12 апреля 1874 года, пятница
Наши доморощенные либералы виноваты не тем, что думают и составляют предположения о различных свободных учреждениях, о радикальном уничтожении разных аномалий и злоупотреблений, накопившихся у нас издавна, а тем, что считают возможным немедленное осуществление того, что надумал их ум и желает их либерализм.
17 апреля 1874 года, среда
Письмо от князя П. А. Вяземского — милое, умное, теплое письмо.
24 апреля 1874 года, среда
Целый год не собиралась комиссия об учреждении центральной государственной типографии, и сегодня было назначено заседание. Как все наши административные комиссии и комитеты, и эта ничего не сделала да и сделать не могла уже потому, что самое дело, для которого ее выдумали, дело фальшивое, нужное только одному человеку — чиновнику, изобретшему ее для своих выгод. Однако нам угрожают еще заседания два или три, так, для приличия, чтобы показать, что хотя ничего не сделали, а все-таки делали. Везде обман и ложь!
25 апреля 1874 года, четверг
Собрание литераторов, составляющих издательский комитет, у М. И. Семевского, распоряжающегося рассылкою «Складчины». Он прочитал нам весьма обстоятельный отчет того, что до сих пор сделано. Отослано в Самару уже более 10 000 рублей, и за бумагу заплачено. Остается еще около 5000 непроданных экземпляров книги. В числе присутствовавших, между прочим, были Некрасов (как член комитета) и М. Е. Салтыков.
1 мая 1874 года, среда
Весь апрель дышал на нас свирепыми северо-восточными ветрами, хотя нередко светило солнце, особенно по утрам. Вот май, цвет всех времен года и радость людей, далеко живущих от полюса. Но жизненная сила мертва в нашей флоре; даже почки не показываются на деревьях, не только листья. А сегодня в честь весны гулянье в Екатерингофе. Все здесь ложь — и в людях и в природе. Впрочем, люди же выдумывают на природу то, чего в ней нет. Полиция предлагает народный праздник в честь мая и весны: надобно верить ей. Я помню, что во время моего цензорства один из моих товарищей не хотел пропустить в фельетоне газеты неблагоприятного отзыва о петербургской погоде, говоря, что это оскорбляет отечество.
3 мая 1874 года, пятница
Я знаю, что немногие из наших литераторов смотрят без неприязни на образ мыслей, выражаемый мною в моих статьях. Но это ничего не значит для меня. Оно не мешает и не помешает мне быть одним из представителей этого образа мыслей. Кто во всю свою жизнь работал над самим собою в духе по возможности лучших доступных ему идей, признанных и наукою, и опытом веков, и собственною своею совестью, тот, конечно, мог приобрести некоторую способность не быть малодушным перед чужими толками и мнениями. Эту свободу я вполне и глубоко уважаю в других, как и в самом себе. Да и может ли быть иначе, когда дело идет о правах мысли и истины и когда мы серьезно хотим им служить? И зачем этой свободы не допустить и в литературе, которая так любит и отстаивает свободу? Что она любит в то же время любовь свою проявлять в известного рода вопросах — кто по совести станет ее упрекать за то? «В дому отца обители мнози суть». Если кто думает, что ему отведено там место, то пусть не мешает и другим идти туда. Да стоит ли толковать об этом? Пусть всякий делает что может, лишь бы делал разумно и честно.
5 мая 1874 года, воскресенье
Все это время погода так дурна — холод, дождь, по временам небольшой снег, — что перестаешь даже считать возможным лето на нашем ужасном севере. Уж не напрасно ли нанята дача?
Составлять партии и тенденциозные союзы и кружки для каких-нибудь политических целей нам еще рано.
Пока недовольные порядком, или, точнее сказать, беспорядком, вещей сетуют, ропщут и втихомолку заявляют друг другу свое неудовольствие, стоящие во главе этого порядка или беспорядка благоденствуют, находя в нем наилучшие средства богатеть и благоденствовать.
Повсюду и во всем великий неуряд и разладица. Реформы, начатые и вдруг приостановленные, только породили зло, которое в прежнем могильном спокойствии не существовало.
8 мая 1874 года, среда
Сегодня я эмансипировался от шубы, потому что это первый день, похожий на начало весны. Калоши и теплый шлык свой я оставил дня два уже прежде.
10 мая 1874 года, пятница
Сегодня снег.
Можно досадовать на людей, зачем они негодяи и беззаконники, а на природу досадовать было бы нелепо, потому что за ней ничего подобного нет. Она безгрешна, законна и справедлива.
Читая описания всех этих оваций, какие делаются высокопоставленным лицам, приходишь к убеждению, что надобно иметь чрезвычайно крепкую натуру, чтобы не одуреть от этого страшного количества лжей и лести, которые приходится им глотать. Однако это их не убивает, хотя нет сомнения, что многие из них от этого впадают в неизлечимые болезни самообожания, надутости и проч.
Остерегайтесь слишком горячо провозглашать о вашем усердии к общему благу, даже если вы совершенно преданы тому, о чем говорите. Во-первых, вас заподозрят в неискренности, а если поверят, то еще хуже для вас. Вас станут преследовать как пророка, который идет наперекор всем и каждому, — хорошо, если вас не побьют камением, а только посмотрят как на жалкого юродивого. Глубокая истина заключается в словах: «Не мечите бисера перед свиньями».
11 мая 1874 года, суббота
Вчера и сегодня снег и холод, 2 и 3R тепла: опять за шубу.
Всякий из нас настолько умен, чтобы не допустить другого быть умнее себя, и если последний в глазах других окажется таким, то наделать ему как можно более пакостей.
Разительным доказательством нашей умственной недозрелости и недостатка серьезного образования служит то, что мы измеряем достоинства ума и дарований только мерилом наших собственных мнений и тенденций. Все несогласное с ними подвергается беспощадному осуждению. Есть что-то ребяческое в этом азарте, с которым мы одно возносим до небес, а другое топчем в грязь. Это, говорят, делается по весьма естественной причине — из желания дать перевес своей мысли или партии. Но какие у нас школы, какие партии? Где они? Школа предполагает известный способ разработки истин, возникающих из глубокого и продолжительного исследования одной какой-либо стороны вещей. Это законная форма определенного мировоззрения — и потому каждая из школ имеет право существовать, и борьба между ними или антагонизм может происходить только или вследствие недоразумений, или вследствие каких-либо совершенно случайных обстоятельств. Все они служат одному и тому же делу, только в разных направлениях и ввиду самой возможности служить ему различным образом. Школы могут существовать только там, где наука и искусство пустили глубокие корни и где они в состоянии разрастаться свободно в разные ветви.
Что касается до партий, ознаменовывающих обыкновенно жизнь и движение общества, то они возможны там, где сказались уже и явственно определились разные слои общества, разные его направления и где интересы каждого из этих слоев и направлений требуют соединения многих сил. Мы до партий еще не доросли. У нас, напротив, индивидуализм развит до такой степени, что каждое лицо есть партия для самого себя, и как скоро несколько лиц сошлось во имя какой-нибудь задачи или идеи, то каждое из них думает только о том, как бы все преклонились перед ним, хотя бы то было во вред общей задаче или идее. Разве это партия?
15 мая 1874 года, среда
Наше время чрезвычайно богато разного рода нравственными искажениями, и особенно в так называемом мыслящем классе. Человек грубый, необразованный предается какой-нибудь мерзости, как зверь, не будучи в силах обуздать своих животных инстинктов. Человек так называемого мыслящего круга делает то же, но вместе с тем оправдывает свою гнусность теорией.
Первый теплый день.
17 мая 1874 года, пятница
Обед на открытом воздухе в Летнем саду с И. А. Новиковым. Гуляющих было множество. Музыка. Обед очень хороший за 1 руб. 25 коп. День прелестнейший. Деревья начинают распускаться, по крайней мере те, которые помоложе.
18 мая 1874 года, суббота
Два ужасных случая. Один воспитанник гимназии застрелил своего директора, а в другой гимназии два таких же воспитанника ранили из револьвера своего инспектора, который остался жив.
А самоубийства в разных видах совершаются беспрестанно. Женщины не отстают от мужчин. Они научились отлично владеть револьвером.
19 мая 1874 года, воскресенье
Как ужасно упала Франция! Столько кровавых жертв, чтобы впасть в какую-то тупую апатию и позволять распоряжаться собою таким людям, как генерал Мак-Магон и шайка негодяев, добивающихся денег и теплых мест. И все это ни для кого не тайна. Самые беззаконные нарушения права и всех общественных и политических приличий совершаются открыто перед глазами нации, которая как-то тупо и покорно смотрит на все это.
Из всей бесконечной массы прошедших, настоящих и будущих людей вырабатывается небольшое число личностей, которые и составляют собственно настоящее человечество, соль земли.
22 мая 1874 года, среда
Похороны начальницы Смольного монастыря, Марии Павловны Леонтьевой. Обедня и отпевание происходили в церкви заведения. Собрание было чрезвычайно многолюдное и состояло большею частью из девиц и дам всех выпусков, которыми начальствовала покойная. Служил митрополит Исидор с двумя архиереями и множеством священников. Все было величественно и торжественно. Присутствовавшие, особенно питомицы заведения, оказали много сочувствия и любви к усопшей, которая действительно и заслуживала этого своею добротой и заботливостью о детях. Вообще она была женщина умная и благородных свойств, хотя и отличалась некоторою странностью манер и, может быть, излишним пристрастием к формам. Но царедворческого в ней ничего не было. Со мною во все время моей службы в заведении она была чрезвычайно дружелюбна, внимательна и ласкова. Она любила литературу и умела ценить умственные достоинства. Ей было 85 лет. Она умерла тихо и спокойно, как бы погрузившись незаметно в вечный сон. За несколько часов до смерти она, несмотря на слабость сил, принимала еще участие в делах заведения.