. Написала В.П. Редлих, худруку театра «Красный факел». Что там могло случиться?
Были у меня вчера о. Всеволод и его приятель Георгий Александрович Степанов, интересный человек, все и почти всех знающий, доброжелательный и очень религиозный.
Рассказывали об отце Иване, священнике 82 лет, живущем где-то около Винницы. Он гомеопат и филантроп. Служит в двух приходах, принимает ежедневно до 45 больных, снабжает их лекарствами и иногда помогает и колхозам. У него большой доход с приходов и огромные налоги, остальное он тратит на свою паству. А лечит он замечательно. О. Всеволод все собирается к нему съездить. Мне кажется, что на него такое тяжелое впечатление произвела работа под началом хитрого и злого епископа Иоанна Псковского; единственно, чего он жаждет, это уединения. Ему обещан какой-нибудь небольшой приход на Черноморском побережье. Помогает ему о. Пимен.
Рассказывали, что сын о. Чуба Михаил – уже епископ в Смоленске, карьеру он делает благодаря знанию языков. О. Пимен рассказывал Степанову, что когда приезжали представители англиканской церкви, был вызван Михаил Чуб, т. к. оказывается, что митрополит Николай Крутицкий плохо знает языки. Патриарх просил заснять эти совещания на киноленту, т. к. сам не мог присутствовать, и там везде фигурирует М. Чуб.
Вечером была Тамара Салтыкова. Просит меня написать адрес Журавлеву золотом.
18 декабря. Я заболела 11 декабря. Была у меня вчера Мария Михайловна Сорокина, обеспокоенная моим здоровьем. Нашла сердце в плохом состоянии, и повысилось кровяное давление: 200 – 90. Но это и неудивительно.
Рассказала она о судьбе своей приятельницы, вернувшейся из восемнадцатилетней каторги и реабилитированной. Каждый раз, когда слушаешь о судьбе этих страдальцев, кажется, что ужаснее быть не может. А на деле – может.
Знакомая М.М. была замужем за Гютине (сыном Сашиного воспитателя в Училище правоведения, французом Гютине). У них была дочь Марина. Гютине расстреляли, мне кажется, в начале 20-х годов, я прочла об этом в Париже.
Молодая женщина вышла замуж за Платау, норвежского консула. Я много о них слышала, Платау был постоянным гостем у Пельтенбурга, у Толстых. Юрий Александрович с ним встречался, выпивали в этой компании. В СССР их не захотели регистрировать, и они уехали в Норвегию, где и обвенчались. Платау усыновил девочку. Вернулись. Не знаю, что их заставило пойти в Большой дом, кажется, Платау хотел зарегистрировать их брак. Может быть, их вызвали туда. С ними поговорили, потом говорят ему: «Вы можете идти, а ваша жена еще побудет немного». Больше он ее не видал.
Ее обвинили в шпионаже, и когда ее сослали на Колыму, то сестру, мужа и сына сестры расстреляли! С 45 – 46-го годов ей передавали деньги, которые Платау удалось ей переслать. Затем с 48-го года все прекратилось. Теперь красавица женщина вернулась трясущейся старухой. Пошла в норвежское консульство навести справки о муже. Ей сказали: в 48-м году ему официально сообщили, что его жена умерла, он сошел с ума и скоро умер. Ей важно было удостоверить, что она его вдова. Норвежцы отказались, имея официальное сведение, что жена Платау умерла. Она поехала в Москву, там ее желание исполнили, но прибавили: в норвежское консульство ни ногой.
Дочь, уехавшая с отчимом, кончила Сорбонну, вышла замуж. Прислала матери свою карточку с отцом и мужем в ссылку. Бедной женщине только показали фото и отобрали.
Обещают дать пенсию. Годы каторги засчитываются за «службу». Какой-то grand guignol.
20 декабря. Хорошие стихи О. Берггольц. Помечены 40-м годом. Сомневаюсь в дате. Но Бог знает. Молчавшие заговорили только теперь.
Одно меня радует: за 40 лет я ни от чего и ни от кого не отреклась; ни на кого не клеветала и в конце концов ничего и никого не боялась. И пока что je m’en suis bien trouvée[829]. Правда, карьеры я не сделала. Трусов презираю! Вот это уж зря я говорю. Есть мелкие трусы, которым ничего не грозит и которые все же предают; но тех, избиваемых до полусмерти, пытаемых самыми чудовищными пытками, разве можно осудить? За них нужно только Богу молиться.
Слава Тебе, Господи, что это позади, кажется.
М.М. рассказывала, что о. Пимен держится в Загорске только любовью Патриарха. А дела там вершат такие ставленники НКВД, как Иоанн Псковский и священник [архимандрит] Колчицкий.
Они не переносят интеллигентных священников и монахов. Из Печор всех разогнали.
27 декабря. Нравы: на днях, в воскресенье, когда все дома, Соня мыла в кухне посуду, там же была Вера Агаркова. С хохотом вбегает Наташа. На ней очень открытая рубашка и коротенькие трусы. Хохочет: «Володя меня укусил!» И с хохотом убегает.
Вера смотрит на Соню: «Что это, твоя мать совсем с ума сошла?»
Действие происходит не в публичном доме.
Вчера ко мне пришел Петя и говорит: «Я знаю, почему мама отказалась от Сони, а ты знаешь?» – «Знаю». – «Скажи». – «Нет, – говорю я, – не стоит об этом говорить».
Петя помолчал немного, но не выдержал. «Из-за Володи?» – «Да», – говорю я. «Конечно, раз она взяла нового иждивенца, Соня совсем лишняя. Я бы мог его в два счета выставить. Надо пойти в жакт. Знаешь, бабушка, у меня скоро астма будет. Да, наверное, будет астма. Они оба так курят, что я задыхаюсь по ночам». И начал выбрасывать на печку папиросы.
28 декабря. Я все еще лежу. Хотя давление снизилось – 170 – 98. Но сердце продолжает болеть. И голова.
Очень хотелось мне пойти сегодня в церковь – 24-я годовщина со смерти моего ангела Аленушки, да побоялась, надо уж выдержать, чтобы встать по-настоящему на ноги.
А рана все так же болит, и не могу я вспоминать этот день, ее глаза, не могу; мой Аленыш, не покидай меня, моя деточка. Помоги мне закончить свои воспоминания, ведь я их посвящаю Тебе и Папе. Я любила и люблю вас обоих беспредельно, со всей силой, на которую только способно мое сердце.
1957
9 января. L’an de grâce ou de disgrâce?[830]
Была я 6-го на концерте Yves Montand. Произвел он на меня сильное впечатление тонкостью, мастерством, вкусом. Есть у него одна песенка: жена вышла замуж за него по расчету и все время требует: «Donne-moi dе l’argent pour m’habiller, donne-moi des sous pour voyager»[831]. Он ее любит. Он идет в «Mont-dе-Piété pour mettre son coeur au clou»[832]. Но т. к. он был мечтатель, сердце его оказалось легким, и он получил мало денег. Жена от него ушла. Разве можно жить с un homme sans coeur[833]! Замечательная песня «C’est à l’aube» и «Le chemin des oliviers»[834].
У меня ощущение, что я уже давным-давно mis mon coeur au clou и получаю соответствующую благодарность.
А сердце хотя и отдано, но очень, очень болит.
Соня – я надеялась, что она мне немного заменит Аленушку, а она абсолютно нечестна и лжива и патологически ленива.
Лучше об этом не думать, не говорить. Разве можно воспитать детей без Бога? Из-за нее у меня сделался сердечный припадок в начале декабря и сильно повысилось кровяное давление. Пролежала три недели. Что делать, когда это князевская кровь?
Вчера получила письмо от Васи, брата. Его письма – моя единственная поддержка. Он пишет, что на днях проезжал Саша, едучи к своим из Женевы. «Он взял с собой твое письмо, чтобы показать Марине. Нужно сказать, что она единственная, у кого, как и у тебя, развито чувство тяготения к родным»[835].
Они обо мне думают, вспоминают. Это дружба, это люди.
Друзья у меня есть, настоящие, но своих здесь – их нету.
И нету у нас еще вот чего – своего дома, son chez soi[836], своего home’а[837]. Есть угол в квартире с правом на жилплощадь!! И это всё.
На Васином письме парижский штамп 2.I.57, ленинградский 6.I. Повестку на него получила 7-го. Вот это быстрота.
А веселое слово – дома –
Никому теперь не знакомо.
Все в чужое глядят окно.
23 февраля. Целую вечность не писала – работала, переводила. В июне я послала в Москву в Госиздат заявку на перевод новелл Пиранделло. Ответа не было. В начале сентября по просьбе Палладина послала вторую заявку, расширенную. Молчание. 31 декабря получаю договор!! На перевод четырех новелл, срок сдачи готовой работы 15 января! Только с пьяных глаз можно было предложить такой срок. Я написала, прося продлить срок, и принялась переводить. Автор трудный, неожиданно трудный. Я переводила в 26-м или 27-м году «Ciascuno a suo modo»[839] для Н.В. Петрова – пьеса написана совсем другим, гораздо более простым языком. К 10 февраля у меня были готовы две новеллы[840]. В это время вклинилась еще корректура моего перевода «Chroniques de ma vie» Стравинского. Издательство «Советский композитор» мечтает издать эти хроники, а я мечтаю еще сильнее, чем они, но разрешат ли? Когда Калужский из Музгиза заговорил в Москве с директором издательства, тот сказал: «С Стравинским надо повременить. Мы сейчас пытаемся реабилитировать Малера».
Кроме Стравинского вклинилась еще конференция кукольных театров, к которой меня очень любезно привлекли. Посмотрела два спектакля у Деммени, два у Королева. Деммени неталантлив как режиссер, цирк, ничего нового, и марионетки ходят гораздо хуже, чем у нас ходили. Королев бесконечно талантлив, и водят кукол у него блестяще. Смотрела там «И смех, и слезы, и любовь»