Клавдия тоже побывала в своей деревне. Я их спросила, что они думают о новых льготах колхозникам[603] и вернутся ли теперь люди в деревню. «Нет, добром не вернутся. Не верят. Вот вы живете в городе, вы заработаете хоть триста, хоть двести рублей, это ваше. Вы больны – у вас бюллетень. У вас отпускные, пенсия. В деревне, сколько ни работай, ничего не заработаешь. Ты летом заболел – это голодная смерть и тебе, и твоим детям. Никто тебе ничего не подаст. Нет, в деревню не вернутся».
За 25 лет на наших глазах произошел невиданный в мире героический «исход» целого класса с насиженных и обжитых веками мест, со своей земли. «Земля и воля»[604]… Кукиш получили. Их обманули, и они молча ушли. Это грандиозно. А теперь посылают мальчишек и девчонок «на освоение целинных и залежных земель»[605]. Насильственно отправляют в колхозы и МТС[606] инженеров.
Что эти комсомольцы там сделают? Землю нужно знать. Мама училась у стариков, Василия Лазарева, Петра Степановича, а потом уж к ней приходили мужики советоваться, когда сеять да когда жать, как пахать?
А эти комсомольцы с заводов, никогда земли не видавшие, что они смыслят?
17 февраля. Меня вызвали в Союз писателей, чтобы выбрать делегата на профсоюзную конференцию. Присутствовала на открытом партийном собрании. Целый час взрослые люди, писатели, говорили о том, что у них плохо поставлена работа агитаторов (перед выборами в Верховный Совет), что в агитпункте нет каких-то брошюр и т. п. А я слушала и думала: о чем они говорят? Ведь король-то голый. Ведь с агитаторами или без них, все придут на выборы, получат бумажку с каким-то именем и не глядя опустят в урну.
Проводили Всеволода Петровича Воеводина в партию. Один из тех, кто его рекомендовал, писатель Капица, сказал: «Я же рекомендовал Воеводина в кандидаты. Но тогда у меня было одно сомнение, приверженность Всеволода Петровича к зеленому змию. Но за три года Воеводин исправился».
22 февраля. Была сейчас у Анны Петровны после перерыва недели в две. У нее опять было воспаление легких в слабой форме. Никого к ней не пускали, и даже свои именины бедная А.П. провела в одиночестве, и когда мы с Татьяной Борисовной привезли цветы, Нюша нас все-таки не пустила – доктор запретил.
Сегодня я нашла, что у нее хороший вид. А.П. была мне очень рада, она очень соскучилась в одиночестве. «Ваш приход для меня событие, – сказала она. – Знаете, я теперь пишу сонеты!» Сонеты не сонеты, но юморески из собственной жизни.
Человек только что лежал в полном бессилии, и мозг продолжает работать и творить. А.П. уже успела продиктовать Нине Владимировне два маленьких юмористических в 1 ½ странички рассказика, прекрасно написанных, отличным русским языком и с большим юмором. Один называется: «Сумбурное происшествие в очень степенном доме». Диву даешься такой неугасающей творческой энергии.
26 февраля. На днях я была у Маргариты Константиновны и советовалась с ней.
Все последнее время я мысленно сочиняла письмо Маленкову. Мне хотелось ему написать следующее: Берия казнен, его предшественников Ежова и Ягóду постигла та же участь. Все они оказались вредителями. Почему же дела их живы и апробированы тем самым правительством, которое их казнило? Почему не пересматривают дела миллионов сосланных, сидящих в лагерях или, после отбытия наказания, оставленных пожизненно в таких углах, куда и Макар телят не гонял?
Маргарита Константиновна на это мне ответила: «У вас есть сын, внуки, друзья, которым будет грустно, когда вас сошлют. Неужели они и без вас этого не знают?» И она рассказала мне, что когда она еще жила не то в Уфе, не то в Иванове, она приехала в Москву и, встретив у приятельницы ее большого друга, крупного коммуниста, рассказала ему все обстоятельства своего дела и просила совета, как хлопотать о снятии судимости.
На это он ей ответил: «Не думаю, чтобы это вам удалось. Вы слишком ни в чем не виноваты, чтобы пересматривать ваше дело».
Слишком ни в чем не виновата. А Е.М. Тагер, Е.Н. Розанова, Лида Брюллова, Евгения Павловна, Константин Константинович Тверской (Кузьмин-Караваев), все они слишком ни в чем не виноваты.
Сергей Радлов, ушедший с немцами, игравший у немцев, в общем предатель [вернее, изменник], уже отбыл свое наказание, выпущен и получил место режиссера в Минске [или Двинске[607] ]. Он слишком виноват, следовательно, его можно простить. А благородный, честнейший, чистый и бескорыстный К.К. Тверской погибает неведомо где и с 37-го года лишен права переписки!
Я готова иногда биться головой об стену.
«Новая эра, сдвиги». Где? Позволили ставить Ибсена и Л. Андреева и писать пейзажи.
2 марта. С месяц тому назад мне рассказали удивительную вещь. Рассказчица смутно знала подробности, но выводы ошеломляющие. Ученые обнаружили, что в составе древних тканей произошло изменение, изменилась формула. Их опыты ни к чему не привели, и они обратились к крупнейшему американскому ученому. Изучив вопрос, он пришел к выводу, что это явление – последствие разрывов водородной бомбы. Еще 200 взрывов – и все живое на нашей планете будет уничтожено, испепелится. Выпустили джинна из закупоренного кувшина, и он дает себя знать. Очень страшно. Может быть, люди и одумаются.
Вчера я с детьми была на блинах у Фришей. Я решила расспросить Сергея Эдуардовича. Как крупный физик, он должен знать правду. Я начала с того, что очень внимательно следила по газетам за Берлинским совещанием[608], и меня поразило то, что ни разу не подымался вопрос об «атомном оружии». Что слышала, будто атомная или водородная бомба оказалась слишком опасной для всего человечества. Фриш подтвердил это.
Недаром Господь Бог запретил вкушать от древа познания добра и зла.
Захотели вкусить с таким аппетитом этого самого зла, что чуть было не подожгли свою собственную планету.
14 марта. Голосовали, т. е. получили две бумажки, с именем Н.С. Тихонова на одной и ткачихи Материковой на другой, и опустили их в урну[609]. Эти «выборы» поставлены у нас виртуозно. Не все ли равно?
Видела сон: неизвестный старик мне сказал: братья будут здесь, ты их увидишь, верь, радуйся. Хоть бы! Боже мой.
А пока, сколько у меня огорчений, не перечесть. Во-первых, без работы. Катастрофа с Лениздатом дает себя знать[610]. Я теперь совершенно уверена, что Брандис ждал от меня взятки. Иначе ничем нельзя себе объяснить его поведение. Если бы он проредактировал или хотя бы прочел всю мою работу, хоть страниц двадцать, то можно было бы согласиться, что перевод плох. Но он проредактировал только те самые четыре страницы, которые перед этим корректировал М.Л. Лозинский! И он камня на камне не оставил от уже исправленного перевода. Подлец, и больше ничего.
Вчера я была у Трескунова. «Ах, знаете, к переводам теперь предъявляют такие строгие требования». На это я ему рассказала все, что только что написала. «Я это учту», – ответил он, пожимая обеими руками мою руку… Но ведь столько акул плавает в мелких водах Госиздата…
Вообще в этом направлении одно сплошное многоточие…
22 декабря 53-го, на мое рождение, был у меня Наташин знакомый, молодой режиссер С.С. Евлахов, для разговоров о еще не переведенной комедии Гольдони «I due gemelli veneziani»[611], которую я обещала ему перевести. Он видел эту комедию в Тифлисе в исполнении армянских артистов на армянском языке и очень был увлечен ею. Вещь, правда, очень интересная и созданная для хорошего актера, который должен играть обоих близнецов с диаметрально противоположными характерами. Роль для обаятельного Честнокова. Я, конечно, с увлеченьем начала переводить, перевела уже два действия, но договора со мной еще не заключили – и опять многоточие…
А дома огорчают дети, даже моя любимая Сонечка. Они унаследовали от матери скользкость какую-то. С Галей Старчаковой полный разрыв. У такого умного отца оказалась неумная дочь. На обеих сестрах я наблюдала одно явление, которого прежде никогда не замечала. С пробуждением чувственности страшное огрубение. У Мары это довольно быстро прошло, хотя тоже изводила она меня около года, потом раскаялась. Ее раскаяние не помешало мне пролежать 3 месяца со стенокардией. У Гали несколько иначе. В прошлом октябре она познакомилась с каким-то моряком (она признает только моряков). Как-то он пробыл у нее до утра, и с этого момента она как с цепи сорвалась. Катю, живущую с ней вместе, она не впустила в комнату. Еще приходили гости – Катю выгоняли. Тогда я к ней пришла и сказала, чтобы этого не повторялось. «Эта комната моя, – ответила она, – пусть Катя ищет себе угол, я собираюсь выходить замуж и пропишу здесь своего мужа».
«Комната эта не твоя, а моя, я за нее плачу уже 16 лет. Катя здесь живет на таких же правах, как и ты, и никаких мужей с улицы я прописывать не буду», – сказала я ей. [ «Вы мне создали нечеловеческие условия жизни», – добавила она!!]
Она так стала себя вести по отношению к Кате и так груба со мной, что теперь весь дом, даже Ольга Андреевна, перестал с ней разговаривать.
Предложения моряк ей, конечно, не сделал и исчез, и другие уже оставались на всю ночь, и в компании с Верой они все перепивались до рвоты.
А дети должны все это видеть. Скучно.
Разложение молодежи невероятное. Эльза Вульф теперь работает уже не у подростков-преступников, где проработала 8 лет, а в спецшколе для детей, с которыми не могли справиться ни родители, ни школа. Она говорит, что преступники – это был детский сад по сравнению с этой шпаной. Она в ужасе. Надо будет ее расспросить подробно. Растление молодежи страшнее атомной бомбы.