носовой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2001 год. СПб., 2006. С. 266 – 286). Если бы она вела тогда дневник, в него бы она и внесла соответствующие записи. В архиве Шапориной сохранился лишь листок с короткими, в одну-две строки, записями за четыре дня в апреле, мае, ноябре и декабре 1919 г. – преимущественно о ценах на продукты (РО ИРЛИ. Ф. 698. Оп. 1. № 25. Л. 1).
Весной 1927 г. в Париже Шапорина возобновила ведение дневника (в 1925 – 1926 гг. «не написала ни строчки», – записала она в дневник 13 октября 1930 г.), а с декабря 1928 г., после возвращения в Ленинград, без малого сорок лет (последняя запись была сделана 19 марта 1967 г., за два месяца до кончины) дневник был ее постоянным и самым задушевным, как она сама писала, собеседником. На этом фоне бросается в глаза отсутствие дневника за 1940 г.; причины этого пробела не известны.
Шапорина вела дневник в общих тетрадях, а во время войны в так называемых амбарных книгах, куда переписывала и записи, сделанные иной раз на отдельных листах во время дежурства в госпитале.
Накануне своего семидесятилетия Шапорина стала перечитывать дневник, дополняя и поправляя дневниковые записи. В дневнике иногда встречаются следы вырезанных частей текста (иной раз нескольких листов подряд). Трудно судить о том, что изымалось, поскольку сохранившиеся дневниковые записи в изобилии содержат исключительно откровенные в политическом и этическом отношении суждения о событиях и людях.
В настоящее время дневник Шапориной хранится в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (за 1917 и 1927 – 1957 г.: Ф. 1086. Ед. хр. 2 – 12) и в Рукописном отделе Института русской литературы Российской Академии наук (за остальные годы: Ф. 698. Оп. 1. № 24 – 26).
Первую публикацию фрагментов из дневника Шапорина предприняла сама: в 1963 г. она трансформировала в повествовательный (беллетризованный) текст фрагменты о 1935 г. и под заглавием «Ленинград в марте 1935 года» послала в журнал «Новый мир». Публикация не состоялась: А.И. Кондратович, заместитель А.Т. Твардовского, сообщил Шапориной, что подобных материалов в портфеле редакции слишком много (см.: РО ИРЛИ. Ф. 698. Оп. 1. № 99).
К дневникам Шапориной обращались за разнообразными сведениями исследователи музыки, художественной культуры, кукольного театра, см.: Левит С. Юрий Александрович Шапорин: Очерк жизни и творчества. М., 1964. С. 311; Толстая Е.Д. Л.В. Шапорина в работе над оперой «Декабристы» // Декабристы: Актуальные проблемы и новые подходы. М., 2008. С. 532 – 549; Советский театр. Документы и материалы: Русский советский театр. 1917 – 1921. <Л.>, 1968. С. 288; Овсянников Ю.М. Если бы Наталья Данько вела дневники: Документальная повесть // Панорама искусств. М., 1983. [Вып.] 6 (использованы записи бесед с Шапориной в начале 1960-х гг.). Сама она написала воспоминания о Е.С. Кругликовой (Елизавета Сергеевна Кругликова. Жизнь и творчество: Сборник. Л., 1969. С. 68 – 70).
С конца 1980-х гг. стали появляться тематические публикации фрагментов дневников: Анна Ахматова в дневниках Л.В. Шапориной: (1930-е – 50-е годы) / Публ. В. Сажина // Ахматовский сборник. Париж, 1989. [Вып.] 1. С. 205 – 213 (с дополнениями см. в: