‹…›
Ну, конец. Ведь песня длинная
Об ульяновских делах…
Погибает Русь былинная,
Заблудилась в трех соснах.
Ох, сбылись бы грезы вольные,
Рад еще терпеть и ждать,
Чтоб компанию из Смольного
На тех соснах увидать»[551].
В протоколах допроса, однако, об этих стихах речь не велась, словно они не носили антисоветский характер. Трудно объяснимым остается такой факт, что такие «контрреволюционные» стихи никак не повлияли в тот момент на судьбу отставного военного министра Верховского.
В январе 1919 года Верховский, после мучительных колебаний, принял решение поступить на службу в Красную Армию. Д. Б. Рязанов помог ему устроиться на работу по разборке документов Военного ведомства. От того периода сохранилось его письмо сестре Татьяне, собирающейся в Москву, датированное 24/II 1919 года. Написано письмо было прямо с места службы: «Военно-окружной комиссариат. Оперативное управление. Площадь Урицкого 4, и был даже указан телефон: 130–07» (л. арх.).
26 февраля 1919 года в связи с амнистией были прекращены дела (начатые в 1918 году) в отношении 30 человек, и среди них был А. И. Верховский[552].
В это время о Верховском вспомнили «наверху». 27 февраля 1919 года Ленин пишет записку зампредреввоенсовета Э. М. Склянскому с сообщением о том, что Верховский, бывший министр при Керенском, просится на работу (особенно против немцев), предлагает обсудить этот вопрос. Пленум ЦК РКП(б) 25 марта 1919 года постановил, «…чтобы назначение Верховского в тыловое ополчение было проведено с максимальной строгостью и в случае надобности его следует отправить в Питер»[553].
Видимо, что-то на этот раз не сработало, и вместо военной службы Александр Иванович был заключен на полгода (март– октябрь) в тюрьму без предъявления какого-либо обвинения.
До этого ареста (третьего по счету) Александр Иванович перед отъездом к новому месту службы захотел повидаться с бывшим камер-пажом императора Александра II, известным проповедником анархизма бывшим князем Петром Алексеевичем Кропоткиным. Его очень волновало, что скажет знаменитый теоретик анархизма, борец за «освобождение человека от всякого гнета». Маститый старец, во время бушевавших кругом вихрей Гражданской войны, когда лились потоки крови, отдавал в то время свои последние силы составлению «Новой этики».
«Идеалист чистейшей воды» признался Верховскому, что наблюдал за его поведением во время Государственного совещания в Москве в августе 1917 года. Тогда при личной встрече Александр Иванович получил странный совет «не ехать к Морозовой в деревню» (л. арх.). Кропоткин напутствовал отставного военного министра своими идеями, главной из которых была – «жить по-старому, как звери, со звериными чувствами нельзя». «Новая этика» осталась недописанной… Кропоткин скончался в г. Дмитрове 8 февраля 1921 года.
Верховский с чувством глубокого почтения сохранял светлую память об этом выдающемся для своего времени человеке, отличительной чертой характера которого была доброта и жалость к людям. Возможно поэтому Александр Иванович и сохранил журнал «Коммунистический интернационал» (№ 16. 1921 г.) со статьей, посвященной теоретику анархизма Кропоткину и где была помещена его последняя прижизненная фотография, помещенная над другой – «П. А. Кропоткин в гробу».
Во время заключения Верховский из переписки с женой узнал, что на Украине белыми был убит «при попытке к бегству» его бывший начальник штаба (в бытность командующий войсками Московского военного округа) полковник К. Рябцев. Такая же судьба ожидала и Верховского в случае, если бы он попал к ним в руки. Александр Иванович принял тогда окончательное решение. После письма, которое жена Верховского показала Д. Б. Рязанову, он был освобожден и направлен в октябре 1919 года в тыловое ополчение Восточного фронта, где ему доверили преподавание тактики на Казанских инженерных курсах.
Во всех этих судорожных действиях властей была своя «логика». Несмотря на провозглашенный Декрет о мире, война с немцами продолжалась. 18 февраля 1918 года кайзеровские войска, нарушившие соглашение о перемирии, перешли в наступление на Петроградском направлении. Под влиянием этих событий, новыми властями, наконец, было осознано, что Красной Армии нужен профессиональный офицерский состав. Было принято решение о реорганизации Военной академии, «куда был бы доступ пролетарской мысли». Первоначально академия была перемещена в глубинку России – в Екатеринбург, но после падения города под напором белых частей и белочехов (25 июля 1918) личный состав был спешно перемещен в Казань. Под охраной 12 слушателей была оставлена материальная база – уникальная библиотека, склад учебных пособий, типография и т. д.
«Накануне падения Казани (5 августа 1918) профессорско-преподавательский состав Военной академии во главе с ее начальником А. И. Андорским в полном составе отказался принимать участие в обороне города от наступающих белогвардейских войск. Из насчитывавшихся на 1 июля 1918 года 329 слушателей, 125 человек ускоренного курса (среди которых 80 % составляли бывшие офицеры, преимущественно военного времени) остались верны Советской власти. Что же касается 201 слушателя старшего курса (100 % которых были кадровыми офицерами), то из них остались верны Советской власти 12 человек, перешли на сторону белых 165, находились в отпуске 17, были убиты, больны, арестованы и т. д. – 7.
В результате перехода профессорско-преподавательского состава и подавляющего большинства слушателей старшего курса Военной академии на сторону белых, крайне необходимое для подготовки командного состава высшей военной квалификации для Красной Армии военно-учебное заведение с опытными кадрами и богатейшей материальной базой оказалось в руках врагов Советской власти»[554]. Открытие новой Академии Генерального штаба РККА состоялось в Москве 8 декабря 1918 года, и до вступления Верховского в состав ее преподавателей пройдет еще немало времени. А пока проследим за движением военной карьеры и периодами личной жизни Александра Ивановича по материалам личного архива.
Письма А. И. Верховского и членов его семьи могут служить существенным дополнением к познанию той сложной эпохи. Из них видно, что во второй части своей жизни Верховский нашел смысл своего существования в возрождении армии, вне которой он не представлял своего существования. Несомненно, что Александр Иванович всегда помнил наполеоновское выражение, ставшее крылатым, что народ, который не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую.
В одном из писем сестры Верховского Татьяны к матери в Киев, отправленном в 1919 году и вернувшемся обратно (адресат не был найден), содержатся такие сведения: «Сашу выпустили из тюрьмы в сентябре – октябре, и он вместе с Лидой[555]уехал в Казань. (Б. Казанская, д. 17, кв. 1), где получил место лектора на командных курсах…» (л. арх.).
Вскоре после своего освобождения из тюрьмы после третьего ареста Александр Иванович писал сестре: «Дорогая Танюша.
Пишу тебе из Казани, куда меня срочно отправили из Москвы для преподавания военных наук в здешних военных училищах. Это вещь приемлемая со всех точек зрения, и я с удовольствием посвящу свои силы подготовке настоящих командиров для Красной армии.
Все время мысленно с вами и Петроградом, который снова переживает такие тяжелые дни. Будь я там, наверное, был бы в рядах обороны. Могу себе представить, что пережило население города в эти дни.
Мой адрес: Казань, Штаб Запасной армии.
Первое впечатление нерадостное. Я думал, что в Казани продовольствие по крайней мере, обставлено хорошо, однако на первый взгляд кроме лука и капусты ничего не видно. Молоко 32 руб. против 40 руб. в Москве. В Москве были все продукты.
Даже комнату и ту с великим трудом получил и то пока без света. Электричество только обещают провести. Сидим со свечой.
Устроюсь, напишу подробнее.
Любящий Саша.
Извиняюсь за сумбурное письмо. Но обстановка очень уж изводит. Меня теребят по службе, требуя, чтобы я все сразу сделал, а в то же время надо комнату найти (10 канцелярий обегать), дров получить (тоже 10 канцелярий), пищу и карточки (тоже), а о свете и думать забудь – станция в городе сломалась, и ни одной новой лампочки не дают. Сидим в темноте с церковной свечкой, купленной контрабандой» (л. арх., письмо из Казани 27.Х.1919).
Видимо, у Татьяны возникли проблемы с посылкой ответа, кроме того, письма в Казань шли 2–3 месяца, и этим обстоятельством Верховский очень возмущался. Через некоторое время, обеспокоенный молчанием сестры, он шлет новое письмо (левый угол с датой отрезан): «Дорогая Танюша.
Месяц уже я здесь, писал тебе несколько раз, но не получал ответа. Пробую послать заказное письмо. Очень беспокоюсь, здоровы ли вы там все. Как пережили все эти тревожные дни? Напиши два слова.
Меня судьба забросила в Казань преподавателем военных наук на военных курсах. В общем, здесь сравнительно недурно. Голода нет, но лишений все же много. Лида чувствует себя слабой, но к счастью есть возможность ей не служить, и она отдыхает дома.
Напиши, как себя чувствуешь. Тогда и я буду писать больше. Нет ли, случайно, вестей от мамы и детей?» (л. арх.).
Наконец, ответ от сестры был получен, и Верховский писал с осторожным оптимизмом:
«Дорогая Татьяна.
Очень был рад после томительной неизвестности получить от тебя весточку. Вижу, что Питер хандрит, да как может быть иначе в том холоде и голоде, в котором живет наша столица. Мысленно я часто с тобой, грущу о твоем здорорвье и б.м. в случае мобилизации Александра Лукича