Но беда в том, что нравственное воспитание их далеко уступало умственному развитию. Трое из них по окончании курса спились с кругу, а четвертый умер в чахотке. В период моего знакомства с ними я всячески старался воодушевлять их и пробуждать в них чувство самоуважения. При больших познаниях, при уме и добрых качествах сердца эти молодые люди были проникнуты каким-то чувством уничижения, которое угнетало их, а в заключение и погубило.
6 июля 1853 года
Некто Л. А. Мей покупает у К. П. Масальского «Сын отечества» и приглашает меня быть редактором его на том же основании, как в свое время «Современник». Но я уже испробовал прелестей такого редакторства, да вдобавок и покупка еще не состоялась. Я отвечал, что во всяком случае прежде всего надо подумать о приобретении журнала и о средствах его издавать, а потом уже рассудим, могу я или нет принять редакторство его.
7 июля 1853 года
Ездил с Краевским в Ораниенбаум к нашему общему врачу Шипулинскому. Это была хорошая прогулка. Мы в четыре часа отправились на пароходе в Петергоф, а оттуда в дилижансе в Ораниенбаум. Я лет двадцать как не был в Петергофе. Впрочем, я и теперь не видел его, так как не останавливался в нем. Дорога от Петергофа до Ораниенбаума приятная: справа залив, слева — цепь холмов с красивыми дачами, тонущими в зелени садов. Я взобрался на козлы дилижанса рядом с кучером и оттуда с высоты обозревал окрестности.
9 июля 1853 года
Холера в последние дни в городе действует слабее.
Дядя Марк [родственник жены М. Н. Любощинский] приглашает меня вместе с ним ехать в деревню (в Витебскую губ.). Он сам взял отпуск на 28 дней и уезжает в субботу. Я не могу так скоро собраться и потому, если решусь ехать, то поеду уж один попозже. Прежде надо кончить для А. С. Норова дело по блудовскому комитету: там открылось несколько новых обстоятельств, и то, что я уже написал, требует теперь пополнений. Да и уроки у Бенардаки не могут быть так сразу оборваны.
14 июля 1853 года
Отдал Норову уже совсем оконченную записку по блудовскому комитету.
1 сентября 1853 года
Август провел в поездке в Витебск, а теперь, вернувшись, опять принялся за усиленные занятия с Абрамом Сергеевичем.
27 сентября 1853 года
Ездил в Павловск к Норову. Много толков о министерских делах. В заключение он просил меня приготовить две записки: одну о цензуре вообще, другую о Давыдовском комитете. Авось не удастся ли обуздать и то и другое.
Сильно подумываю оставить Аудиторское училище. Сил моих не хватает. Да теперь мне там, собственно говоря, и оставаться незачем. Если они захотят принять мой проект, то и без меня осуществят его, а не захотят, так еще меньше поводов оставаться мне там.
30 сентября 1853 года
Был на акте в Педагогическом институте. Там праздновался двадцатипятилетний юбилей его. Были три чтения: все хвалебные гимны самим себе. Особенно странно было слышать, как секретарь, читавший отчет, во всеуслышание объявил, что определение в директоры Педагогического института И. И. Давыдова составляет эпоху в истории этого заведения, которое с этого только времени начало совершенствоваться и процветать. И это говорилось в глаза Ивану Ивановичу. Он выслушал не сморгнув.
2 октября 1853 года
Подал генералу Роговскому просьбу об увольнении меня из Аудиторского училища. Двадцать один год проработал я там.
16 октября 1853 года
Абрам Сергеевич отправлял составленный мною проект системы нашего образования, особенно университетского, Якову Ивановичу Ростовцеву, прося его сообщить ему свои замечания. Проект этот одновременно служит и ответом министерства на предположение блудовского комитета. Ростовцев не предложил никаких изменений.
20 октября 1853 года
Война. Говорят, турки перешли Дунай или заняли один из островков, который командует переправой. Наша флотилия, ходят слухи, пострадала на Дунае.
21 октября 1853 года
Виделся с П. И. Гаевским. Дело идет о передаче мне редакции «Журнала министерства народного просвещения».
15 ноября 1853 года
Празднование в Смольном монастыре двадцатипятилетия со дня принятия императрицею заведений ведомства Марии в свое заведование. Обедню служил митрополит, затем состоялся торжественный обед в большом зале. Там встретил я многих из своих бывших учениц: они приветствовали меня как друга.
27 ноября 1853 года
В октябрьской книжке «Библиотеки для чтения» напечатана рецензия на «Пропилеи», где разобрана и разругана статья Авдеева о храме св. Петра в Риме. В рецензии, между прочим, сказано:
«Жаль, очень жаль, что „Пропилеи“ издаются не на французском языке: такого вздору не посмел бы господин Авдеев написать на языке академии надписей, и господин Леонтьев (издатель „Пропилеи“) наверно не решился бы напечатать для назидания всей Европы того, что счел за довольно хорошее для нас. Удивительно, что даже и в русском издании, в котором можно пороть дичь безнаказанно, господин Леонтьев не употребил своей издательской власти на устранение по крайней мере этой наглой нелепости!»
Плоско и неприлично! Но комитет 2 апреля, или негласный, вместо литературного безвкусия увидел здесь целое преступление, а именно нашел, что тут «оскорблены русская литература и русское суждение». Так точно донес он и государю. Велено сделать цензору строгий выговор и спросить: кто писал статью? Мы с Абрамом Сергеевичем долго ломали голову, как бы спасти Сенковского, ибо он автор ее. Решили в отношении комитету сказать все возможное в пользу его, снесясь предварительно с Дубельтом.
29 ноября 1853 года
Недовольство моими лекциями в университете, которое я несколько времени ощущал, слава Богу, прошло. Я опять овладел собою, и это отражается и на моих слушателях, которые кажутся наэлектризованными. Аудиторию мою посещают даже студенты, не обязанные меня слушать, из других факультетов.
6 декабря 1853 года
Сенковскому велено сделать строжайший выговор (через министра) с внушением, что «такие статьи не только не приносят пользы литературе, но, напротив, вредят ей». Ну, слава Богу, дело обошлось легче, чем все мы ожидали.
14 декабря 1853 года
Великолепное торжество в Смольном монастыре, все в честь того же двадцатипятилетия с тех пор, как ныне царствующая императрица приняла под свое покровительство женские учебные заведения. Мы вместе с Абрамом Сергеевичем поехали туда в семь часов. Час спустя прибыла вся царская семья. Начались характеристические танцы, которые имели целью пантомимой выразить императрице любовь и признательность детей. Хор девиц пропел стихи, сочиненные на этот случай Бенедиктовым. Потом на нарочно устроенной для того эстраде были поставлены живые картины с аллегорическим изображением добродетелей государыни: милосердия, любви к искусствам, наукам и т. д. Группы из молоденьких, свежих и красивых монастырок были очень изящны и эффектны. Затем пошли обыкновенные танцы, в которых участвовали и великие князья. Государь, почти все время стоя, любовался оживленным зрелищем. Но он мало к кому обращался с разговором, однако сделал исключение в пользу Абрама Сергеевича, которого сам нашел в тесной толпе военных и статских сановников. Он с полчаса продержал его около себя и, между прочим, сказал ему:
— Я очень доволен студентами: они так хорошо себя держат, у них такой бодрый вид.
Норов на это отвечал, что он «ручается за то, что каждый из них готов стать в ряды русского победоносного войска и через два месяца быть офицером».
Государь еще говорил с Броневским и какою-то дамою. В начале одиннадцатого двор уехал. Абрам Сергеевич очень доволен благосклонным вниманием к нему государя, но, надо ему отдать справедливость, не только лично за себя, но и потому, что видит в том залог успеха для дела, которому действительно хочет честно служить.
15 декабря 1853 года
Сегодня в церкви Смольного монастыря (все по случаю юбилея императрицы) был молебен, на котором опять присутствовал государь и часть его семьи. По окончании молебна всех присутствовавших представляли государыне: у ней для каждого нашлось ласковое, приветливое слово.
17 декабря 1853 года
С девяти часов утра и до половины четвертого, почти не вставая с места, работал над составлением важной записки для государя. Дело идет о слиянии комитета 2 апреля с главным управлением цензуры. Это смелый шаг. Комитет делает много зла. Абрам Сергеевич хочет предварительно показать записку графу Д. Н. Блудову, который тоже весьма не одобряет действий комитета.
18 декабря 1853 года
Булгарину велено сделать строжайший выговор за статью об извозчиках.
23 декабря 1853 года
Был, по приглашению, на выпускном экзамене в Мариинском институте. Присутствовала великая княгиня Елена Павловна. При всякой новой встрече с ней не можешь не отдать ей должного за ум, образование, за любезность и такт. Во время завтрака она много, тонко и умно говорила о Гоголе и о Рашели.
На днях А. А. Фет читал у меня свой перевод Горация. Это капитальный труд нескольких лет и действительно ценный вклад в нашу литературу.
25 декабря 1853 года
В Екатерининском институте есть девочка Попандопуло, лет четырнадцати. Из газет она узнала о смерти своего брата, убитого в сражении с турками. Подруги изъявляли ей участие, и одна из них спросила: «Жаль ли ей брата?» — «Чего жалеть, — отвечала она, — он погиб за царя и отечество». Об этом довели до сведения государи, и его величество назначил девице Попандопуло пенсию в тысячу рублей до выхода замуж — «за религиозно-верноподданнические чувства», как сказано в официальной бумаге. Сверх того, при выпуске из института ей велено выдать еще тысячу рублей, а когда она будет выходить замуж, то довести о том до сведения двора, и тогда ее снабдят приданым.
30 декабря 1853 года