Нет Анненкова, нет Полины Гёбль, но, пожалуй, они правы, заменив их вымышленными героями. Я еще в Детском в начале 30-х годов высказывала и Юрию и Толстому свое возмущение по поводу того, что они создавали вокруг исторических персонажей фантастические конъектуры, вроде встречи Полины с Николаем I на балу. Все арии и хоры декабристов замечательны. Но Охлопков, известный режиссер, в сценах в трактире и у Рылеева, как только дело доходит до хора, выстраивает декабристов во фронт параллельно рампе лицом к публике. Нелепо. Я заметила об этом Юрию. Охлопков объясняет это тем, что они военные!! Надо же придумать! Как будто он имеет дело с солдатами, а не со сливками аристократии.
Оказывается [мне позже сказал об этом Рождественский], и Щепин-Ростовский, заменивший Анненкова, тоже историческое лицо, тоже декабрист, но по своему характеру – полная противоположность Анненкову. Это бретёр в стиле Долохова. Музыка, характеризующая Анненкова, никак не подходит к стилю Щепина-Ростовского. Он хотя и Рюрикович, но из захудалого, обедневшего рода, и роскошная усадьба Анны Ивановны Анненковой с сенными девками и приживалками не к лицу обедневшей княгине. Анненков был изъят только потому, что Полина – француженка.
Пробыла я в Москве две недели. Васина семья мне нравится, хорошие они люди, мать прямая, добрая, любящая женщина, Соня очень женственна и бесконечно обаятельна, Любочка – душка, и мне жалко их, потому что, мне кажется, Вася никогда не сможет создать им легкую интересную жизнь. Он неврастеник pur sang[525] и не умеет занять то место в жизни, которое, казалось бы, уготовано ему его дарованием. Жаль мне его очень, но по отношению ко мне он невыносим. В последний вечер моего пребывания[526]
10 августа. Печоры. Сейчас вернулась от ранней обедни. Сидя со стариками на скамейке в полутемноте Успенского собора[527], я думала: как скоро пронеслась жизнь, износились до конца физические силы; голова свежа, а сил никаких. Ничто не сбылось из всех надежд, все обмануло, и любовь, и семья, и живопись, и даже кукольный театр украли.
И так тяжело-тяжело. Долг свой я, кажется, выполняла честно, по мере своих сил, осталось впечатление, что вся моя жизнь за последние 35 лет была сверх моих сил и я, как измученная кляча, везла (и везу) свой воз, выбиваясь из сил, понуря голову.
25 августа. Жизнь только тогда хороша (для меня), когда теряешь ощущение земного притяжения. Это я осознала этой зимой, после одного из концертов Юдиной, когда она божественно и одухотворенно играла Бетховена или Баха[528]. Со мной это бывает, когда что-нибудь приводит душу в восторг. Природа, музыка.
14 октября. Узнала, что Екатерина Николаевна Розанова, осужденная на 10 лет, подала кассацию, после чего получила двадцать пять лет каторжных работ.
Лида Брюллова, по мужу Владимирова, внучка Александра Брюллова и внучатая племянница Карла, подала прошение, ввиду готовящегося юбилея Карла Брюллова, о разрешении ей проживать в городах Центральной России. Ей отказали. Живет она в Узбекистане в г. Ленинске. Муж, из-за которого вся семья была выслана, давно умер, Лида отбыла все сроки, уже прошло 17 лет! Идет сейчас съезд партии[529]. Хоть бы один запрос, слово критики – нет, все прекрасно, непогрешимо. On roule comme sur des roulettes[530]. Ахти тошненько! Как говорила наша милейшая хозяйка в Печорах.
21 октября. Вчера вечером была с Маргаритой Константиновной у Лозинских. Они обаятельные люди. Мы очень уютно провели вечер. М.Л. прочел свой великолепный перевод армянского поэта XIII века с очень мудреным именем, которое я, конечно, забыла[531]. Рассказывал очень интересно об их пребывании в Константинополе в 12-м году, о кружащихся и воющих дервишах. Ему трудно говорить, он задыхается, а говорить он мастер, тонкий и остроумный.
27 октября. Заболела Соня 20-го, и опять я в смертельном страхе. Болят коленные суставы, высокая температура, предполагают суставной ревматизм. При ее пороке сердца еще эта нагрузка! Пока, к счастью, ухудшения в сердце не находят. Но это пока, а что дальше будет?
Медицинская помощь детям у нас действительно прекрасно поставлена, это единственное светлое явление в моем поле зрения.
Участковые детские врачи по большей части очень внимательные и достаточно опытные. На нашем участке за эти 6 лет пребывания у меня детей сменилось много докторов-женщин, среди них Вейсблат, Кузовкина и последние два года Гайкович – само внимание. Ревматолог, специалистка по сердечным заболеваниям Евгения Абрамовна Фрадкина была третьего дня, Соня у нее на учете – прекрасный доктор. В прошлом году она возила Соню в Педиатрический институт на консультацию специалистов-профессоров. И все это бесплатно.
Эти бедные докторши загружены безмерно. В моменты грипповых эпидемий у них бывает столько вызовов, что они ходят по больным до позднего вечера. А заработок у них грошовый, кажется, 600 рублей в месяц. Но есть и большое НО – это именно их чрезмерная перегруженность. За двухчасовой прием в поликлинике они пропускают иногда до 30 детей, а кроме того, вызовы на дом.
Может ли доктор отдавать себе трезвый отчет в состоянии больного ребенка при такой издерганности и усталости? Я думаю, что нет.
У нас принцип, или, вернее, правило, с каждого вола драть 7 шкур, во всяком случае, не меньше двух, а там пусть подыхают. И подыхают на ходу. Жалко, что ли?
11 ноября. 8-го вечером у Сони был сердечный припадок. Часов в одиннадцать вечера я прислушиваюсь – она как-то странно дышит, так часто, так часто, как запыхавшаяся собачонка. Пульс нормальный. «Что с тобой, Сонечка?» – «Трудно дышать, немножко бы воздуха». Я испугалась смертельно. Мне казалось, что она умирает, встала перед глазами смерть Алены. Вызвала неотложную помощь. Через минут пятнадцать – двадцать приехала докторша и ввела камфору, дала рецепт на кислородную подушку. Попросив Ольгу Андреевну посидеть у Сони, я пошла, вернее побежала, в аптеку, принесла подушку. Соню перепугало сначала шипение кислорода, но, привыкнув, она уже спокойно вдыхала струю, спокойно заснула. Я же почти всю ночь не спала, прислушиваясь к ее дыханию. Произошло это, по-видимому, оттого, что днем Соня поела много пирожков, принесенных ей ее подружкой Ирой. Это надавило на диафрагму. Я решила перевести ее на гомеопатическое лечение.
В 28-м Васю прекрасно лечили в Париже от того же самого. При эндокардите надо давать сразу же большие дозы салицила; ему давали первые дни по 10 гр. в сутки, а здесь Соне дают меньше 4 – это только вред.
Вчера вечером я была у А.А. Ахматовой и просила Наташу никуда не уходить до моего возвращения. Не пойти к А.А. я не могла, она сегодня уезжает в Москву заключать договор с Госиздатом на перевод «Marion de Lorme»[532]. Она навестила меня, как только вернулась из Москвы, затем я прихворнула, она опять пришла ко мне. Хотелось посоветоваться насчет Госиздата. Когда я вернулась в начале двенадцатого, Наташи не было дома, она исчезла, как только я ушла. И это после того, как за день перед этим был припадок. У Сони горел свет, ничего не было приготовлено на ночь. Я сейчас же навела порядок, и Соня пробормотала сквозь сон: «Пришла фея и сразу все устроила, я буду звать тебя фея Васильна». Это мать или мачеха? Или вообще черт знает что?
Ахматова читала мне свой перевод первого акта «Marion de Lorme». Прекрасный перевод, и прекрасные стихи.
А.А. умна, остроумна, образованна. Я знаю ее очень поверхностно, но в ней есть, мне кажется, одна характерная черта, которую я заметила: она остро впечатлительна.
Помню, как я ее встретила в первый раз по возвращении ее в Ленинград из эвакуации, в каком возбужденном от ужаса и возмущенном состоянии она была. Я еще обиделась тогда на нее за нас, блокадников. И несколько раз я замечала в ней эту черту. Так и теперь: по какому-то поводу я заговорила о предсказаниях Конан Дойля на основании спиритических сношений с загробным миром, что после мировой войны l’Angleterre sera crucifée и le monde spiritualisé[533]. «Ненавижу Конан Дойля», – сказала А.А., и вот почему. Когда она была в Ташкенте, группа детей-подростков убила старуху и ограбила ее. Их всех быстро переловили, судили, и когда на суде спросили, зачем они выкололи глаза убитой, мальчик ответил: они читали у Конан Дойля, что в зрачке умершего запечатлевается виденное им в последнее мгновение!
«Убийство – это грязь, кровь, ужас, – продолжала А.А., – а этот чистоплюй с его Шерлоком Холмсом выдумывал у себя в кабинете шахматные ходы, чтобы запутать читателя, который до последней минуты не мог отгадать, кто же преступник».
Заговорили о детской преступности, проистекающей из-за беспризорности детей, из-за отсутствия дома матери. Мать на работе, у ребенка нет «дома». Я рассказала историю Вусковича. У художника Вусковича сын; с женой он разошелся, а сын остался при отце. Их знакомая, пожилая дама, принимала большое участие в мальчике, баловала его, считалась родственницей. Мальчик вырос, должен был уже служить в армии; пошел с любимой девушкой и товарищем к доброй тете, она их радостно приняла, угостила чаем, и они ее убили. Ограбили, уехали в Москву продавать награбленное, покутили там, вернулись в Ленинград, юношу, кажется, вызывали как хорошо знавшего убитую, а затем он уехал на Дальний Восток по месту своей службы. А следствие велось и докопалось до преступников. На суде этот герой в свое оправдание сказал, что его избаловала мать, а что первый удар их жертве нанесла любимая девушка. Им дали по 25 лет каторжных работ, столько же, сколько кристально чистой Е.Н. Розановой.