В заключение англичане сказали: «Запрещенные у вас произведения Ахматовой и Зощенко пользуются у нас большим успехом».
Этот случай вызвал много толков, одни обвиняли Ахматову в трусости, другие превозносили ее патриотизм[633].
22 сентября. Вера Агаркова, Галина подруга, говорит по телефону: она очень занята, много уроков, а теперь ей поручили, в виде общественной нагрузки, вести занятия в комсомольской организации на тему «возникновение христианства»!
Вера, распутная, пьянствующая девка, вульгарная и бесцеремонная, подчинившая себе Галю и имеющая на нее самое отрицательное влияние. И она будет вести антихристианскую пропаганду! И она кандидат партии!
13 октября. 19 сентября приехал совсем неожиданно Вася для свидания с режиссером из Молотова (Перми) и пробыл до 24-го. Жил он у меня, у Наташи установились с ним товарищеские отношения, дети были ему рады, так что все было благополучно в этом отношении. Но приехал без копейки денег. Мне же пришлось для его отъезда занять 100 рублей. Как можно так жить в его годы, не понимаю. Он привез разные слухи из Москвы, другие от Никиты, третьи от Лобова, сына Ворошилова от первой жены, с которым дружна Рада[634].
Один из самых чудовищных фактов – это история Воронова, маршала артиллерии во время войны. Он был арестован (причины не знаю). После смерти Сталина Маленков тотчас же распорядился, чтобы его выпустили. Найти его не могли, он не значился ни в одной тюрьме. Наконец один из смотрителей вспомнил, что в одиночном заключении сидит человек, похожий по фотографии на Воронова. Маршал Воронов был заточен под чужой фамилией![635]
Будто бы смерть Сталина была последствием резкого столкновения с Маленковым по поводу заявления Жолио-Кюри после того совещания Политбюро, когда в первый раз все члены совещания, кроме Шверника, голосовали против Сталина[636].
Будто бы Хрущев рассказывал: некоторые заседания Политбюро велись на грузинском языке, говорили Сталин и Берия, а остальные хлопали ушами.
Будто бы Сталин был вовсе не Джугашвили, а Игнаташвили. Виссарион Джугашвили был кретин, и подлинным отцом Сосо был купец Игнаташвили. Когда Сталин пришел к власти, оба его единокровные брата были хорошо устроены[637].
Вообще, если послушать теперь все, что говорят о Сталине и Берия, то куда там «Тайнам Мадридского двора»…[638]
9 октября я получила письмо от брата Васи[639], ответ на мое, посланное 9 сентября. Все живы и здоровы, и Вася, и Саша, и Федя. Какое счастье. Как я могу роптать на свою участь, когда все мои близкие целы. Только бы увидаться перед смертью, только бы! Я не могу себе представить, что могу умереть, не повидав их. Ирина Овчинникова – это сплошной курьез. Живет с мужем в Индии, почти на границе Тибета! С нашей точки зрения, людей, прикованных к своей стране, это фантастика.
В тот же день получила письмо от Е.М. Тагер – с нее сняты ограничения, т. е. цепи, приковывающие ее к Мамлютке, свалились[640]. Я же надеюсь, что после рассмотрения ее дела в Москве с нее снимут и судимость. И вот извольте в 60 лет начинать жить с начала без копейки денег, имущество все было конфисковано. Ни угла, ничего.
Я забыла записать: 4 сентября я смотрела спектакль Виленского Русского драматического театра[641] «Порт-Артур»[642] в Васиных декорациях. Хороший спектакль и хорошие декорации, в особенности мне понравилась батарея. Молодец Вася, но абсолютно не приспособлен к жизни, он не умеет se faire valoir[643] и вдобавок ссорится со всеми режиссерами.
Смотря спектакль, я вспоминала то время. Началась война. Вася был в водолазных классах и жил в Кронштадте. Получаю от него коротенькую записку: «Пойди к Чухнину и попроси устроить меня в Порт-Артур, в действующий флот». Я училась в Екатерининском институте вместе с Олей Чухниной, всю институтскую жизнь мы сидели на одной парте, были рядом по алфавиту и даже в церковном хоре пели рядом контральто. Ее отец, адмирал Григорий Павлович Чухнин, был тогда директором Морского корпуса. Я у них часто бывала. С грустью пошла я к нему. Он наотрез отказался что бы то ни было сделать. «Пусть судьба решает, где ему быть», – сказал он.
Помню, у Надежды Александровны Белозерской кто-то из знакомых читал письмо от брата-моряка из Порт-Артура: «Будет время, если останемся живы, мы расскажем о нашем мартирологе в Порт-Артуре».
Когда я в 1906 – <19>07 году была в Париже и училась в Академии de la Palette[644], один из профессоров, Desvallières, приглашал на свои литературно-художественные и музыкальные вечера наиболее талантливых учеников; помню Фабра, Иленберга и меня. У Desvallières’ов была маленькая собачонка, ее звали Portarthur! Из сочувствия японцам, видите ли. M-me Desvallières мне сама так пояснила.
На Васином письме была марка, совершенно потрясшая меня. Марка в вершок величины. Наверху: «République Française». А ниже коробочка с духами, пудреница и цветы, внизу надпись мелким шрифтом: «Fleurs et parfums»[645] и еще ниже, уже микроскопическими буквами: «Gandan Mazelin».
Вся эта реклама на фоне драпировки, из-под которой выглядывает Grand Opéra![646]
Стоит марка 75 fr. В 45-м году таких же размеров марка на Васином письме стоила 4 fr. Государственная марка служит рекламой парфюмерии!
14 октября. Была вчера вечером на концерте Н. Дорлиак и Рихтера. Она очаровательно пела романсы Глинки. Как разнообразны эти романсы. Какое бурное цветение нашего искусства началось после побед 12, 13 и 14-го годов. Мне кажется, что наша великая победа 44-го и 45-го годов дала бы такой же расцвет, если бы вся страна, вернее, весь мозг страны не был окован железными обручами. Этого не смей касаться, этого не моги. Невыносимо.
На старом тополе против моего окна осталось уже очень мало листьев, а молодая липка на бульваре еще трепещет на ветру своими только слегка облетевшими ветвями. Раскачиваемые ветром деревья производят на меня всегда очень сильное впечатление. Мне чудится в этих мятущихся ветвях то бессильное отчаяние, то страдание, то тихая грусть. Вот и сейчас ветви этой липки всеми своими движениями выражают желание сорваться, бежать, ветер немилосердно их треплет, а оторваться нет сил.
La grande pitié des églises de France par Maurice Barrès
«…Je vous demande la sauvegarde pour toutes les églises, pour celles qui sont laides, dédaignées… Il ne s’agit pas de la défense de quelques pierres, sculptées et heureusement dressées sur l’horizon. Il vient parler en faveur des églises qui n’ont pour elles que d’être des lieux de vie spirituelle. Car si l’église fait bien dans le paysage, c’est qu’elle a une âme. Nous tous, nous nous sentirions exilés dans une France où les clochers ne monteraient plus vers le ciel». (Из № Illustration за 1913.)
Le 22 mars 1913 nous publiâmes de vues de la tour Saint-Martin de Vendôme, que les édiles locaux venaient de transformer en latrines publiques et qu’ils se proposaient d’inaugurer le vendredi saint après un banquet philosophique! (sic!). Ces documents nous avaient été communiqués par M. Maurice Barrès.
Nous nous sentons exilés dans une Russie où les églises blanches et les clochers ne montent plus vers le ciel[647].
И ни один человек, ни один голос не заступился и не заступится за наши церкви. Ахматова рассказала, что при постройке высотного дома в Зарядье нашли несколько маленьких церквушек Параскевы Пятницы. Их разрушили, конечно.
Трусость всех наших Союзов безмерна. Когда Ахматову и Зощенко оплевали, смешали с грязью, их тотчас же исключили из Союза. Ни один человек голоса не поднял. А теперь ухаживают, подлый Фадеев комнату в Москве предлагал Ахматовой.
2 декабря. Когда я перед отъездом из Печор последний раз была у отца Всеволода, я ему сказала: «Каждый день я молюсь, чтобы Господь дал мне увидеть рассвет». – «А разве это не рассвет, когда наша советская молодежь тянется к Богу, – ответил он, – конечно, это рассвет».
Смерть Сталина была нашим Термидором. Прекратился террор. Сейчас то и дело слышишь о возвращении разных людей. Вернулся поэт Сергей Спасский, сосланный в 51-м году. С Е.М. Тагер и всех жителей Мамлютки сняты ограничения, ей дано только минус два, Москва и Ленинград и пограничная зона. О возвращении Спасского мне сказала Ахматова, вызвав меня к себе, т. к. лежала больная. Спасский у нее был и рассказал, что его высылка была последствием все тех же наговоров Лившица и Юркуна, из-за которых пострадала Тагер. Будто бы они показали, что террористический заговор охватывает чуть ли не весь Союз писателей с Тихоновым во главе.
НКВД знало прекрасно цену таким вызванным побоями и пытками признаниям. Тихонова никто не тронул, а надо же было пугать Сталина комплотами и в оправдание своего существования время от времени выуживать ни в чем не повинных людей и выбрасывать их из жизни. Слава Тебе, Господи, это прекратилось, и стало гораздо легче дышать. Во главе правительства стоят русские люди.
Гонения на религию более или менее кончились, и притом довольно конфузно. Было напечатано большое постановление за подписью Хрущева о том, что вместо антирелигиозной пропаганды у нас начались гонения, даже кое-где с административным вмешательством, а это противоречит Конституции и т. д.