Дневник. Том 2 — страница 55 из 131

Я сразу почувствовала себя человеком и с жадностью, именно с жадностью принялась за работу. Перевод, правда, не очень большой, всего листов 7 – 8, и оплачивается меньше, чем в Ленгосиздате, там 1000, здесь 750, но зато после выхода первых 15 000 переиздается в 100 000 экз., и тогда нам платят 200 % с листа. Только бы дожить. Дальше менее приятное событие, даже совсем грустное: продажа всей «Русской старины» за 3200. Больно мне было очень, но так как переговоры шли с ноября месяца, я успела себя подготовить к этому, создать в себе какой-то иммунитет к этой утрате. Ничего поделать не могла, столько долгов накопилось, дети жили впроголодь. И за месяц, за февраль, истрачено почти все. И немудрено. Еще событие: 10-го приехал Вася и сразу же взял у меня 800 рублей.

Он был вызван телеграммой в Театр комедии на место главного художника. Директор Городецкий и гл. режиссер Познанский за месяц перед этим были в Москве в поисках главного художника, смотрели Васины эскизы, и Комитет по делам искусств им рекомендовал Васю. Беспалов предложил Васе Минск[552].

5 марта. Сталин умирает. Стендаль писал: «Les tyrans ont toujours raison»[553]. А я добавлю: «Les tyrans meurent toujours tranquillement dans leurs lits»[554]. А Генрих IV, Александр II погибают от руки подлых убийц. Seul rois de qui le pauvre ait gardé la mémoire[555]. А уж что Александра II помнили крестьяне до самой революции и позже, это я знаю, слышала и видела своими глазами их поминальники. У каждого мужика, у каждой бабы в поминальнике был записан «государь император Александр Николаевич», и они поминали его всякий раз, как бывали в церкви. Был он записан и в поминальной книжке нашей чудесной любимой няни Елизаветы Ивановны Кочневой, жившей еще при крепостном праве. Она умерла в 1905 году 70 лет от роду. Крестьяне-то хорошо знали цену своего освобождения от крепостного права и совершенно справедливо считали, что Александра II убили «господа» [за уничтожение крепостного права. Мне пришлось слышать в 33-м или 34-м году такое твердое убеждение от старого мужика, который вез меня от станции Некоуз[556] к Морозовым]. А разве графиня Перовская, Николай Морозов, Вера Фигнер и tuttu quanti не господа, беспочвенные господа, не знавшие и не хотевшие знать, на чьи деньги они работают?

Если Ленина до революции в заграничных революционных кружках звали «твердокаменным», то как же назвать Сталина, с чем сравнить его твердость и беспредельную жестокость?

6 марта. 8 утра. Прослушала сообщение о смерти Сталина Центрального Комитета партии, Верховного Совета и Совета министров. Как у нас принято, «за упокой» не может кончаться ни одно выступление, даже некролог, так и это сообщение говорило не столько о заслугах Сталина, сколько о роли «великой коммунистической партии Советского Союза» и кончилось за здравие великой советской родины. Можно ли себе представить, чтобы француз воскликнул не «Vive la France»[557], a «Vive ma patrie républiquaine»[558]! Вот и я хочу дожить до того момента, когда Россия станет называться Россией, а советский народ (какая бессмыслица!) станет опять великим Русским народом.

Я нашла у Victor Hugo («Littérature et philоsоphie mêlées», 30-е годы XIX века) такие слова: «l’Angleterre se soutient, la France se relève, la Russie se lève»[559]. По-моему, замечательные слова.

Конечно, Сталин был одним из тех, кто внес свою большую долю в созидание этого подъема, несмотря на большие ошибки. Эх, не прочесть мне следующей страницы истории, а там будет все известно: кто что делал, [и кто в чем был виноват], и кто в чем ошибался. Отпадет весь анонимат наших дней.

А все-таки – что готовит нам грядущий день? Или месяц? Апрель?

9 марта. Гудят все заводы, пушечный салют, всегда напоминающий обстрел. В Москве похороны. Вся наша молодежь и дети ушли на Дворцовую площадь[560].

Слушала у Гали по радио речь Маленкова и часть речи Берии…Вэликое наслэдство… Все они гораздо больше говорят о партии, монолитности партии, необходимости сплотиться вокруг партии и т. д., чем о Сталине.

Маленков вообще поторопился. Он не только сапог не износил, он даже похорон не дождался, чтобы перекроить все министерства, удалить кого нужно, других приблизить. Да еще довольно бестактно указал, что это постановление делается во избежание паники. У кого паника? Очень умный шаг – возвращение Молотова на прежнее место министра иностранных дел и привлечение бесконечно популярного и любимого всеми Жукова[561].

6-го была на траурном митинге в Союзе писателей. Зал был полон. Первым выступил сочинитель пошловатых эстрадных номеров и пьес В. Поляков. Говорил просто и тепло. За ним Леонид Борисов – чуть что не рыдал. Лицо искажалось судорогами, нижняя челюсть дрожала, он якобы старался не разрыдаться. Ему 50 лет с небольшим, а на вид все 70. Поэты начали читать свои стихи. У всех слышались одни и те же слова и рифмы. «Отец» – рифмовалось с «сердец». Елена Рывина, в черном, взойдя на эстраду, долго не могла начать, кусала губы, всем видом показывая, что еле удерживается от слез. Крашенная стрептоцидом Вера Панова говорила умно, не забыла слегка упомянуть о своем троекратном лауреатстве: «Какое счастье, когда твой труд понравился ему…»

Я была там с А.А. Ахматовой, которая зашла за мной. Она была в Союзе первый раз после 46-го года. Все же и теперь у нее вид королевы.

Салюты кончились, и по радио слышен веселый марш. Le roi est mort, vive le roi[562].

13 марта. Из действительной жизни, но похоже на анекдот: Мариэтта Шагинян написала повесть о детстве Сталина, одарила его от молодых ногтей умом, гениальностью, прозорливостью и т. д. Книгу до печатания дали на прочтение Сталину. Десятилетний мальчик предавался философским размышлениям, а Сталин написал на полях: «В это время я гонял голубей». И наложил резолюцию: книгу не печатать, автора не преследовать[563]. А с другим автором получилось хуже. Аллилуева, сестра жены Сталина, несколько лет тому назад написала свои воспоминания о нем. Книгу напечатали. Артистка Беюл смонтировала ее для своего выступления и, как говорят, мечтала о Сталинской премии, и вдруг книга была запрещена и автор сослан[564].

Вот уж правда, не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

9 марта был опять траурный митинг. Опять читали стихи и просто говорили, все клялись работать с удвоенной силой, чтобы поднять советскую литературу на недосягаемую высоту. Бедные пигмеи.

Разжиревший Авраменко, с черными густыми, закрученными кверху усами, точь-в-точь провинциальный армейский штабс-капитан, Саянов в таком же роде.

Митя Толстой рассказывал, что на траурном митинге в Союзе композиторов евреи рыдали искренними слезами больше русских, ожидая погромы от нового правителя.

22 марта. Сейчас, как в 50-м году, распространяются повсюду слухи «из самых верных источников» о вредительской деятельности евреев. Учительница (еврейка) выгнала девочку из класса за шалости. Та спряталась за бак с кипяченой водой и увидела, как учительница вышла из класса, прошлась по коридору и, не видя никого, подошла к баку и бросила в воду какой-то предмет вроде катушки. Когда она ушла, девочка, заподозрив недоброе, пошла в учительскую и рассказала об этом. Воду отправили в лабораторию и нашли в ней туберкулезные палочки (рассказ Кати). Другой рассказ: арестовали докторшу (или сестру), отравляющую детей уколами, прививками. На допросе она заявила, что она не одна, а таких, как она, еще сотни. (Наташа из чесноковских сплетен.)

Кому-то, очевидно, нужно вызвать погром и опозорить наше «коммунистическое государство», а с ним и весь русский народ на весь мир.

После первого сообщения в газетах об аресте Вовси и других и характеристики сионистской антисоветской деятельности было несколько случаев избиения евреев. Приезжавший сюда В.И. Денисьев рассказал мне, что он как-то зашел в пивную. Рядом с ним стоявший у прилавка полупьяный тип обратился к нему: если ты русский, так пей, а коли жид – морду набью.

Кому это нужно? Сколько уже было таких неведомо откуда просачивающихся уток, которые повторялись решительно всеми; хотя бы взять слухи о черном вороне в начале 30-х годов. А «Вахрамеева ночь» в первые месяцы после октябрьского переворота, о которой тоже кто-то мечтал[565].

Мой оазис – Анна Петровна. Вчера, в субботу, и в понедельник она просила меня прочесть ей вслух главы из ее последней работы «Пути моего творчества». Умно, прекрасный язык и очень интересно.

12 апреля. Пошла к ранней обедне. В церковь не попасть, толпы перед всеми дверьми. Я осталась на улице в ожидании крестного хода, села на лавочку. Смотрю, стоит группа женщин рядом со мной и глядит на солнце. Солнце играет! Первый раз в жизни я видела это явление! Было пасмурно, солнце еще невысоко поднялось над крышами. Оно ежеминутно меняло цвет, этот цвет вился в нем, один оттенок переходил, кружась, в другой – то ярко-желтый, то розовый, малиновый, голубой. От солнца отделялись другие солнца ярко-желтого лимонного цвета с лучами и затем исчезали. Я насчитала три. Само солнце было в темном обрамлении облака, и потому особенно ярко светилась эта игра цветов. Я подумала: не круги ли у меня перед глазами? Нет, все их видели. По мере того как солнце поднималось, это свечение исчезало и исчезло совсем, но длилось довольно долго, минут 15 – 20.