22 августа 1870 года, суббота
Из всех человеческих пороков самый смешной — высокомерие, самый гнусный — лицемерие, самый глупый — скупость.
Получено известие, что Наполеон взят в плен и армия Мак-Магона сложила оружие.
Да, это, конечно, великий прогресс, когда штык заменился нарезными пушками и скорострельными ружьями, а над Европой диктаторствовать будут не Наполеоны и Габсбурги, а Гогенцоллерны.
25 августа 1870 года, вторник
Во Франции республика.
Знать вполовину или знать мало — судьба людей. На дружбу отвечать дружбою (предполагая, что она возможна), на услугу — услугою, на учтивость — учтивостью вдвое, вражде противопоставлять мужественную и благоразумную защиту, но без малейшего покушения мстить, а затем полнейшее хладнокровие: вот чего следует держаться в своих ежедневных сношениях с людьми.
1 сентября 1870 года, вторник
И август был далеко не безупречен, а сентябрь уже с самого появления своего обещает быть подлецом. Итак, из двенадцати месяцев года один июль вышел несколько похожий на лето. Само собою разумеется, что октябрь, ноябрь и декабрь уже по обязанности будут всячески допекать нас. Вообще нынешний год богат бедствиями, тут война и холера. Последняя уже появилась в Петербурге. Только голода, кажется, можно надеяться, не будет. В России урожаи вообще хороши.
Вот из самых недр цивилизации, в самом сердце Европы, народилось в XIX веке чудовище материальной грубой силы, не знающее меры своим притязаниям. Прославленная цивилизация дала только усовершенствованные орудия убийств и софистическую диалектику для оправдания варварской политики завоевания и грабежа. Что же уважать в человечестве?
Пока не нашли средства наложить узду на человеческий эгоизм и на страсти, им возбуждаемые, до тех пор будет все одно и то же: люди попеременно будут заслуживать то сожаления, то презрения.
5 сентября 1870 года, суббота
Печально заблуждались те, которые думали, что Наполеон III нужен для Франции, спасая ее от анархии. Но вот грозные и плачевные обстоятельства окончательно разоблачили эту роковую личность и показали, что он думал не о Франции, а только о владычестве своем над нею и о своих династических интересах и, заботясь исключительно об этом, довел до полного упадка громадные силы благородной нации.
9 сентября 1870 года, среда
Грустно, невыразимо грустно смотреть на дела человеческие! Сколько безнравственности, сколько малодушия и лжи! Сколько варварства среди пресловутой цивилизации и прогресса! Сколько ничтожества, наконец, в самой науке, которая не в состоянии искупить зло, наносимое ее же открытиями.
Да, наука не делает людей лучшими. Пример перед главами. У кого наука оказала столько успехов, как у немцев? И что же? Посмотрите, каковы они в упоении своих побед над австрийцами и французами! А мы неужели за то, что Пруссия подарит нам Парижский трактат, гарантируем ей Эльзас и Лотарингию? Поистине, политика не знает нравственности.
15 сентября 1870 года, вторник
Нынешняя война Бисмарка с Францией вовсе не есть война за границы и за единство Германии. Франция по справедливости считается центром и душою всех либеральных движений в Европе. Наполеон III сколько ни старался убить в ней этот дух, однако не мог с ней справиться. Но вот явился на помощь Бисмарк. Война с Францией им начата вовсе не за единство Германии, которое могло быть достигнуто и уже почти достигнуто без нее. Унизить Францию, омрачить престиж ее идей — вот настоящий смысл войны и прусских побед. Бисмарк очень хорошо знал, что Франция со своим Наполеоном не в состоянии бороться с полутора миллионною прекрасно организованною немецкою армией. Однако он и сам не предвидел такого исхода: судьба уж чересчур ему подслужилась. Франция провозгласила у себя республику: это, конечно, не в его видах. Но Бисмарк не унывает. Тем сильнее давит он Францию, чтобы выжать из нее весь сок и ее душу, и если он успеет в этом, тогда диктатура Пруссии в Европе станет на твердую ногу — и беда свободе. Разве только сами немцы опомнятся и поймут, что вовсе не лестно возить камни для постройки, по плану Бисмарка, собственной своей тюрьмы.
17 сентября 1870 года, четверг
Сегодня или завтра, говорят, Тьер представляется государю.
18 сентября 1870 года, пятница
Всякий должен сделать на своем месте и в своем кругу все как можно лучше, по крайнему своему разумению — вот единственная руководящая мысль для честного человека.
При назначении нового председателя Совета по делам печати М. Р. Шидловского, бывшего где-то губернатором, на место Похвиснева, сменяемого за либерализм, употреблены слова: «Подтянуть печать».
19 сентября 1870 года, суббота
Ну из-за чего горячиться? Род человеческий управляется так, как он того заслуживает. Не будь глупцов, негодяев и эгоистов, не было бы ни Наполеонов III, ни Бисмарков. Собственно говоря, на свете все обстоит благополучно, то есть дела идут так, как должны идти. А что многих убивают, других грабят и что люди страдают то от насилия, то от плутовства разных господ, то ведь это так — судьба, переходное состояние, и философия истории найдет в этом глубокий смысл и прогресс.
А вот я глупости заношу в мой дневник. Видно, время такое, никто не убережется. Даже люди, старающиеся честно и здраво мыслить, и те впадают в преувеличение и становятся невоздержанны.
26 сентября 1870 года, суббота
Похвиснев сменен. Место его заступил Шидловский, военный генерал. Говорят, он сильно отказывался от этого назначения, представляя, что ему вовсе незнаком ход литературных дел и печати. Притом он прибавлял, что он человек горячий и привык действовать энергически, каковой способ приличен в полицейской сфере, но, может быть, окажется неудобным в кругу науки и мысли. Ему возразили, что этот-то способ и нужен, ибо хотят «подтянуть».
Неудовольствие в обществе растет не по дням, а по часам. Патриотическое чувство считает себя оскорбленным унижением России во внешней политике и некоторого рода раболепством перед Пруссией.
27 сентября 1870 года, воскресенье
Мысль о «подтянутии» печати возникла первоначально в голове министра народного просвещения. Состоя не в ладах с министром внутренних дел, Тимашевым, он представил государю записку о крайней распущенности нашей печати, что приписывал слабому смотрению за нею начальства, которому она подлежит. На это, в отсутствие Ти-машева, отвечал товарищ его, князь А. Б. Лобанов-Ростовский, что распущенности и зловредности в печати никаких нет, а если они где-либо существуют, так в головах профессоров и учителей, за которыми худо смотрит граф Толстой. Сперва записка графа Толстого, по-видимому, не произвела впечатления.
Но после этого свидания с Вильгельмом и Бисмарком записка графа нашла себе поддержку в мысли, что печать очень дурно делает, нападая на немцев и разжигая взаимную ненависть двух наций. Тут последовали: увольнение Альбединского от звания генерал-губернатора остзейскою, отставка Галкина, губернатора ревельского, и приказ об обуздании печати.
29 сентября 1870 года, вторник
Сегодня новый начальник по делам печати, Шидловский, принимал в первый раз своих чиновников. Вот как это происходило, по свидетельству одного из них, а именно Нагеля, который с буквальною точностью передал мне все тотчас по возвращении от генерала Шидловского.
Последний вошел в залу в своем генеральском мундире, сделал всем собравшимся ответный поклон и обратился к каждому чиновнику с вопросами: кто он, чем занимается и давно ли служит? Переспросив таким образом всех, он отступил на несколько шагов, принял настоящую генеральскую позу и произнес следующую речь: «Господа, я очень жалею, что при самом начале моего знакомства с вами я должен сделать вам замечание: во-первых, вы явились ко мне в вицмундирах, а не в мундирах — это противно законам службы. Вы должны были одеться в мундиры. Во-вторых, я вижу здесь некоторых с бородами — бород не надо, я их не потерплю. У некоторых я замечаю усы — и их не надо; усы подобает носить военным. Даже и эти округлые бакены, сильно напоминающие бороды, не должны быть. Я буду строго наблюдать чинопочитание. Затем прощайте».
2 октября 1870 года, пятница
Земские учреждения, суды, печать и распространение первоначального образования в массах, на первый случай хоть грамотности, — вот существеннейшие и главные предметы, на которые должно быть обращено внимание всех мыслящих людей в России.
Конференция Академии наук назначила меня депутатом в высочайше учрежденную комиссию для слияния всех казенных типографий в одну государственную. Я должен защищать необходимость для Академии иметь свою собственную типографию, которая к тому же казне ничего не стоит.
Одно только: держись крепко тех законов, которые для тебя установила твоя совесть.
Самый лучший друг и самый большой враг человека — это он сам.
Борьба между правительством и интеллигенцией общества нескончаема. Я знаю только одно средство несколько укрепить первое: это то, чтобы оно старалось быть лучшим.
3 октября 1870 года, суббота
Сильнейшее и всеобщее порицание графа Д. А. Толстого, который своей запиской вызвал нынешние меры против печати. Я тоже думаю, что граф сделал большую ошибку, чтоб не сказать больше. Некоторые его оправдывают тем, что он раздражительного и обидчивого характера, что кто-то и как-то раздразнил его. Плохое оправдание! Государственный человек, действующий по внушению минуты негодования, — разве это делает ему честь? Когда он затевает такое дело, как преследование печати в настоящее время, и советует государю принять репрессивные меры вопреки льготам, допущенным им же, он, то есть министр, обязан взвесить все последствия своего шага. Он должен был знать, что, нападая на всю печать огулом, он вызывает на нее гонение, что это гонение принесет непременно злые плоды, совершенно противоположные тому, чего желали достигнуть, и проч. и проч. Если у нас министр не ответствен перед законом, то неужели он не ответствен уже ни перед совестью своей, ни перед здравым смыслом? Я уже не говорю — перед общественным мнением: власти не привыкли его уважать, хотя, право, не мешало бы это делать — не ради пользы общей, о которой у нас никто не думает, но ради своей собственной.