Вечером был у меня А. Г. Тройницкий, третьего дня возвратившийся из-за границы. Разговор о делах печати. Тройницкий, как умный человек, тоже видит большую ошибку в том, что наделано Валуевым, да и вообще в том, что он взял на себя роль единственного судьи и направителя литературы.
11 октября 1865 года, понедельник
А. С. Воронов на днях рассказывал мне о подвигах Головкина, как он сыплет государственными деньгами, арендами, чинами на самых ничтожных чиновников. Иные получили по две и по три награды в год или в полтора года. Стендер, уволенный за неспособность от должности попечителя в Казани и живущий теперь за границею, получил чин тайного советника и аренду. Пирогов, тоже находящийся за границею, кроме 4000 руб. содержания, получил аренду. Директор департамента Петере в течение года получил тайного советника, ленту и аренду, и проч., и проч. Конечно, Пирогов выделяется изо всех. по уму и способностям, и кроме того, он достойный человек, но все-таки не следует так бросать государственные деньги.
13 октября 1865 года, среда
Читал Сидонскому предисловие к биографии Галича
15 октября 1865 года, пятница
Получил от Рождественского некоторые материалы, то есть отрывки лекций, для биографии Галича. Из них для меня важны: его трактат о философии в виде «Письма к Агатону» и отрывок из истории человечества.
16 октября 1865 года, суббота
Холера уже, говорят, в Копенгагене. Значит, она приближается к нам. Вальц советовал некоторые предосторожности относительно чистоты и пищи, а затем не думать о ней и заниматься своим делом.
Нет опаснее животного, как литератор или ученый, когда раздражать его самолюбие.
Заседание в Академии наук. Толки, кого избрать в члены нашего отделения. На Бычкова все согласились единогласно.
Мы ужасно далеко идем в нашей прилепленности к фактам, то есть мы стараемся только добыть факт и вовсе не заботимся о том, чтобы приобрести о нем ясное и точное понятие. Да на какой же черт нам дан ум, как не на то, чтобы судить о факте, добиваться его значения и отношения к другим фактам! «Искра» удачно назвала московского Лонгинова «гробокопателем».
17 октября 1865 года, воскресенье
Мрачно, мокро, тепло. Кажется, в милосердной природе идет дело о подготовке к холере.
Странные противоречия могут уживаться в одном и том же человеке. Вот, например, я так мало доверяю всему человеческому — добродетелям, уму, благу, жребию людей, а между тем у меня сильное влечение ко всему великому и прекрасному, постигать которое и видеть можно только в человечестве же. Я также сильно сомневаюсь в конечных целях творения, а между тем верую, и горячо верую, в высочайший творческий и всевидящий царственный разум, во власть и силу выше природы и вселенной — словом, верую в бога в духе христианских понятий. Я не уважаю людей, а готов служить им верою и правдою, хотя уверен, что они на каждом шагу меня обманут и готовы сделать мне всякое зло.
20 октября 1865 года, среда
Виделся в Царском Селе с князем Вяземским. Рассказ князя об усиливающемся спиритизме. Чудеса со столами, приводящие в недоумение даже людей рассудительных, — всё, по словам князя.
21 октября 1865 года, четверг
Заседание в Академии наук. Странно, как люди, желая показаться важными, толкуют горячо о пустяках со всеми признаками глубины и серьезности. Вышел бурный спор. В прошедшее заседание было решено выбрать в члены Бычкова. Но Гроту захотелось непременно сказать в протоколе, что Бычков избран для составления словаря. Он же предлагал выбрать еще члена для издания сочинений Ломоносова. Первый воспротивился этому я. Мне казалось неудобным выбирать кого-либо в члены Академии для исполнения такого-то поручения, а не для отдела или категории науки, по которой вообще может быть полезна специальная деятельность избираемого. В проекте нового устава сказано, что мы должны иметь шесть членов: двух для славянской и древнерусской литературы, двух для средней и двух для после-петровской. Так и следует поступать. К моему мнению присоединился Срезневский, который прибавил, что второго члена он требует для славянской литературы, так как сам он занимается ею в связи с древнерусскою. Это мнение мне показалось основательным и согласным с проектом нового устава. Что касается до словаря, то этому делу должны содействовать все. Пекарский с обычным своим педантизмом разделял мнение Грота и, между прочим, сказал: «В науке не нужно никаких убеждений». — «Как же! — возразил я, — вы науку считаете чем-то чужим для человека, а человека машиною, выделывающею ученые игрушки».
Тогда он поправился и отвечал, что разумеет это в отношении лиц увлекающихся. Однако он и тут сам себе противоречил. В занятиях своих он тоже увлекается любовью к выпискам и к коплению материалов. Ну и Бог с ним! Пусть он это делает: это тоже вещь полезная. Но зачем же думать, что это и есть единственная полезная вещь в науке, а все прочее вздор.
23 октября 1865 года, суббота
Разговор с Тютчевым. От него услышал я, между прочим, что Аксаков женится на его дочери фрейлине и что «День» прекращается, потому что Аксаков каждый год получал от него тысяч до трех убытку.
24 октября 1865 года, воскресенье
Рассказывают ужасы про симбирские пожары, следствие о которых теперь только кончено. Рассказывают, будто Симбирск сожгли вовсе не поляки, а батальон русских солдат, начальник которого, какой-то полковник, был первым виновником и подстрекателем этого беспримерного злодейства. Побудительною причиною будто бы был грабеж. Правительство, говорят, даже не решается обнародовать о том стыда ради, падающего на всю нацию, особенно после всего того, что было говорено и писано об участии в поджогах поляков. Правда это или нет?
Вообще злодейства всякого рода — кражи, грабежи, убийства — за последнее время усилились у нас до неслыханной степени. Беспрестанно читаешь о них в газетах, а сколько еще таких, о которых и в газетах не пишут. Все приписывают это безнаказанности. Воры и грабители беспрестанно выпускаются на поруки или оставляются только в сильном подозрении. В полицейской газете очень часто читаем, что иные преступники попадаются в третий, четвертый и даже в пятый раз и всякий раз опять выпускаются на волю. Ссылаемые в Сибирь находят возможность бежать, и это тоже служит немалым поощрением к новым преступлениям.
25 октября 1865 года, понедельник
Вчера были похороны дочери Н. Р. Ребиндера, по мужу Саломки. Она умерла, не зная о смерти отца. Между тем вот странный случай. В тот самый день, как муж ее получил из Москвы телеграмму о смерти Николая Романовича, она немного заснула и вдруг, проснувшись, сказала своей тетке: «Боже мой, какой страшный сон я видела. Я видела отца в гробу». Разумеется, впечатление, возбужденное этим сном, старались ослабить, так как доктор решительно запретил передавать ей печальную весть. Бедная оставила двух крошечных детей без всякого состояния.
27 октября 1865 года, среда
Был у Гончарова, с которым давно не видался. Он сильно жалуется на беспорядок и великие неудобства нынешнего Совета по делам печати. Председательствующий Щербинин, человек ничтожный, силится всем заправлять, а действительный заправитель всего — Фукс, агент и соглядатай Валуева.
28 октября 1865 года, четверг
«Приятные рассказы» о двух скандалах. В Исаакиевском соборе в алтаре подрались поп с протодиаконом. В Александрийском театре по окончании представления два кавалергардских офицера, ради удальства, так толкнули одну даму в креслах, что она только креслами была спасена от падения. С нею был какой-то мужчина. Он вступился за нее и начал крупное объяснение с офицерами, которые, однако, его же осмеяли. Но главное тут в том, что наша публика, обыкновенно столь кроткая и вообще терпеливая, на этот раз всполошилась. Она окружила буянов и потребовала полицию. Явился полицеймейстер или частный пристав, который, по требованию публики, и должен был составить акт. Человек сто свидетелей подписали этот акт, и офицеры были арестованы. Дальнейший ход дела еще не известен.
29 октября 1865 года, пятница
Обедал у князя Вяземского в Царском Селе. Мы отправились туда вместе с Ф. И. Тютчевым. Там видел я и дочь его, невесту Аксакова, Анну Федоровну. Она немолода, но, говорят, очень умна. Вечером пришла вторая дочь Федора Ивановича, Дарья Федоровна, с которою я познакомился на пароходе (кажется, в 1860 году), когда ехал в Штеттин. Это миловидная и очень приятная особа, с которою, я помню, мы хорошо пробеседовали несколько часов плавания, пока она не подверглась морской болезни. Сегодня разговор у князя вертелся на современных происшествиях: как поп и диакон подрались в церкви; как офицеры чуть не побили одну даму в театре; как на театре у нас представляют черт знает какие безобразия; как какого-то Бибикова отдали под суд за книгу, в которой он доказывает превосходство полигамии над единобрачием, — все материи важные и привлекательные. Да и о чем же говорить в наше время?
После обеда Тютчев отправился к своим дочерям, а я еще посидел немного и побрел на железную дорогу. Но я дурно рассчитал время, и мне пришлось битых три часа провести в ресторане железнодорожной станции в приятном обществе двух маркеров, которые забавлялись, катая шары на бильярде. Впрочем, в зале было чисто, и мне подали стакан очень порядочного чаю. Около одиннадцати подъехал Тютчев, и мы вместе отправились обратно в Петербург, где я еще застал у себя Воронова, Миллера и других.
30 октября 1865 года, суббота
Вчера у князя Вяземского мне сказали, что в Царском Селе один человек умер от холеры.
Весь день работал над программою академических занятий, которую намерен представить в отделение.
31 октября 1865 года, воскресенье
Был на праздновании столетия «Вольно-экономического общества». Праздник происходил в зале Дворянского Собрания. Зала была убрана просто, но хорошо. Собрание многочисленное. Несколько депутаций принесли свои поздравления от разных учреждений. Речей их не было слышно. Все обошлось очень прилично.