Со старшей сестрой Елены Яковлевны – Натальей Яковлевной Данько, скульптором фарфорового завода им. Ломоносова, – я познакомилась в 1909 году, когда ей было 17 лет. Наша долголетняя дружба прервалась только с их злополучным отъездом в начале 1942 года в эвакуацию, отъездом, стоившим жизни всей семье. Елена была моложе сестры лет на шесть, ей было тогда 18 или 19 лет. Эта очень молоденькая тоненькая высокая девушка с умным и интересным лицом педантично серьезно и добросовестно относилась к делу, к своей работе. Я забыла, по какому поводу, но очень хорошо помню, как шутя сказала ей: «Я почти вдвое вас старше, но чувствую себя иногда гораздо моложе вас». Педантизм ее шел от большой молодости, но углубленная серьезность являлась основной чертой ее характера. Жила она в то время одна, и жилось ей трудно – впроголодь. Водить кукол было нелегко, в особенности на первых порах, с непривычки. Надо было работать, стоя на высокой тропе[988], опираясь грудью на перила, наклоняясь над планшетом сцены и низко опустив голову. Бедной девочке несколько раз делалось дурно на тропе, и товарищи снимали ее вниз – отдышаться. Она рассталась с нами в ноябре 1919 года, чтобы переехать к матери и сестре, жившим за фарфоровым заводом на проспекте села Смоленского; ездить оттуда ей было, конечно, не под силу.
Елена Яковлевна проработала у нас неполный год, но за это время успела полюбить марионетку и поняла диапазон ее возможностей. Это знание марионетки отразилось на всей ее драматургии для кукольного театра.
«Красная Шапочка» была ее первой пробой, еще совсем наивной и сырой. «Сказка о Емеле» ([19]20) была уже гораздо лучше и конструктивнее. Затем идет целый ряд пьес: «Пряничный домик» ([19]23), «Колобок», «Дон Кихот», «Страшный сон» и в [19]28 году «Гулливер у лилипутов», который до сих пор не сходит со сцены. Режиссерски его блестяще решил Тверской. Здесь впервые был введен живой актер, Гулливер, играющий с маленькими, смехотворными существами. Затем она великолепно инсценировала «Золотой ключик» А.Н. Толстого (1936), сохранив всю кукольную фантастику этой чудесной сказки, Толстой остался очень доволен этой инсценировкой. Последняя работа Елены Яковлевны для театра (1937), «Буратино у нас в гостях», – это приключения героев толстовской сказки в СССР. Пьесу эту очень любили ребята, шумно реагировали на все каверзы Карабаса и на победу любимого Буратино. В прелестной повести Ел. Данько «Деревянные актеры» мы видим, как глубоко она поняла марионетку, характер ее пластики и выразительности, технику построения и вождения, как любила она этот театр.
О литературных и литературоведческих работах Елены Данько я говорить здесь не стану.
Несмотря на дальность расстояния, я очень любила бывать у сестер Данько и их милой матери Ольги Осиповны. У них дышалось чистым горным воздухом.
Почти в одно время с Е.Я. Данько к нам поступила Вера Георгиевна Форштедт, о которой я уже упоминала.
В 1916 году Н.В. Петров предложил ей театральную работу. Но когда, придя к нему, она узнала, что речь идет о театре марионеток, разочарование было полное. Она училась в это время в Школе сценических искусств у Петровского и мечтала об артистической карьере. И вдруг куклы! Это ее совсем не привлекало.
«Вот, посмотрите», – и Петров дал ей в руки куклу Аркашку. Это была чудесная марионетка Козлова, особой конструкции, очень подвижная и выразительная.
Аркашка был так обаятелен, что пленил сердце Веры Георгиевны, и она увлеклась марионетками на всю жизнь.
Петров уехал, махнув рукой на Кукольный театр, к которому больше не возвращался. В.Г. окончила школу у Петровского, и студия командировала ее летом [19]17 года в Славянск. Летом [19]18 года играла в Сестрорецке в театре миниатюр. В том же году в Петрозаводске вместе с актером Брифом она поставила с петрушками «Царевну-лягушку». Но тут В.Г. получила мое письмо и в феврале [19]19 года присоединилась к нам.
В.Г. была опытнее нас. Несколько месяцев работы у Петрова дали ей известные навыки вождения куклы, она поняла ее пластику, ритм ее жеста. Как театральный и очень талантливый человек, бесконечно добросовестный и любящий свое дело, В.Г. являлась для нас очень ценным товарищем. Она сразу же укрепила наш коллектив. Работая у нас, В.Г. в то же время занималась в Эрмитажном театре у Мейерхольда – играла Валера в «Мнимом больном». После года работы у нас ей пришлось уехать с мужем, способным режиссером А.В. Туцевичем, в Псков, а затем в Петрозаводск. Здесь она не забывала марионеток и разработала целый комплекс ритмических упражнений для кукол.
Весной 1923 года, когда мы обосновались в ТЮЗе, я опять вызвала Веру Георгиевну. Она приехала и с тех пор уже не расставалась с Кукольным театром, со своим коллективом.
В.Г. Форштедт и Е.Я. Данько жили в районе Литейного. Идти им было по пути. Из Народного дома до Литейного не рукой подать – дорога длинная, через мосты, вдоль «Невы державного теченья»… Елена Яковлевна читала Блока, Пушкина, Ахматову… Они и не замечали, как приходили домой.
Вслед за «Красной Шапочкой» Данько написала «Сказку о Емеле-дураке» по инициативе Елены Сергеевны Кругликовой, которая очень увлекалась этой сказкой. Ставил ее также Тверской, декорации и костюмы – Кругликовой. Мы приурочили первый спектакль к годовщине открытия театра.
12 апреля 1920 года состоялась премьера «Сказки о Емеле-дураке» в 7 картинах.
Эта пьеса очень сценичная и на редкость кукольная. Реальный быт в ней весь пронизан сказочной фантастикой; все предметы деревенского обихода – печка, ведро, топор, сани, – двигаются сами собой, по щучьему велению. Зрители, как большие, так и маленькие, очень любили этот спектакль. Мы также возобновили, вернее, заново поставили «Царя Салтана», заказав на этот раз музыку композитору Вере Виноградовой.
Уже 17 апреля 1920 года в «Жизни искусства» была напечатана очень интересная статья Вл. Соловьева о нашем театре «Вместо рецензии». Я привожу некоторые выдержки из нее: «На этой неделе в здании Петроградского драматического театра любезно открыл свои двери Кукольный театр. Труппой марионеток под режиссерством К.К. Тверского и в декорациях Е. Кругликовой с надлежащим старанием и сценической убедительностью была разыграна “Сказка о Емеле-дураке”.
Успеху пьесы много содействовали героические усилия лиц, именуемых невропастами, за несколько месяцев работы, правда, еще не овладевших техникой, которой обладали профессионалы-кукольники, но преодолевших весьма мужественно и упорно ряд затруднений, встречающихся в сценической практике управления куклами.
Кукольный театр в России дело сравнительно новое. После театра марионеток Ю.Л. Слонимской (1916), кажется, инициатива Л. Яковлевой является единственной в изыскании и осуществлении путей кукольного театра. И вместе с тем возникает ряд вопросов, разрешение которых крайне необходимо для отыскания русла, по которому должна идти жизнь этого театра марионеток».
В.Н. Соловьева интересует вопрос о характере и стиле спектаклей, вопрос репертуара. Он пишет: «Марионетки смогут создать особый вид театральных представлений, тяготеющий как к сценической фантастике, так и к политической сатире». Затем о технике, театральном убранстве и выделке кукол: «Костюмы кукол по рисункам Калмакова в театре Ю. Слонимской страдали излишней изысканностью и стремлением к ретроспективной мечтательности. Куклы работы Кругликовой в сравнении с ними – значительный шаг вперед…»
1 мая 1920 года наш театр принял участие в грандиозном праздновании этого дня.
Я привожу протокол отчета о проведении празднества, чтобы сохранить свежесть восприятия того времени.
Передвижная сцена Кукольного театра п.р. Яковлевой была установлена на cпециально сооруженной площадке около Кофейного павильона Росси[989]. Белый портал и ширмы миниатюрного театра очень хорошо вырисовывались на фоне молодой зелени, привлекая своим видом внимание многочисленной публики. Спектакли начались с 8 ½ часов вечера и шли по несколько раз с 15-минутными перерывами. Программа была составлена из очередных постановок театра. Шли «Цирк» – текст Гибшмана, «Зверинец» – его же, и «Емеля на войне, или Разговор русского с немцами» С. Радлова. Спектакли прошли с громадным успехом при большом стечении публики. Вся площадка была запружена народом, дети сидели на деревьях и статуях. Последний спектакль дали по требованию публики после 12 часов, несмотря на огни фейерверка на Марсовом поле».
В молодости мне пришлось видеть такие великолепные иллюминации, как 14 июля в Париже, в день взятия Бастилии; на Женевском озере в праздник гостиниц и санаторий. По берегу озера и по всем склонам гор сверкали огни, как драгоценные ожерелья. Мы любовались с середины озера, черного, как китайская тушь; в нем отражались все огни и огненные пальмы и мельницы фейерверков.
И все-таки я должна сказать, что никогда не видала прекраснее фейерверка, чем в ту белую, прозрачную ночь 1 мая, с розовыми сияющими огнями на светлом бледно-бледно-зеленом весеннем небе Петрограда.
В этот день на портале б[ывшей] Фондовой биржи был поставлен массовый спектакль: «Гимн освобожденного труда», мистерия, посвященная 1 мая. Начало в 10 вечера. Поставил это «действо» С. Радлов. Серж, гимнаст и наездник, выезжал на белом коне в костюме Наполеона на портал биржи. По его словам, самое трудное было ввести коня по ступеням биржи.
В Летнем саду, на ступенях Инженерного замка, артисты Большого оперного театра (Мариинского) исполняли оперу «Паяцы». Было оборудовано 10 трамвайных площадок, курсировавших по городу, и 3 грузовика.
Площадка Радлова: «Разделение России», 6 спектаклей.
Площадка Орлова: «Бродячие музыканты», 4 спектакля.
Площадка Гречнева: «Русские песни в лицах», 9 спектаклей.
Площадка Пиотровского: «Последний царь», 8 спектаклей.
Площадка Соловьева: «Счастье планеты», 11 спектаклей.