Затем в комиссии не происходило ничего особенно важного, и мы разошлись в половине второго, так что я мог сделать еще кое-что по редакции, побывать в типографии и проч.
28 декабря 1861 года, четверг
Из комиссии ушел в двенадцать часов. Собрание редакторов, с которыми протолковал до пяти часов Газета настраивается к первому января. Но бездна еще мелочей, которые надобно уладить.
29 декабря 1861 года, пятница
Акт в Академии наук. Я читал отчет.
Вечером у министра Валуева с докладом, потом в типографии. Приехал домой поздно, но еще застал у себя нескольких знакомых.
30 декабря 1861 года, суббота
Комиссия. Потом целый день в хлопотах и возне с газетой.
31 декабря 1861 года, воскресенье
Несмотря на воскресенье, получил повестку, что и сегодня заседание в комиссии, только не в десять, а в одиннадцать часов. Ужасный, неугомонный человек этот Брадке! Это, конечно, ничего для тех, у кого только одно дело в руках, а у меня завтра должна выйти газета. Может быть, придется немного опоздать в комиссию.
Обделал дела по редакции, кажется, удачно. Был у Фукса, потом поехал в заседание комиссии. Сегодня последнее заседание. В пятницу подпишем новый устав. Всего было семнадцать заседаний.
1862
1 января 1862 года, понедельник
До половины третьего ночи в типографии, где и принял новорожденного младенца — «Северную почту». Вместе со мною работали и частные редакторы. Выход из-под пресса первого листа мы приветствовали бокалом шампанского в подвалах типографии, где начальник типографии представил мне этот лист во втором часу. Домой вернулся к трем.
В десять часов утра был уже у министра внутренних дел и представил ему первый номер газеты.
Я недоволен этим номером. Что в нем лучшего, то не наше: это объявление о предпринимаемых правительством реформах. Оно принято в редакцию от государственного секретаря.
2 января 1862 года, вторник
Сделал наскоро несколько визитов, потом в типографии и редакции провел до пяти часов, подготовляя следующий номер газеты.
Приехал домой около шести, а в девять снова отправился в типографию, где и оставался до двух часов ночи.
3 января 1862 года, среда
Черт знает что напутано в сегодняшнем номере газеты. Страшная неисправность корректуры. Мы решили с товарищем министра перестроить совсем типографию, усилить корректуру и проч.
Отвратительный пароксизмный день. В типографии до часу ночи. Ждал заграничных депеш: их еще не было в час. Велел без них верстать, а когда они придут — тиснуть особое прибавление.
5 января 1862 года, пятница
Все с газетой. Страшное неустройство во всем. Из этого хаоса надо образовать порядок и стройность. Типография особенно отличается классической неурядицей. Я призывал Нагеля, чтобы он помог добрейшему и усерднейшему Петру Ермолаевичу устроить порядок технический, а товарищ министра — надо отдать ему справедливость — помогает всем со стороны министерства. Бездна всяких хлопот и мелких и важных. На меня со всех сторон летят упреки за всякую ошибку, опечатку. Но я не унываю, зная, что, всякое дело вначале представляет большие трудности и неустройства.
6 января 1862 года, суббота
В России бездна способностей, но людей, приспособленных к делу, очень мало. Отчего это?
Вечером с докладом у министра внутренних дел.
7 января 1862 года, воскресенье
Получил вечером от министра внутренних дел любопытное письмо, которое может меня с ним поссорить… Нужно отвечать, и я намерен отвечать сильно.
10 января 1862 года, среда
Утром письмо от Валуева, умное и совершенно примирительное. Вечером у него. Объяснение. Дело кончилось удовлетворительно.
Позже в типографии. Застал там Тройницкого и Ржевского. С новым метранпажем дело, кажется, идет лучше.
13 января 1862 года, суббота
В восемь часов вечера заседание Главного управления цензуры — первое под председательством нового министра. На первый раз достоинства министра выразились в быстроте, с какою он вел и, кажется, намерен вести наши заседания. Прежде три четверти времени уходило на болтовню и пустые словопрения. Теперь же читается бумага, приводится справка, и если все мнения согласны, то делу и конец; если же не согласны, то собираются голоса. Что требует рассуждения, о том рассуждается, но без уклонений и обращений к таким-то примерам и воспоминаниям из своей собственной жизни, без умозрений, в которых и ума-то никакого нет, и т. д. Мы в два часа бездну дел пересмотрели и произнесли решений.
В заключение министр объявил, что государю угодно, чтобы цензура усилила свою бдительность и строгость против периодической литературы. В этом смысле уже даны цензорам циркуляры. Что скажете вы, господа красные; на чьей душе грех?
Замечены в «Дне» особенно статьи: о самоуничтожении дворян и о земских соборах.
В одиннадцать часов заезжал в типографию. Там все обстояло благополучно.
16 января 1862 года, вторник
Ездил в Римско-католическую академию объясняться по поводу того, что я за это последнее время в ней часто не бывал. Сегодня я просил епископа и ректора уволить меня, так как я не выполняю как следует моих обязанностей. Но он об этом и слышать не хочет, и вся академия волнуется при одной мысли, что я хочу оставить ее. Кажется, меня там действительно любят, может быть и не без примеси своих расчетов — по крайней мере со стороны начальства, — но и за то спасибо.
Тут я наткнулся на приготовления к поздравлению нового варшавского митрополита: он из наших воспитанников и на днях возведен в этот сан. Это неслыханное возвышение. Он всего шесть лет как священствует и был духовником академии. Я вместе с другими пошел его поздравить как моего бывшего ученика. Такого умного, кроткого, пленительного лица я между мужчинами, кажется, никогда не видал. Имя его Феликс Фелинский. Он наговорил мне много любезностей, как меня любят все мои слушатели и проч.
17января 1862 года, среда
День без особых забот и приключений по редакции. Однако я все-таки приехал домой лишь после полуночи. Хлопочу, чтобы мне дали помощника по материальной части.
18 января 1862 года, четверг
Большая суматоха в редакции по поводу замеченных опечаток и проч.
20 января 1862 года, суббота
Вечером доклад у министра Валуева. Выхлопотал себе помощника по материальной части А. И. Артемьева, человека очень дельного. По-видимому, Валуев все сердится на меня за мое письмо. Но я от этого не унываю. Он, несмотря на наши предварительные разговоры, кажется хотел видеть во мне чиновника, а я этого не хотел и не хочу — вот и все. А если я в письме говорил от сердца и высказался с некоторою твердостью и независимостью духа, то как же иначе? Я иначе не говорю.
21 января 1862 года, воскресенье
Я рад воскресенью, как школьник. Не ехать ни в редакцию, ни в типографию и вечер могу остаться дома. Словом, воскресенье для меня настоящий день седьмой, субботний.
В жизни выдаются особенно трудные и трудовые моменты. Один из таких переживаю я теперь. Вокруг все бурлит и клокочет. Я похож на кормчего, который должен вести свой корабль среди мелей и подводных камней. Неурядицы по изданию газеты, с которыми я должен ежедневно бороться; недостаток в честных сотрудниках, бедность материала, способного оживить газету и придать ей литературное значение; бесконечные стеснения со стороны министерства; взыскательность публики, требующей, чтобы вдруг все было сделано, что делается месяцами и годами; неприязненные крики крайних партий; надломленное здоровье, — и посреди всего этого хаоса я один, без всякой другой опоры, кроме чистоты моих намерений… Вот некоторые, но далеко не все прелести моего нынешнего положения.
Да, у меня есть враги, которые всячески стараются мне вредить. Лучше, конечно, если бы этого не было. Однако я надеюсь, что во мне найдется довольно нравственной силы, чтобы побороть это зло, не уступив ни на шаг из того, что я считаю честным и справедливым.
22 января 1862 года, понедельник
В Думе некоторые профессора собираются читать лекции, говорят, по желанию бывших студентов. На это уже получено разрешение.
23 января 1862 года, вторник
Обнародование в «Северной почте» государственного бюджета, и потому я пробыл в типографии до часу ночи.
Разнеслись слухи, что министр финансов вышел в отставку и на место его назначен Рейтерн.
24 января 1862 года, среда
Сегодня получил от государственного секретаря для напечатания в «Северной почте» указ об увольнении Княжевича от должности министра финансов и о назначении на его место Рейтерна.
28 января 1862 года, воскресенье
Парадное представление министру. Вот мое определение Головкина: сух, холоден, умен, изворотлив. Вот и все пока.
29 января 1862 года, понедельник
Борьба и все только борьба: борьба с недугом, с бесконечными затруднениями в делах, по службе, с человеческими мерзостями. Вот что называется жизнь боевая! Да где же лавры? Кроме сосновых игл, ничего не растет на нашем болоте. Но все-таки надо крепиться и мужаться из уважения к самому себе.
Жестоко был истязуем все утро: налетел особенно сильный пароксизм. Поехал в типографию. Там в хлопотах как будто стало полегче. В три часа поехал в университет; из университета домой пешком — немного расходился. Припадки теперь приняли, точно, лихорадочный характер: они аккуратно посещают меня через день.
Сегодня был в историко-филологическом факультете выбор трех членов в правительственную комиссию университета до его открытия. Я получил из шести — два шара. Итак, у меня есть два благоприятеля. Чудо! Ведь против меня все красные и все пестрые…
2 февраля 1862 года, пятница
Сегодня было у меня особенно много посетителей. Разошлись в три часа.