Всевозможно одолжай в этой жизни Господа в лице ближнего, чтобы всевозможно исходатайствовать у Него вечную жизнь.
Оказывая неуважение и ненависть к одному человеку, теряешь внутренно уважение и ко всякому человеку, ибо осе мы — одно телоу; да и сам внутренно себя унижаешь и чувствуешь это уничижение, ибо я и ближний — одно и, уважая блилснего, я уважаю себя, а уничижая его — уничижаю себя. Аминь.
Исав и Иаков (См.: Быт. 25, 27 -34). Постники восхищают благословение Отца Небесного и Царство Небесное у чревоугодников и пристрастных к благам земной жизни. Исав застал брата но за мясным котлом, а за простою похлебкою из семян. Это показывает в Иакове постника; а Исав — показал свою жадность гс пище и питью и променял благословение первородства на похлебку. Исав изображает христиан, алчных к пище и питью и вообще к благам земным, которые променивают небесное наследие на [258] вечное благословение Отца Небесного. (Приидите, благословеннии Отца Моего… (Мф. 25, 34.))
Моя характеристика: самолюбивый, гордый, непочтительный, брюзгливый, нетерпеливый, раздражительный, злой, недовольный, лживый, льстивый, ленивый, склонный к смеху, хитрости, обману.
Благоугоден Богови и искусен человеком (Рим. 14,18). Обыкновенное слово, даже слово любви, например: брат, сестра, — сказанное с духом нелюбви, гордости, пренебрежения, холодно, — оскорбляет часто до глубины души.
Чревоугодник делает сердце свое нравственно бессильным для молитвы и для всякой добродетели: он хочет молиться искренно — и не может: сердце, как обуза, отвлекает его мысли от горних благ и не чувствует к ним подобающего почтения и благоговения. Хотел бы он весь проникнуться чувством величия Божия или бесконечно великих милостей Его к нам, хотел бы насладиться созерцанием домостроительства нашего спасения, хотел бы быть послушным рабом Господа Спасителя — и не может: сердце бывает, как камень, бесчувственно и бессильно по причине чревоугодия; хотел бы каяться — и не может.
В пост на званые обеды не ходить; в карты не играть; чаю не пить; табаку не курить.
Вместе с жадностию при употреблении нищи и питья, особенно если они лакомы, — входит в сердце дух (диавол) жадности, неги и бессилия сердечного и телесного и остается в нем дотоле, пока усердною молитвою не будет выгнан. О, как лакомая пища и питье нежат плоть, расслабляют и убивают дух, делая его не способным к духовным делам: к составлению духовных сочинений, например проповедей, рассуждений о духовных предметах, к учительству, к молитве сердечной, к чтению Слова Божия, к составлению писем. Отчего духовное дело из рук валится у многих? — От плотской изнеженности.
Сердце нечистого, мерзкого человека готово скорее само небо обвинять в нечистоте, чем себя самого, а само будто чисто. Такая дрянь!
После Причащения непосредственно Господь вразумил меня и горьким и сладким опытом, что Он — все для меня и что я все в мире — пищу, питье, деньги, одежду и разные украшения из материи должен считать за ничто и ничего не жалеть, и если обижают, отнимают — не мстить: ибо Он Сам и Отмщение и Вознаграждение. Аминь. Как сладко мне было увериться, что все для меня Господь и все земное — ничто.
Нищий духом (Мф. 5,3). Нищий духом не будет осуждать другого или озлобляться на него, или завидовать кому, или обижать кого. Он сам себя и только себя во всем осуждает; самого себе оглагольник [259], свое бревно старается исторгнуть и не занимается сучками ближнего (См.: Мф. 7, 3); на себя одного озлобляется за свои бесчисленные согрешения, а брату снисходит — потому что знает общую немощь; никому не завидует — потому что считает себя не достойным и того, что имеет; оплакивает нечистоты своего сердца, свое внутреннее прелюбодеяние, лукавство, лицемерие, леность, х у льны е и скверные помышления[260].
Собирают богатство видимое и не радят о собрании духовного богатства, единого на потребу (Лк. 10, 42).
Тема слову на Введение во храм Пресвятой Богородицы. О вождении детей во храм как лучшее место воспитания [261], и о храме как лучшем месте общего воспитания. Какое сокровище вышло из храма — Пресвятая Дева Мария!
Смотря на свое испражнение, помни, что состоишь из земли и воды, да еще зловонных, и смиряйся зело, зело, да не пленяйся прелестью пищи и питья, видя их конец. — Если хочешь быть человеком, меньше ешь и пей — и не считай потерею, если ты не пообедал или не пил чаю, а напротив, считай ото приобретением.
Боже! Хвалу Тебе воздаю, яко несмь, якоже прочии человецы: хищницы, не праведницы, прелюбодее, или якоже ceй мытарь: пощуся двакраты в субботу, десятину даю от всего елико притяжу (Лк. 18, 11–12). О Сердцеведче всех! Многие из нас действительно таковы, как сей фарисей, и я — первый. Мы внутренне, в тайне сердца хвалимся, возносимся пред своими собратиями, и особенно во храме, пред лицом Твоим, — где преимущественно требуется от нас великое смирение: тайно перечисляем свои добродетели, услаждаемся ими, а братию злобно унижаем, обращаем как бы в ничто, считая их чуждыми всякой добродетели и полными всякого зла, не воображая того, что, может быть, брат мой в то самое время, как я его осуждаю, искренне, горячо кается пред Тобою и Ты, Ведающий сердца наши (Ср.: Пс. 43, 22), уже примирился с ним во Христе Иисусе — Агнце Божием, внявшем на Себя грехи мира (Ср.: Ин. 1, 29). В самом деле, мы указываем Богу на известных грешников, как бы прося суда Его над ними, и сами высоко, высоко ставим себя над ними! В самом деле, мы перечисляем свои добродетели, мнимые или истинные, и говорим: вот я благочестив, а он нет; я искренно молюсь, а он — лицемерит; вот я пощусь, а другие не постятся; вот я подаю милостыню, а другие скупы, неподатливы; как их только земля носит! — Да, я совершенный человек в сравнении с такими‑то и стою великих милостей Божиих! Как я доселе стою не выше такого‑то по службе? Как я не пользуюсь большими в сравнении с ним преимуществами и выгодами? Или — как он доселе занимает такое‑то место? Как он еще живет? Отчего не умирает? — Отчего я, такой совершенный, нахожусь в низшей доле? Отчего я не богач? Не начальник? И прочее. Вот какова наша гордость; какова — злоба! — О, поистине блажени нищии духом: яко тех есть Царство Небесное (Мф. 5, 3)!
Если хочешь, чтобы небесные Силы, Предтеча и все святые внимали твоей молитве: постись. Будь послушен заповеди о посте, которую Господь, Предтеча и все святые проповедовали словом и примером. — Similis simili gaudet [262]. Уподобляйся святым по святости жития: и они будут всегда благопослушны тебе.
Исповедую Тебе, Судие Праведнейший[263] и Человеколюбие, грехи мои: нарушил из человекоугодия и чревоугодия пост; из человекоугодия смеялся, забыв Тебя; объелся; опился; жадничал; усумнился призвать имя Твое пред столом. Очисти, Господи, грехи моя и не помяни, по множеству милости Твоея и щедрот Твоих (Ср.: Пс. 50, 3, 5, 8), — и научи мя творити волю Твою (Пс. 142, 10). Дай мне благодать — отказываться от званых, похоронных обедов, особенно в пост.
Молясь Богу, надо всегда представлять себе Его бесконечное величие, поклонение Ему тысячей тысяч и тмы–тем [264] Ангелов небесных и святых, — также Его вездесущие и всеведение; Его бесконечную благость, правду и святость.
Молись — не торопись, спокойно, чувствуя сердцем истину каждого слова.
Когда называешь в молитве Пресвятую Деву Богородицу Пресвятою, Пречистою, Пренепорочною, Преблагою, — то представляй, что самое существо Ее есть Святость вечная, непоколебимая, неизменная, невообразимая, неудобозримая и ангельскими очима[265]. То же и о всех Ангелах и святых помышляй, то есть что существо их — святость и благость.
Хорошо с вечера не есть: лучше чувствуется молитва; сердечнее, с сокрушенным сердцем молишься; а то как сытый молишься — слова молитвы как будто в тину какую ложатся и действия не имеют.
Скупец, жалея чего‑либо ближнему, заблуждается сердцем (Ср.: Евр. 3, 10) в том отношении, что общее достояние считает только своим — дары Божии считает своею исключительно собственностию, не любит ближнего, как себяу, считая его чем‑то чуждым себя, далеким от себя, и наконец беззаконно и противуестественно прилепляется сердцем к праху, ценя его дороже ближнего и забывая, что вся земля покорена человеку со всем, что наполняет ее (Ср.: Пс. 8, 7). — Да будет единство между нами! Все земное станем считать чуждым и далеким от себя! Будем помнить, что все для нас — Господь, Отец наш Небесный. Как сами любим щедроты Божьи и человеческие, так и сами будем щедры к другим.
Изумительно мы самолюбивы и скупы: себе в стакан чаю, например, внакладку кладешь сахар по три кусочка и более и пьешь два или три стакана, и нипочем: а слугам дать по три кусочка всего — жаль. Тьфу, какое отвратительное самолюбие! Или опять — сам пьешь внакладку — ничего; частые гости или родственники пьют внакладку — беда: сердце рвет. Какая привязанность к праху! Какое надеяние на прах и воду. — Какой недостаток любви к ближнему, для коего — все.
Если нужно будет, у меня и сапоги не износятся, и одежда не раздерется, хотя и долго буду носить их, — за то, что я нищих людей Божиих помню и питаю их. — Надо помнить, Чьи это овечки. Хозяин их — Творец и Господь неба и земли (Ср.: Иудифь, 9, 12), Господь и Отец Ангелов и человеков.
Прекрасное дело — покрывать любовию погрешности ближнего против нас и не вменять их. Добро побеждает зло и располагает врагов наших тотчас в нашу пользу.