Программа перегружена менеджерским жаргоном. Мы полдня разбираем тему блокеров. Очевидно, что это люди, мешающие проявлять лидерство. Они поднимают руку на собрании и ставят под сомнение ваши идеи, распускают сплетни за спиной, настраивают команду против вас или просто отказываются выполнять распоряжения.
– Мы проведем мозговой штурм и определим способы борьбы с блокерами, чтобы вы могли беспрепятственно реализовывать свои идеи, – объявляет фасилитатор[22]. – Как бы вы поступили с блокером?
Я ничего не могу с собой поделать и в ту же секунду поднимаю руку.
– Но ведь все зависит от обстоятельств! – говорю я. – Нужно разобраться, почему блокеры препятствуют твоим действиям: из злого умысла или искренних опасений.
– Мы говорим о блокере, который мешает вам делать со своей командой то, что хотите, – цедит сквозь зубы фасилитатор: его сценарий не предусматривает нюансов.
На доску попадают следующие предложения: формальные дисциплинарные процедуры, «убийство добротой» и вопросы блокеру о том, как дела у его детей, необходимые для установления доверия.
– Да, но разве не нужно иметь в виду, что человек может вовсе не быть блокером? – вмешиваюсь я. – Возможно, его действительно беспокоят ваши действия, и он вполне может оказаться прав. Разве нам не следует выслушать его мнение и, если это необходимо, признать свою ошибку?
Такое ощущение, будто я только что объявил о своем намерении ритуально принести в жертву барана посреди комнаты и измазать его кровью лица всех фасилитаторов. Они смотрят на меня с невеселыми улыбками и снова объясняют, что умение эффективно справляться с блокерами – важная составляющая менеджмента. Подруга из школы, сидящая рядом, говорит, что мне не следует снова поднимать руку. Я стал блокером.
Затем мы говорим о преподавании. Люди, ведущие курс, учат учителей учить команды учителей. Их же собственные методы обучения смехотворны. На последнем занятии каждому из нас дают воздушный шарик, просят надуть его и написать маркером самые большие страхи, связанные с лидерством.
Нам не нужен экстрасенс, чтобы догадаться, что будет дальше: мы церемониально и вызывающе лопнем шары в знак того, что оставляем свои страхи позади и готовы преодолевать трудности лидерства. Это было бы ужасно, но хотя бы логично. То, что происходит на самом деле, гораздо хуже: о шарах просто забывают. Они лежат на столах, и никто больше не обращает на них внимания. Почему мы не могли написать свои страхи на бумаге, а не на ВОЗДУШНЫХ ШАРАХ?
Словно этих мучительных занятий, щедро оплаченных школой, оказалось недостаточно, в промежутках между ними нам пришлось выполнять домашнее задание. Конечно, будучи учителями, мы задаем их каждый день, но если кто-то дает его нам, делать не станем, особенно если оно заключается в раздражающих онлайн-заданиях.
Один из организаторов сообщает, что видит, сколько времени каждый из нас тратит на их выполнение. Выдавая сертификаты на последнем занятии, он говорит, что для многих из нас эта бумага не имеет никакой ценности, потому что мы не уделили курсу время, необходимое для реального прогресса. Возможно, это правда, но мы хотя бы получили бесплатный воздушный шарик.
Вечерние занятия
Заставить учителей выполнять домашнее задание практически невозможно. Я записался на курсы испанского языка в колледже неподалеку от дома, надеясь разжечь тлеющие угли начального уровня. Занятия проходят по средам в 19:00, и я часто мчусь на них прямо из школы.
Я заметил нечто странное: на курсах деградирую до уровня нерадивого десятиклассника и, кажется, делаю все, что раздражает меня в учениках. Я довольно часто прихожу без ручки. Когда меня спрашивают, где моя домашняя работа, я пожимаю плечами и бормочу, что был очень занят. Я могу глазеть в окно, вместо того чтобы читать текст о железнодорожном сообщении в Испании.
Это феномен, который я замечаю и на собраниях учителей в школе. Некоторые коллеги стремятся занять места в заднем ряду, передают друг другу записки, иногда шепчутся, когда выступает директор. Я уверен, что существует психологическое объяснение тому, почему некоторые из нас демонстрируют поведение, которое мы стараемся искоренить у учеников. С чем бы это ни было связано, учителя – не самая простая аудитория.
Важная записка
Восьмиклассники сдают экзамен. Я стою перед классом, пока дети лихорадочно пишут ответы на вопросы о поэзии военного времени. Вдруг раздается стук в дверь.
– Извините, мистер Уилсон, но у меня для вас очень важная записка от мисс Кавендиш, – говорит и передает мне сложенный лист А4, скрепленный степлером по краям. Я разворачиваю листок и вижу безупречный почерк Зои: «Тебе так же надоели экзамены в восьмом классе, как и мне?»
Я представляю, с каким озорным лицом она передавала ребенку эту записку.
– Пожалуйста, скажи мисс Кавендиш, что мой ответ: «Определенно, да».
Программа обмена
Учительница математики Кэролайн, похоже, уже забыла, что я рассказал ей о любви ее сына к инцесту, потому что прислала мне электронное письмо с предложением встретиться за кофе и обсудить интересный проект. Уже много лет наша школа участвует в программе обмена с одной из чикагских школ. Руководившие ею учителя больше не хотят этим заниматься, поэтому Кэролайн интересуется, нет ли у меня желания взяться за это вместе с ней. Я отвечаю согласием еще до того, как она успевает закончить предложение.
В подростковом возрасте я участвовал в программах обмена с испанскими школами и убежден, что это важный опыт. Уже ничто не казалось мне страшным после того, как я провел две недели с семьей, жившей в часе езды от Барселоны, и не мог сказать этим людям ничего, кроме: «Да», «Я довольно высокий, и у меня светлые волосы» и «Пожалуйста, можно мне билет до Нью-Йорка в один конец?» Участники программы обмена с американской школой не столкнутся с языковым барьером, и меня приводит в восторг идея о том, чтобы дать возможность детям из сельского Эссекса побывать в Чикаго. Сегодня мы много говорим о психологической устойчивости учеников и способах ее развития. Я считаю, что ничего лучше программы обмена для этого нет.
Нам, как и нашим американским коллегам, нужно собрать группу из 25 школьников в возрасте 16–17 лет. По традиции британцы отвечают за то, кто с кем будет жить, поэтому однажды вечером Кэролайн приглашает меня к себе домой, где мы пытаемся распределить детей по парам.
Мы попросили учеников описать свои хобби и интересы, американцы сделали то же самое. Мы стараемся не помещать учеников с аллергией в семьи с четырьмя собаками и по возможности ставим в пары вегетарианцев. Кроме этого, мы пытаемся объединить детей со схожими интересами. Составив пары, мы поздравляем друг друга, но вдруг понимаем, что оставшуюся пару образуют низкая скромная британская вегетарианка, интересующаяся лошадьми, и высокий американский баскетболист, который питается бургерами и обожает борьбу, поэтому приходится заново распределять всех по парам.
Долго и ожесточенно споря за бокалом вина о том, каким правилам обязаны следовать дети в поездке, мы с Кэролайн тем не менее решаем, что главное должно касаться алкоголя. Нам известно, что организаторы некоторых подобных программ закрывают глаза на то, что старшие дети выпивают за границей. Они аргументируют это тем, что пусть лучше дети пьют под контролем взрослых, чем делают это втайне и потом попадают в беду. Я, однако, настаиваю на запрете алкоголя. Они недостаточно взрослые, чтобы покупать его даже в Великобритании, не говоря уже о США. Если мы дадим слабину, они могут получить травму или даже хуже… Даже думать об этом не хочу.
Итак, я добавляю в контракт строчку: «Я согласен (-на) с тем, что если меня застанут за употреблением алкоголя, незамедлительно отправят домой за счет моей семьи. Если это произойдет на территории Великобритании, мне будет отказано в поездке в Америку и денежной компенсации». Я настаиваю на том, чтобы под этим пунктом подписались и ученики, и их родители. Сомневаюсь, что мы действительно будем отправлять кого-то домой, но все же следует это прописать, чтобы при необходимости было на что ссылаться. Я надеюсь, что некоторые родители сделают акцент на этой теме в разговорах с детьми перед поездкой.
Наконец составив пары и продумав контракты, мы переходим к планированию развлекательной программы для американских подростков, которые прилетят через несколько недель.
Драка едой
Вся учительская обсуждает ужасную историю, произошедшую на большой перемене. В столовой, как обычно, дежурили три или четыре учителя. Дети стояли в длинной очереди, чтобы купить напитки и сэндвичи, и все столы были заняты группами друзей разного возраста. Неизвестно, с чего все началось, но кто-то бросил сосиску в тесте на соседний стол. В ответ полетела булочка с кремом, и уже через несколько секунд все превратилось в сцену из фильма ужасов.
Дети, которые никогда не совершали более серьезных проступков, чем несвоевременная сдача домашнего задания, стали кидаться йогуртами. Дежурные учителя закричали: «Прекратите немедленно!» – но их никто не слышал и не подчинился. В столовой начался настоящий обстрел едой, и не осталось ни одного чистого ребенка. Уровень шума быстро превысил все допустимые значения. Одному учителю удалось позвать кого-то на помощь, и вскоре в столовую в полном составе вошло высшее руководство. Они с изумлением следили за происходящим, стараясь продемонстрировать авторитет, но при этом избежать попадания сэндвича в лицо. Раздался звонок на следующий урок, и дети хлынули из дверей столовой. У некоторых на голове был прилипший кусок пиццы.
К счастью, я дежурил в другой части школы и увидел последствия драки едой уже после того, как вошел к себе в кабинет.
Меня удивляет, что школа – это микрокосмос общества в целом.
Наблюдая, как жареный картофель сползает по стенам и газировка пузырится в лужах на полу, я понимаю, что порядок в школе наруш