24 февраля. Какой я провела вчера интересный вечер! Я обедала у Натальи Васильевны, были блины. Она мне звонила утром и сказала, что будет Вера Белкина, Митя с женой и приехавшие из Москвы Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич с женой. Владимиру Дмитриевичу 79 лет. Это живая летопись революции и всей нашей эпохи за 50 лет. Он был очень близок с Лениным и был деятельным участником политической жизни, пока был жив Ленин. Он был комендантом поезда, на котором правительство переезжало в Москву, руководил их расселением в Москве. Ленину дали квартиру в три комнаты с кухней. «Зачем так много, – возмутился тот, – мне хватило бы двух комнат». А жил он с женой и сестрой[492]. Наталья Васильевна спросила его: а как относился Ленин к Бухарину? Бонч немного замялся: «Не любил»[493]. «А домашние Владимира Ильича очень любили Бухарина», – сказала жена Владимира Дмитриевича.
Рассказал очень интересную биографию Демьяна Бедного, и оказалось, что легенда о том, что отец Демьяна был придворным лакеем вел. кн. Константина Константиновича, ни на чем не основана, но все же она такова, и вел. кн. Константин Константинович в ней рисуется таким гуманным и культурным человеком, что в настоящее время ее не напечатаешь. Родители Демьяна были крестьяне, и дома условия жизни были тяжелые. Мать, распутная баба, довела отца до того, что он бросил семью и ушел в Сибирь. Учительница обратила внимание на способного мальчика и поместила его в фельдшерскую школу в Пензе. Он прекрасно учился и стал писать стихи. Ждали приезда вел. кн. К.К. для осмотра школ. Директор и посоветовал Придворову написать оду, посвященную К.К. На уроке директор отрекомендовал юношу как поэта, тот прочел свою оду, вел. кн. просил почитать и другие стихи, очень одобрил и велел прийти к нему. Спросил, чего бы ему хотелось. «Учиться, поступить в университет». К.К. устроил его в гимназию, затем в университет, одел его и продолжал следить за его развитием. Способности у Демьяна были редкие, он увлекся латынью и греческим и совершенно свободно читал на этих языках.
Когда его стихи были напечатаны в «Русском богатстве», вел. кн. ему сказал: «Что же, в левых журналах печатаешься?» – «Какой же это левый, – я скоро еще левей писать буду».
Позже Демьян написал К.К. письмо, в котором он горячо благодарил вел. кн. за заботы и добавлял, что он – плебей и что его тянет к тому классу, из которого он вышел, и поэтому просит вел. кн. предоставить его самому себе. Письмо, по словам Бонча, было очень хорошее. К.К. прислал ему свой портрет с надписью, которая впоследствии спасала его при обысках (при старом режиме, конечно).
Бонч правоверный большевик, но большевик эпохи Ленина. Сейчас Бонч-Бруевич не ко двору, его убрали из директоров Центрального музея[494]. Поэтому звучит невероятно смешно, когда жена рассказывает, что осенью они заквасили 400 кг капусты, наварили 160 кг варенья, живут на собственной даче в Барвихе, своя машина и т. п.
Он оставил Наталье Васильевне свои воспоминания об Алексее Николаевиче, о встрече с ним в 42-м году. На другой день Н.В. позвонила мне и просила прийти, чтобы вместе прочесть их. Толстой приехал временно, кажется из Ташкента, и они поехали вместе посмотреть, в каком виде находятся их дачи после того, как в них были расквартированы наши военные части. И Боже мой, какое возмущение, какие громы и молнии на этих «мародеров, вандалов и дикарей»… (только что отогнавших немцев от Москвы!)
Он приводит свои разговоры с Алексеем Николаевичем, причем, конечно, заставляет Толстого высказывать его собственные, бончевские мысли, свою неудовлетворенность настоящим режимом. «Наша великая Конституция выполняется на 5 %, и все наши помыслы должны быть направлены на осуществление ее…» Это главный лейтмотив воспоминаний[495]. Это, конечно, не слова Толстого. Наталья Васильевна хорошо его знала, по ее словам, последнее время А.Н. скорее идеализировал все совершающееся, чтобы не нарушать своего покоя.
Он не был воителем, а шел на все компромиссы.
11 марта. В последнюю субботу на Масленице я была на блинах у Успенских. Там были Вера Белкина, Наталья Васильевна, Костенко и еще одна пара, причем жена, красивая брюнетка, – племянница Айвазовского. Кроме последних и Константина Евтихиевича, все мы провели всю блокаду здесь, и как-то случайно заговорили о том времени, которое ни один из нас не поминал лихом, несмотря на пережитые ужасы. Успенские жили в подвалах Академии художеств, где ютилось много художников. Успенский вспомнил Билибина. Иван Яковлевич, по его словам, поражал силой своего духа. «Мы сидим, бывало, еле живые, подходит Иван Яковлевич: “Пойдемте, я вам покажу мои египетские фотографии”; мы идем за ним, он рассказывает столько интересного, что забываем всё и слушаем его до часу ночи. “Ну, завтра Шурочка задаст мне головомойку”, – смеется он».
Он работал до последней минуты, со светильничком, и последний его рисунок великолепен. «Он уже лежал, я сидел около него, было поздно, я страшно устал, хотелось лечь спать. Поднялся. “Посидите еще, Владимир Александрович, завтра мы уже не увидимся”, – сказал Билибин. И когда я утром к нему пришел, его уже не было в живых, его унесли из комнаты».
В бумажнике Билибина было две его фотографии, одну взял Успенский, другую Корнилов. Под подушкой лежала записная книжка, которая бесследно исчезла.
13 марта. Катины впечатления после «Грозы» в Театре комсомола[496]: «Вот дурочка, чем топиться, сошлась бы с Борисом и уехала куда-нибудь».
Е.М. Шереметева рассказывала, что молодежь в Театральном институте совсем не понимает Анну Каренину: «Взялась бы за дело, чем бросаться под поезд. Без дела, конечно, всякое взбредет в голову». «Какая же героиня Наташа? Конечно, девушка интересная – в начале; а под конец никакой интеллигентности». Наташе и прежде многие ставили в упрек пеленки. Забывали, что в «Декабристах», когда Пьер с семьей возвращается из ссылки, Толстой пишет, что его жена принадлежит к тем женщинам, которые…
und weben
Himmlische Rosen ins irdische Leben[497].
16 марта. Получила письмо от Е.М. Тагер, прислала несколько своих стихов. Из них самое сильное впечатление произвели на меня эти:
Я думала, старость – румяные внуки,
Семейная лампа, веселый уют.
А старость – чужие холодные руки
Небрежный кусок свысока подают.
Я думала, старость – пора урожая,
Итоги работы, трофеи борьбы.
А старость бездомна, как кошка чужая,
Бесплодна, как грудь истощенной рабы[498].
Почему такое озверение всего человечества? Прежде было понятно: скатились из Азии варвары, разрушили до основания Римскую империю, на мир спустилась ночь. Но теперь-то никакие Аттилы и Тамерланы не падали с луны, а люди превратились в гиен, перегрызающих друг у друга горло. Бактериологическая война, немецкие и наши концлагеря!! Расизм Гитлера! Мне кажется, тут не без космического влияния. М.б., солнечные пятна, магнитные бури, что-нибудь неведомое. Новое средневековье. Ожесточеннее, чем все гунны и вандалы, взятые вместе.
23 марта. На днях Катя пригласила мастера своего цеха, он и профком цеха. Пришел этот дядя Саша прямо с работы, Катя накормила его обедом, а к чаю позвала меня. Он коренной ленинградец, выборгский рабочий, уже немолодой. Небольшой, со сморщенным лицом и круглыми черными и острыми глазами из-под густых бровей. Весь коричневый. Мы вспоминали с ним наводнение 24-го года. Семья его отца жила в полуподвальном помещении Медицинской академии по Клинической улице[499], все было залито водой. Студентов-медиков направили спасать имущество полуподвальных жителей, и они вытащили их пианино, его сестры учились музыке.
В прошлом году дядя Саша жил на даче километрах в 20 от Толмачева, и вот что он рассказывает о колхозной жизни: по плану колхоз должен был засеять больше земли, чем в предыдущие годы. Засеяли, а убирать некому. Работоспособных было 10 женщин от 35 до 45 лет. Справиться с уборкой всего посеянного они, конечно, не смогли. Питались плохо. Редко у кого была корова, 2 – 3 куры. Соберут за неделю яйца и бегут на рынок продавать, чтобы купить себе хлеба, которого у них не было вовсе. Очень голодно живут.
Позже я спросила Катю, почему же все-таки все бегут из деревни. «Не может человек себя оправдать в колхозе, на трудодни почти ничего не дают. А молодежь уходит, потому что, как только кончаются полевые работы, всех гонят на лесозаготовки, а вернутся в апреле, их уже ждут наряды на лесосплав. Отказаться нельзя, сейчас в суд или к прокурору. Ни обуви, ни одежды не дают, все свое. Есть там столовые, за все плати. Мать рассказывала, что в прошлом году ребята «распухли от денег, получили за всю зиму по 1000 рублей» (за 5 или 6 месяцев). За эти деньги они должны были кормиться, одеваться и обуваться всю зиму. Да из деревни привозили себе картошки.
31 марта. Была вчера второй раз на выставке Билибина[500]. Я встречалась с Иваном Яковлевичем, но не знала его совершенно. Он представлялся мне веселым bon vivant[501], остряком, и поэтому портрет Кустодиева[502] меня удивил, когда я увидала его на открытии выставки. Народу тогда была бездна, много знакомых, осмотрела я выставку очень поверхностно. А вчера я долго стояла перед этим портретом и пришла к выводу, что, пожалуй, он может служить ключом к его пейзажам; или, вернее, пейзажи являются ключом к тому сокровенному, что лежало в человеке.