Один из опаснейших врагов человека есть успех.
В нынешнем моем путешествии я видел два чуда в Европе: Венецию, которую море как будто родило в своих волнах и подняло на свои плечи, чтобы показать свету лучшие из своих перлов; другое чудо то, где глубочайшая мысль человечества нашла достойное себя воплощение на куске жалкой поверхности стены, запрятанной в старом здании — в трапезной старого монастыря св. Марии, ныне примыкающего к казармам. Чудо это — картина «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи.
Погода, достойная Петербурга, продолжалась целый день. Мы вышли было подышать хоть немного свежим воздухом в галерее Эммануила, но сырость и холод скоро прогнали нас в отель.
Русского человека надобно поднимать из грязи, в которой он так давно и так часто барахтается, а не топтать его в ней.
Как могут содействовать преуспеянию общества во всем благом те, которые не имеют веры ни в какие идеалы, которых умственный горизонт ограничивается одною материальною реальностью, как будто не существует никакой другой реальности?
Есть два способа действовать на людей: изъяснение и возбуждение, или представление того, что есть, и устремление к тому, что должно быть, — один пассивный, другой активный.
26 апреля 1876 года, понедельник
Целый день нельзя было сделать шагу из комнат — дождь, холод, гнусность, которой итальянцы не запомнят. И, говорят, во всей Италии так. Как тут думать о пользовании теплом и воздухом, для чего собственно и предпринято мое путешествие за границу?
27 апреля 1876 года, вторник
Наша народность находится ныне в периоде самопознания. Поэтому мы открываем и должны открывать в себе все те пошлости, несообразности, умственное бессилие и нравственную испорченность, которые до сего были нашим уделом, по крайней мере большею частью. И в этом отношении правы наши нравоописательные романисты. Но этот процесс самопознания есть только первый акт. За ним необходимо должен следовать другой, то есть выход из такого состояния к лучшему — и это лучшее представляется не иначе, как в идеалах, к которым мы должны стремиться. Без этого мы останемся навсегда в том же самом периоде дурных свойств, которых мы не можем не признать. Вот к этим-то идеалам следует литературе направлять умы и для этого нужно и изображать их. Делает ли это наша литература? Если для такого изображения нам недостает в настоящее время талантов, то не пора ли думать по крайней мере об этом? Особенно не пора ли научной, серьезной философской критике возбуждать стремление к необходимости иного настроения в литературе, чем то, какое господствует в ней ныне?
К сожалению, мы ужасно боимся труда мысли. Отвлеченный ее характер пугает нас, как детей пугает азбука, не украшенная картинками или не приправленная игрою. Но если мы думаем, что уже выросли из детства и по крайней мере приблизились к периоду юности, то нам стыдно пугаться труда мысли, как стыдно молодому человеку, поступившему в университет, избегать научных приемов науки. Мы люди очень остроумные, глумливые. Во всякой мысли мы желали бы видеть игру остроумия, и вместо того, чтобы думать и вдумываться в нее, нам хочется поиграть в нее, позабавить читателей наших или слушателей.
28 апреля 1876 года, среда
Почти шесть дней продолжались дождь и холод. Сегодня проглянуло солнце, и мы поспешили воспользоваться хорошею погодою, чтобы выйти из нашего заточения, и отправились в сад и к памятнику Кавура. В саду походили около часу, потом я сосредоточил все мое внимание на памятнике Кавуру. Кавур бронзовый, изображен в обыкновенном сюртуке и с лентой по камзолу. Вся фигура его, говорят, настоящий портрет. Он стоит на простом гладком круглом пьедестале и в руке держит свиток. Перед ним внизу, у самого пьедестала, муза истории пишет его имя, никаких украшений более, никаких скульптурных вымыслов. И что за прелесть эта муза истории! Какая легкость, грация и простота в ее фигуре! Какое спокойное величие и уверенность в ее лице, что она воздает только должное, предъявляя бессмертию имя великого человека! Она изваяна из бронзы, и между тем сидит как живая. Она не сводит глаз с уже написанного ею: Кавур.
Несмотря на солнце, все-таки настоящей итальянской теплоты нет. Повевает холодненький ветер.
30 апреля 1876 года, пятница
Погода не улучшилась — так же сумрачно и холодно. Часов в 11 вечера разразилась сильная гроза с проливным дождем. Не обещает ли это благоприятного кризиса в погоде?
1 мая 1876 года, суббота
Кризиса нет. Утро 10 часов, дождь, и так холодно. Мы в страшном недоумении, на Комо ехать уже нечего и думать.
Там на озере не может быть ничего лучшего. Не ехать ли в какое другое место Италии? Но где ручательство, что там не так, как здесь? И для чего ехать? Чтобы там прожить недели три до поездки в Швейцарию при благоприятных условиях тепла и света, которые так нужны для моего здоровья. Увидим. Но оставаться долее в Милане бесполезно и скучно.
2 мая 1876 года, воскресенье
Должен ли человек, приближающийся к закату дней своих, думать непрерывно о своем конце? Это было бы сущим малодушием даже и тогда, когда физическое состояние его оказывается не совсем надежным. Не должен ли человек во всеоружии своего духа встретить во всякий час все, что пошлет ему судьба?
Знакомство с итальянским литератором С. Фарина, который сегодня просидел у нас довольно долго. Он автор нескольких хороших повестей и романов и весьма приятный человек. Разговор мой с ним происходил с помощью дочери, которая познакомилась с ним во время первого своего путешествия в Италию, через Губернатиса. Фарина говорил, что и у них нет литературной, серьезной и разумной критики.
Забавно, что один профессор литературы, говоря с кафедры о ее современном состоянии, осуждал писателей за. то, что они не пишут эпических поэм, а занимаются пустячными сочинениями в других, и притом прозаических, формах.
3 мая 1876 года, понедельник
Сумрачно и холодно. Проект ехать на Лаго-Маджиоре вместо озера Комо.
Жизнь раскидывается во все стороны как попало. Наука и мысль ищут здесь законов и находят их в системе и идее развития. Но где цель этого? Наука и мысль ничего не могут сказать об этом.
4 мая 1876 года, вторник
Из Милана в Арону. Оттуда мы ехали уже на пароходе по великолепнейшему озеру Лаго-Маджиоре, между Альпами, и прибыли в Паланцу в 5 часов. Останавливались семь раз для высадки пассажиров и приема новых в разных городах, раскинутых у подножия гор на берегу. В Паданце — «Гранд-Отель». Погода здесь теплее, хотя все-таки довольно сильный ветер.
Лаго-Маджиоре блистает такими красотами природы, которые не поддаются никакому описанию. Остается только смотреть и восхищаться. Нездоровье мое, впрочем, делает восхищение мое довольно умеренным.
7 мая 1876 года, пятница
Сегодня утро в половине девятого, как и вчера, началось в отеле пением англичан хором молитвы. У них тут есть и молитвенная особенная комната, так как эти места много ими посещаются. Пение было умилительное, особенно прелестных женских голосов. Я слушал его с большим удовольствием и сочувствием к этому прекрасному обычаю целого общества начинать день молитвою.
Поутру небольшой, но теплый дождик, который скоро и прошел. Пользуясь несколько сумрачною, следовательно, менее жаркою погодою, мы отправились на прогулку вправо от отеля по берегу озера между прелестнейшими виллами. Дорога гладкая и чистая, как вылощенная. Чудные виды открываются отсюда на озеро, на окружающие его грозные горы, на домики и селения по скатам их, в тени лавров, магнолий и проч. Все виллы, однако, заперты. Кажется, никто из владетелей их не понимает, какими красотами он обладает. Стало жарко; я начал чувствовать усталость, и мы после часовой прогулки возвратились домой.
А вот перед глазами у нас Симплон с своими снежными вершинами. От него и от других смежных великанов вы отводите усталые взоры на Боромейские острова, точно выходящие из зеркальной поверхности озера, — Изола Белла, Пескаторе, Мадре, на который рукою подать из нашего отдельного сада.
8 мая 1876 года, суббота
Солнце сияет на безоблачном небе, а между тем холодно так, что сегодня я опять должен был надеть теплое пальто. Озеро волнуется, горные великаны угрюмо смотрят. А вчера утро было такое прекрасное!
Не легко бороться с физическою немощностью, а должно бороться с нею мужественно и стараться одолевать ее.
Еще островок в двух шагах от отеля нашего — Изолино Сан-Джиованни, куда нельзя, однако, иначе попасть, как на лодке.
9 мая 1876 года, воскресенье
Прекрасное утро. Безоблачное итальянское небо. Горы очерчены резкими контурами, покрыты блестящими снегами, и между ними высится Симплон со своим выдающимся отрогом, Львиною горою (Монте Леоне). Мы долго гуляли по дороге в городок Интра.
11 мая 1876 года, вторник
Вчера вечером толпа молодых людей из Паланцы каталась на лодке мимо нашего отельного сада. Они стройным хором пели патриотический гимн, главный смысл которого состоял в следующем: «Прочь черное с желтым знамя! С нами Гарибальди, наш вождь, — и с ним Италия непобедима». Имя Гарибальди повторялось беспрестанно в виде припева.
12 мая 1876 года, среда
В местностях, которые я проезжал и в которых останавливался, я почти пресытился красотами природы. Но в ощущениях, которые наполняют мое сердце, есть что-то отвлеченное, сухое и холодное. Они не растворяются, не одушевляются другими ощущениями, возникающими из воспоминаний о людях и сердечных отношениях, которые сопровождают наше воззрение на окружающий нас мир и с которыми связываются наше прошедшее и настоящее.
13 мая 1876 года, четверг
В отеле есть небольшая англиканская церковь. Каждое утро в нее сходятся пребывающие здесь англичане и особенно англичанки и начинают свой день молитвенным гимном. Церковь эта возле моего номера, и потому каждое утро я могу наслаждаться прекрасным пением, которое отличается возвышенным религиозным одушевлением. Сегодня праздник Вознесения, который нынче совпадает с празднованием его у нас.