Поутру у Делянова познакомился с книгопродавцем Вольфом. Мужик бойкий и сильно плутоватый. На упрек мой, зачем он издает такую пустошь, как «Заграничный вестник», вместо хорошего и доброкачественного периодического журнала, который бы знакомил нас с важнейшими явлениями иностранной науки и жизни, — он отвечал, что для этого у нас не найдется ни литературных деятелей, ни читателей. «Что касается до читателей, вы нашли бы их; о деятелях не знаю». Тут прочитал он целую огромную филиппику противу русских литераторов: как они малограмотны, малосведущи и бесстыдно недобросовестны. Он привел несколько фактов и примеров тому, которые, в самом деле, не много делают чести нашей интеллигенции. Вот этот книгопродавец рассказывает все эти мерзости во всеуслышание. Он рассказывает их и за границей, куда часто ездит. Мудрено ли, что об нас составляется такое нелестное для нашего национального достоинства мнение? Всему виновато проклятое как-нибудь и отсутствие честности.
Был у меня Тютчев. Его назначили членом Совета по делам печати, и он хотел со мною посоветоваться насчет тамошних дел. Он, между прочим, сказал мне, что Горчаков сильно советовал государю не делать праздника по поводу взятия Парижа 19 марта. Тютчев думает так же, как и я, что война неизбежна.
23 марта 1864 года, понедельник
Вчера в N 66 «С.-П. ведомостей» появилась речь моя о графе Блудове.
Взял билет на вход в «Общество сельских хозяев» и внес 60 руб.
Главная ошибка новых учений о радикальных изменениях общественного порядка состоит в том, что они хотят построить здание прежде, чем заготовлен нужный для него материал. Материал есть человек, с его природою и историей, выработанными нравственными и умственными наклонностями и стремлениями. Для предполагаемого нового порядка вещей этот материал решительно не годится. Надобно, чтобы он совершенно изменился, чтобы дерево стало железом, вода камнем или камень водою и пр. Какая сила может произвести это чудесное изменение? Защитники новых учений говорят, что это изменение совершится, когда установится новый порядок вещей, человек сделается лучшим и способным держаться новых общественных начал. Это значит начинать с конца. В том-то и состоит задача, что самое устроение общества на новых началах предполагает такие условия, каких нет. Но наука, говорят, сделает возможным эти условия. Бокль проповедует знание как единственное средство к тому. Ну так отложите же по крайней мере ваши радикальные реформы до того времени, пока эта подготовка будет выполнена. Не начинайте с последствия, вместо того чтобы начать с причины.
Все хотят произвести из субъективного закона личной свободы. Но разве эта свобода безгранична? Уничтожьте прежде ограничения, которыми отовсюду окружена человеческая личность, ограничения со стороны внешней природы и со стороны ее собственного бессилия.
Вы хотите основать все на началах разумного эгоизма, на внешних отношениях человека к человеку. Какая нелепость! Разумный эгоизм состоит в избежании наказания. Величайшим мудрецом, по этому учению, будет тот, кто сумеет подчинить без опасности для себя все интересы, всех сделать орудиями своей воли и своих выгод. Нет, говорят, это будет противно образованному духу, противно внутреннему самодовольству, это будет не благо, а зло для нас самих, сделает нас внутренне несчастными. Почему же? Вы, значит, признаете какого-то внутреннего судью над самим эгоизмом? Выходит, что ваша теория разумного эгоизма есть совершенный пустяк: она несамостоятельна, она разбивается о какого-то другую силу, о какое-то другое требование.
Получил весьма милую записочку от графини А. Д. Блудовой с изъявлением благодарности за речь в Академии.
24 марта 1864 года, вторник
Вчера отправлено письмо в Архангельск к Смольяну о Ломоносове.
В первый раз был в «Сельском обществе». Тут встретил много знакомых. Некоторые благодарили меня за речь мою. Обед с музыкой. Я сидел возле Гончарова и Струговщикова: оба угощали меня, один хересом, другой шампанским. После обеда открылось заседание. Я не мог дождаться конца: в большой зале, где происходило заседание, было довольно холодно, я боялся простудиться. Все, кажется, недурно.
25 марта 1864 года, среда
Я вчера узнал в Обществе, что меня избрали в члены очень хорошо: из ста тридцати голосов против меня было только четыре.
Поутру у графини А. Д. Блудовой. Она очень благодарила меня за речь со слезами на глазах, говоря, что я совершенно понял и с любовью изобразил покойного ее отца. После графа остались его записки, которые она хочет печатать, хоть в извлечениях, если по цензурным соображениям их нельзя будет напечатать все. Записки эти очень должны быть интересны. Головнин взялся доложить о них государю.
Рассказ о дуэли между Шадурским и другим каким-то офицером. Они поссорились в каком-то трактире за камелий. Шадурский убит.
Потом ездил отыскать Глинку, сына Сергея Николаевича. Мне удалось выхлопотать ему от Литературного фонда пособие 75 руб. Он был болен и лежал в Обуховской больнице, а жена оставалась на квартире без куска хлеба. Я нашел их в беднейшей квартире. Странно, что дядя его Федор, человек богатый и у которого нет детей, ему не помогает.
Потом заехал к Гаевскому, у которого провел часа полтора.
26 марта 1864 года, четверг
Речь моя, как оказывается, имела большой успех
27 марта 1864 года, пятница
На юбилейном обеде генералу Н. В. Медему, в честь пятидесятилетия его службы. Я был приглашен участвовать в этом торжестве в качестве сослуживца генерала по званию члена Главного управления цензуры. Юбилей, как все подобные ему, с довольно плохим обедом, музыкою, похвальными, тоже весьма плохими речами, с тостами и проч. Речи, которых было бесчисленное множество, в самом деле были весьма не красноречивы, наполненные общими местами и фразами с уверением в их искренности и т. д. Да и произнесены они были не блистательно. Ко мне подходило несколько генералов с вопросом, не скажу ли я чего-нибудь. Я отвечал, что очень уважаю и люблю генерала Медема, но что я служил с ним очень недолго, что для речи у меня нет материалов, а говорить общие места я не имею привычки. После обеда я тотчас уехал домой. Обед продолжался два с половиною часа.
29 марта 1864 года, воскресенье
Иные статьи могут стоить книг, так как иные книги могут не стоить статей.
Елена Павловна пожелала прочесть мою речь, о чем писал ко мне Делянов; я отправил к нему экземпляр для нее, да еще, по просьбе его, для Гагарина и три экземпляра для некоторых других подобных господ.
30 марта 1864 года, понедельник
Совет в университете. Сильное прение о Вернадском. Факультет не хотел избрать его в профессоры финансов и употребил (И. Е. Андреевский) пошлейшую, истинно подьяческую уловку; однако нашлось в совете столько здравомыслия и справедливости, чтобы не согласиться с факультетом. Да, правду сказать, и плутовство его было слишком очевидно. Совет положил допустить Вернадского к баллотировке.
31 марта 1864 года, вторник
В русском древнем эпосе, сравниваемом с западным, есть что-то мужицкое. Но это не мешает ему иметь свое важное достоинство.
Вечером в собрании «Общества сельских хозяев». Опять встретил много знакомых.
2 апреля 1864 года, четверг
Заседание в Академии, в Совете министерства внутренних дел и в совете попечительском. В Совете министерства опять побит Пржецлавский — на сей раз Гончаровым — по вопросу об усиленном надзоре за нападением на личности, за карикатурами и проч. Пржецлавский хотел, чтобы для этого дана была определенная инструкция цензорам.
Норов изъявлял сожаление, что не мог найти доселе речи моей о графе Блудове, чтобы прочитать ее. Я решился послать ему экземпляр. Во мне нет закоснелой ненависти ни к кому, хотя нет и никакой веры в человеческую добродетель. Все обман, ложь и пустота. Но столько же не стоит удерживать негодование на лицо, сколько и пленяться его мнимою добротою.
Если вы не хотите иметь врагов, так не старайтесь сделать что-нибудь лучше других.
3 апреля 1864 года, пятница
Цивилизация ведет за собою полнейшее и всестороннее развитие человека, а следовательно, и развитие страстей. И вот где необходимость сдерживающей, ограничивающей власти на самых высших ступенях цивилизации.
4 апреля 1864 года, суббота
Русской женщине принадлежит великая будущность, если только она сумеет обуздать страсть к неизмеримым кринолинам, которых пределы граничат с областью разорения их отцов, мужей и их самих.
Норов благодарил меня за присылку речи и отчета.
5 апреля 1864 года, воскресенье
Был поутру у почтенного Глебова и просидел часа полтора у его жены Анны Ивановны. Весьма оживленная и приятная беседа.
6 апреля 1864 года, понедельник
Вечер у президента Литке.
9 апреля 1864 года, четверг
Заседание в Академии и потом в Совете по делам печати. Здесь опять был побит Пржецлавский по поводу одного его донесения, в котором он требовал, чтобы цензура наблюдала за тоном выражений в полемике журналистов между собою, так как они грубо и пошло ругают друг друга. Но как цензура может учить вкусу и приличию людей, незнакомых с ними ни по чувству, ни по образованию?
Видел депутатов Царства Польского, ехавших во дворец. Все они были в национальных живописных костюмах.
В сегодняшнем N (81) «Северной почты» напечатан рескрипт, читанный при закрытии финляндского сейма. Он содержит в себе выговор сейму за его неприязненность к России, обнаруженную во время прений. Это очень хорошо. Всякая тварь, пользующаяся всевозможными льготами в соединении с Россией, считает долгом своим при всяком удобном и неудобном случае плюнуть на нее, и государь прекрасно напомнил чухонцам, что это глупо и неправильно. Россия, кроме добра, ничего им не сделала, а они, получая от нее все благое, воротят от нее свое рыло. Это нам праведное наказание за то, что мы мало уважаем самих себя.