[691] [предыдущий министр финансов] (когда Витте проводил финансовую реформу). А теперь Кривошеин se casse le cou[692] от излишней резвости.
Интересно бы узнать точные подробности этого анекдота.
24 марта. Татьяна Григорьевна Гнедич пробыла 10 лет в ссылке, недавно вернулась, восстановлена в Союзе писателей. Вчера вечером она читала в секции переводчиков отрывки из своего перевода «Дон Жуана» Байрона. Перевела она его в ссылке. Перевод превосходный. А.А. Смирнов болен, не смог прийти. Прислал великолепный отзыв. Говорил М.П. Алексеев. Он сделал обзор всех переводов «Дон Жуана» на русский язык – Любича-Романовича в 1847 году (до тех пор «Дон Жуан» был запрещен цензурой), П. Козлова, М. Кузмина[693] и Шенгели. Но только Гнедич передала подлинный байроновский характер произведения; как кто-то сказал, она нашла ключ к байроновскому «Дон Жуану».
Вот, и это она сделала в ссылке! Она там заболела эпилепсией.
Велик Бог земли Русской[694].
‹…›[695]
30 марта. Зима для меня прошла под знаком нищеты, голода и долгов. Мучительно.
31 марта. Я пролежала пять дней, по-видимому, опять были спазмы сердечных сосудов, но дольше не выдержала. Сегодня обедала с Т.Г. Гнедич и А.Д. Ермолаевой – ее псевдоним Аста Галл – у Натальи Васильевны Толстой. Гнедич вернулась в декабре 54-го года, Аста Галл в марте, только что. Я напрасно думала, что Гнедич восстановлена в Союзе писателей. «Ведь у нас Союз писателей – это филиал Большого дома», – говорил А.О. Старчаков. Во всяком случае, судимость с них обеих еще не снята и обе они не имеют права жить в Ленинграде. И то еще надо удивляться поразительному мужеству переводчиков, торжественно собравшихся 23 марта слушать перевод Гнедич, – уж очень хорош перевод, и, вероятно, ее реабилитация предрешена. «Дон Жуана» хотят издавать.
Они обе рассказывали эпопею своих арестов и жизни в лагерях. Читали свои стихи, Гнедич отрывки из «Дон Жуана», Ермолаева несколько своих стихотворений, из которых одно – «Ленинград» – великолепно.
Сколько эти женщины перенесли, и жизнь их не сломала, не согнула. Здоровье попортила, а духа не коснулась. И Аста Галл сказала мне на прощание: «Как это ни странно, я считаю, мне, как писательнице, эти десять лет дали очень много».
4 апреля. Они очень разные. Анна Дмитриевна (Аста) простодушна. Гнедич, может быть, талантливее. Первые двадцать два месяца своего заключения она просидела в одиночке, за что очень благодарна своему следователю [кажется, Подчасову], разрешившему ей заниматься переводом и получить Байрона, давшему ей бумагу для этого. За эти двадцать два месяца она и перевела «Дон Жуана».
Россия и русские – это, конечно, страна и люди неограниченных возможностей.
Но сколько же погибает. Сосланные тогда же писательницы Булгакова и Незнамова умерли в ссылке.
Более бесправного и зверски жестокого режима, чем наш [в эпоху Сталина и Берия], представить себе нельзя.
Выхватывают самых талантливых людей из жизни и швыряют за решетки лагерей, которыми покрыта вся страна. А остающиеся на «свободе»?!!
Вчера вечером мне позвонил Симон Дрейден. Тоже один из вернувшихся. Пишет работу о кукольных театрах, просил разрешения зайти, расспросить о первых шагах театра в 18-м году[696]. Придет сегодня.
Стала вспоминать прошлое, и так грустно-грустно стало. Бесправие, тупое и скользкое. Не мне с ним бороться. Тут надобны елейность и цинизм Брянцева и Деммени.
Слухов о К.К. Тверском все нет. Погиб, вероятно. А Сергей Радлов главный режиссер в Риге, недавно приезжал сюда. А за что К.К. погиб? За то, что был слишком ни в чем не виноват.
2 апреля была у Анны Андреевны. Она больна и просила к ней зайти.
Читала мне коротенькие корейские стихи XVI века в своем переводе, такие прозрачные и чистые и такие близкие творчеству Анны Андреевны. Слушала и наслаждалась. А.А. Смирнов предложил ей перевести «Двенадцатую ночь»[697]. «Но ведь она переведена Лозинским?» – «Да, но… мы бы хотели иметь новый перевод». Ахматова отказалась и ответила, что никогда не будет работать над вещами, переведенными ее другом Михаилом Леонидовичем. «Начинают капать на Лозинского», – сказала она.
«Конъюнктурист» Александр Александрович (так его называл М.Л.) на это способен. Как жаль.
9 апреля. В «Советской культуре», бездарной до предела, две предельно бездарные и характерные для глупости момента статьи: «О главном герое наших картин» Вл. Серова и передовица: «Важнейшим темам современности – основное внимание театров».
В последней: «Советское театральное искусство всегда было сильно, прежде всего, своей неразрывной связью с жизнью, с героической борьбой советских людей за победу коммунизма… наши театры призваны… систематически привлекать к работе над произведениями, посвященными важнейшим темам современности и, прежде всего, о рабочем классе, крестьянстве СССР, о борьбе за развитие тяжелой индустрии» и т. д. и т. д.
А Серов пишет: «Показать образ нашего современника, показать всю красоту и сложность его духовного мира – такова задача, стоящая перед советскими художниками». О картине художника Пластова «Летом»: «В ней все как будто правильно наблюдено, – и девочка, и спящая женщина, и корзинка с грибами. Но это правда старого, ушедшего, ни одной черты нового в картине нет… Вместо того, чтобы в старом увидеть черты рождающегося нового, Пластов в новом увидел черты старого». Мне бы хотелось знать, по какому рецепту по новому социалистическому или коммунистическому методу изобразить корзину с грибами. Ох, и глупо же. Карикатурно. А ведь Серов, кажется, неглупый человек.
У меня что-то с сердцем неладно. Очевидно, Галины суды все-таки повлияли на мое злополучное сердце, и теперь оно от малейшего огорчения болит, ослабевает и как-то все эти дни «подкатывает» (как говорили смоленские бабы) к горлу. Лежу. Как встану, так и подкатывает.
А огорчений хоть отбавляй.
1. А.А. Смирнов сообщил мне, что издание Гольдониевского сборника отложено на 1957 год и никаких договоров и никаких денег до тех пор не будет. А я уже перевела первое действие «La Guerra»!
2. Трескунов не так давно позвонил мне, что новелла Келлера «Три праведных гребенщика» в моем переводе будет в скором времени издана массовым тиражом. Я обрадовалась, хоть какие-то деньги забрезжили на моем нищенском горизонте. Но через несколько дней он в эту чашку меду подлил стакан дегтя. Пересмотр перевода он поручил Анне Семеновне Кулишер, знаменитой своей злобностью, желчностью и человеконенавистничеством.
Я с ней встретилась в Союзе писателей: она еще не начинала редактировать, но уже заметила, что я неправильно цитирую молитву (речь идет об «Отче наш»). «Вы пишете “Остави нам долги наши”, а надо “Прости нам грехи наши”». Я возразила, что это точный евангельский текст. «Но уж, во всяком случае, не “должником”, а “должникам”».
Через несколько дней эта тигра лютая звонит: «Мне приходится почти весь перевод переделывать заново».
Я: «Но ведь перевод редактирован Жирмунским, принят Госиздатом».
Она: «Жирмунский требует близости к подлиннику, а я московской школы и люблю гибкость в переводе».
Я узнала, что она в контрах с Жирмунским и, очевидно, на моей шкуре будет сводить свои счеты. Тоже удовольствие!
Я позвонила Трескунову. «Не расстраивайтесь, не принимайте близко к сердцу. Анна Семеновна больше говорит, чем делает. Не стоит с ней спорить. А мы потом сами рассмотрим».
Не только стакан, а целый бочонок дегтя.
Рассказ в переводе Кулишер («Котик Шпигель») будет корректироваться в Москве.
Долги у меня растут, как снежный ком, причем не я прошу деньги в долг, а меня мои друзья чуть не силой заставляют брать деньги. Маргарите Константиновне я должна около 600 рублей.
Все это тяжело и доведет меня до разрыва сердца.
Тружусь над своими анналами. В 43, 44-м году я часто записывала виденное, свои впечатления на листочках; лежа в больницах – карандашом. Все это надо сводить воедино.
Успеть бы закончить это – и на вечный покой.
Неужели умру, не увидев братьев? Это будет ужасно.
13 апреля. Среда. Пошла в церковь, хотела в последний раз послушать «Да исправится молитва моя»[698]. Опоздала. Народу тьма. Постояла немного у самого выхода и ушла – затолкали. Взяла очки почитать газету на стене дома. В «Ленинградской правде» статья некоего Чернова «О происхождении религиозных праздников». Читаю: «…и теперь еще христиане, для задабривания злых духов, делают на пасхальной неделе творожную пасху и красят яйца»[699]. Я расхохоталась вслух.
Вот до чего, и то ничего!
Прошлую неделю я всю пролежала. Звонит мне Кулишер, просит приехать, чтобы просмотреть вместе ее поправки. Узнав, что я лежу, предложила мне приехать и была в воскресенье 10-го. Была в высшей степени любезна. Она внесла очень много поправок – я следила по печатному тексту. Кое с чем я не соглашалась, А.С. миролюбиво мне уступала, но многое я и принимала. При быстром чтении трудно было уследить за всем. Многие мне хвалили мой перевод. Не знаю, как он получится теперь.
Надо достать еще работу, но это очень трудно. Полина Александровна сказала вчера, что Москва нас совсем обездолила, всю работу берет себе.
Зашла я в редакцию «Искусства». Занимающийся двухтомником Гольдони Анатолий Зиновьевич Юфит (очень молодой человек) порадовал меня тем, что, может быть, через полтора-два месяца они будут заключать договора – увы, без авансов, но все же договора. Посмотрим.