22 января 1866 года, суббота
Говорят, мнения в суде о Краевском разделились. Одна часть судей не находит решительно никаких поводов к его обвинению, а другая полагает приговорить его к 25 рублям штрафу. Во всяком случае выходит, что Валуев потерпел жестокое поражение. Общий голос в публике и суде против него и против его чиновников. Не постигают, как можно было поднять всю эту бурю и написать такое нелепое обвинение с подведением законов не имеющих ни малейшего отношения к делу.
Заходил навестить поутру все еще больного Чивилева. Там познакомился с графом Перовским, состоящим при наследнике. Он показался мне добрым человеком. Тут узнал я о проекте образовать общество ученых для разработки государственного архива и издания его актов, чему весьма покровительствует князь Горчаков. Я заметил, что мера эта очень полезна для отечественной истории и должна так же много содействовать успеху ее, как и знаменитая археографическая комиссия.
23 января 1866 года, воскресенье
На бале у Тройницкого. Множество гостей всяких — и звездоносных и простых смертных. Гончаров свел меня с Щербининым, который изъявил мне свое глубокое сожаление, что меня нет в совете. Я отвечал на это, что уже довольно послужил делу печати, и поспешил переменить разговор. Он показался мне жалким стариком, которому очень тяжко под бременем его председательства. Он жаловался на то, что судьи их не поддерживают. Потом я говорил с бароном Корфом, который обещался доставить мне некоторые материалы для биографии Галича.
26 января 1866 года, среда
Все зимы нет. Вчера дождь и всяческая мокрота, сегодня тоже. Доктора, однако, говорят, что общее состояние здоровья в городе лучше, чем обыкновенно бывает в это время года.
28 января 1866 года, пятница
Собрание у А. С. Норова из нескольких членов Академии наук для совещаний о проекте нового устава. На меня возложено составить по этому предмету записку.
1 февраля 1866 года, вторник
Какой скачок! Сегодня 18R мороза.
2 февраля 1866 года, среда
Всякая пошлость, всякая бездарность прячется ныне за факты, за положительность. Собрав горсточку фактов или фактиков, бездарность громко восклицает: «Вот труд науки!» — и с гордым презрением смотрит на всякое движение ума, который требует в фактах смысла и цели, с презрением слушает всякое живое или изящное слово.
Годичное собрание Общества для пособия литераторам. Я обыкновенно стараюсь на нем присутствовать как один из основателей Общества. Оно в упадке. Никто ничего не жертвует, да и члены не платят годичных взносов. Однако у Общества все-таки старого капитала тысяч до тридцати пяти. В нынешнем заседании В. С. Курочкин, издатель «Искры», предложил странную мысль — дать пособие рисовальщику карикатур, тогда как Общество учреждено исключительно для пособия литераторам. Некоторые согласились с этим; согласился и сам председатель Ковалевский, по обычной своей слабости. Я первый формально этому воспротивился, сказав, что таким образом произвольно расширять пределы пособий значит совершенно противоречить принципу и основному закону Общества. Собрали голоса. Значительное большинство оказалось против предложения Курочкина.
3 февраля 1866 года, четверг
В одном из балаганов на Исаакиевской площади учинился разгром. Содержатель балагана пригласил к себе конькобежца, и это привлекало к нему много публики. А чтобы побольше раздавать билетов, он заставлял конькобежца забавлять публику только по пяти минут, а в заключение конькобежец почему-то и совсем покинул свою ледяную арену. Публика рассвирепела и по знаку какого-то молодца, кликнувшего «ура», бросилась ломать скамьи, стулья, перегородки. Тогда содержатель балагана начал уже честно давать свои представления. Итак, народ сам начинает искать себе управу.
6 февраля 1866 года, воскресенье
Ночью всякая чертовщина; толчки, холод, бессонница. Как часто приходится колебаться между сожалением о человеке и презрением к его судьбе.
8 февраля 1866 года, вторник
Студенческий обед. Обедало человек сто у Демута. Сытно, пьяно, дымно, шумно и тесно!
Я воротился домой с обеда около семи часов и нашел у себя записку князя П. А. Вяземского с приглашением на вечер для слушания чтения «Смерти Иоанна Грозного». Я поехал. Тут было несколько княгинь, графинь и проч. Из знакомых князь Оболенский, князь Урусов и Карамзин Владимир. Читал Б. М. Маркович, и читал прекрасно. У него особый дар чтения.
9 февраля 1866 года, среда
Вчера отдал Аврааму Сергеевичу перебеленные и выправленные листы моих замечаний к проекту академического устава, которые он намерен защищать в Государственном совете.
Если рассудить основательно, то жалобы и сетования на безнравственность, разные беспорядки и пороки людские окажутся весьма неосновательными. Жаловаться и сетовать можно только на ненормальное положение вещей, а такое состояние нравов, какое существует ныне, да и всегда было, не есть ли настоящее нормальное состояние человеческого быта? Все отношения человеческие основаны на двух началах: нападения и обороны. Сила грубая нападает на ваши карманы, на вашу жизнь; более утонченная, цивилизированная нападает на ваше имя, на ваше сердце, ваши убеждения и т. п. Если вы не хотите нападать, то берегитесь и обороняйтесь — и вот, кажется, все, чего можно требовать от человеческой природы и добродетели.
12 февраля 1866 года, суббота
Вчера заседание в общем собрании Академии и в комиссии об Уваровской премии. Срезневский выбрасывал из своих уст престранные мнения о поэзии и драме. Другие молчали. Против драмы Толстого «Смерть Грозного» составляется, кажется, сильная коалиция. И поделом ему! Зачем он не принадлежит ни к какому литературному кружку, да еще и аристократ, по крайней мере по имени и по положению при дворе. А что это человек с большим талантом и написал очень хорошую вещь — какое до этого дело гробокопателям или самозванным вождям юного поколения!
13 февраля 1866 года, воскресенье
Как грубо обращаются они с душою человеческою, эти господа естествоиспытатели, считая ее таким же куском мяса, как и все остальное в человеке. Они без церемонии пялят на нее глаза в свой микроскоп, запускают в нее свой нож и чего не допытываются ни микроскопом, ни ножом, того и знать не хотят. Оно, конечно, хорошо верить только своим чувствам; но все познаваемое познается ли только ими одними? Нет ли, друг Горацио, чего-нибудь такого в природе, что не может и сниться нашим мудрецам, что сокрыто в такой глубине или заключает в себе такие элементы, до которых не досягнуть нам никакими чувствами, никакими орудиями, а в таком случае как же, по совести, могу я сделаться материалистом? Почему же материализм имеет более права на доверие в том, что касается существеннейшей части человека, нежели идеализм? Оба они ничего здесь не знают. Но с последним по крайней мере уживаются наши нравственные интересы, без которых человек — и зверь, и подлец, и самое жалкое существо.
25 февраля 1866 года, пятница
Если хочешь, чтобы для тебя не пропал нынешний день, не думай о завтрашнем.
Наука подготовляет почву для убеждений, но сама не дает их.
2 марта 1866 года, среда
Ум специалиста тупеет по мере того, как все глубже и глубже уходит в свой предмет. Им овладевает дух исключительности, и он, по выражению одного умного грека, от великой учености становится дураком. Примеры налицо. Вот Либих, который химиею хотел объяснить всю историю человечества. Если ему верить, все зло и добро на земле происходят от уменья или неуменья обращаться с почвою. Или другой пример — знаменитый, боготворимый нашими нигилистами Бокль, который все изъяснял влиянием естественных причин и историю их выводил из будто бы часто случавшихся в Испании землетрясений. Рису и кукурузе в Индии он также давал великое значение и приписывал им влияние на весь экономический и политический быт Индии.
5 марта 1866 года, суббота
Здешнее дворянство проектировало адрес по случаю отказа князя Щербатова принять на себя звание предводителя.
У Валуева — благодарил за содействие в устройстве моих дел. Петр Александрович не мог-таки обойтись без некоторого выкрутаса.
— Вы пожаловали, — сказал он увидев меня, — изъявить мне ваше благоволение!
— Не благоволение, ваше высокопревосходительство, а мою искреннюю благодарность.
— Очень рад и т. д.
Затем мы еще немного поговорили, на том и расстались. Он очень переменился — похудел и постарел. В последнее время положение его сделалось очень трудным. Его сильно теснили и теснят земские дела, польские и дела по печати. Три порядочные тяжести. Тяжела ты, шапка Мономаха! Вероятно, это последнее мое свидание с ним. Едва ли мне приведется еще с ним встретиться. Незачем и не для чего.
Статистические цифры способны отуманить самую светлую гдлову, если она расположена объяснять механически все общественные и человеческие явления. Так, Бокль уверяет, опираясь на некоторые цифровые данные, что в известные периоды времени непременно должно совершиться известное число преступлений или что в английском почтамте так же периодически накопляется известное число писем с неозначенными адресами. Вот вам и положительные данные, на которых позитивисты строят историю человечества и общественный порядок.
6 марта 1866 года, воскресенье
Вечер у Тройницкого. Разговоры о бывшем дворянском собрании, об адресе для исходатайствования дворянству новых прав, особенно о дозволении посылать в Петербург депутатов для представления правительству о своих нуждах. На адрес уже последовал ответ: «Оставить без последствий».
8 марта 1866 года, вторник
Поутру был у начальника Северо-Западного края, Кауфмана, по моему личному делу. Затем он начал беседовать о польских делах. Он жаловался, что его действия сильно парализуются партиею, покровительствующей полякам. «Мне гораздо легче, — говорил он, — справляться с тамошними противниками, чем с здешними. Поляки, — продолжал он, — пропитаны к нам враждою. Никакого доверия нельзя иметь к наружной преданности их, и теперешнее успокоение края есть чисто внешнее».