Радикальные сербские политики никак не могли смириться с аннексией Австро-Венгрией у нее Боснии с 3 млн. сербского населения. Да и само существование Сербии как самостоятельного государства было под большим вопросом и маленькая, но гордая Сербия постепенно становилась разменной картой в большой игре крупных держав. Верховский, после беседы со Штрандманом (с которым был согласен и наш военный агент в Австро-Венгрии, Зенкевич), писал: «До войны (1912 г. — Ю.С.) все, и Англия в том числе, настолько недооценивали силы Сербии, что Сербия была как бы обречена войти в состав Австрии» (С. дн. 13. II).
Время (1914 год) для движения в союзе с Россией к созданию Сербии в границах «Великой Сербии» было выбрано сербскими националистам совершенно несвоевременно. Тем более что подталкивать такие сумасбродные идеи с помощью теракта вообще было безумием. К тому же экономический и военный потенциалы Сербии, с одной стороны, и Австро-Венгрии и Германии — с другой, были несопоставимы. Количество сербских дивизий, участвовавших в победоносной войне с Болгарией, о которых упомянул Верховский в дневнике, было совершенно ничтожным по сравнению с мощью армий предполагаемого противника. По этим причинам шансов не только на победу, но даже на сколь-нибудь серьезное сопротивление у Сербии не было, несмотря на то, что сербы отличались чрезвычайной храбростью и патриотизмом и оказались по этим качествам едва ли не лучшим войском Европы. По мнению командира королевской гвардии полковника Сгояновича, «сербский солдат на все внешние впечатления реагирует как бы с замедлителем. После боя он начинает соображать, как было страшно. Поэтому сербов молено вести к победе» (С. дн. 23. II)
Очень эмоционально сильные стихи были написаны В. А. Гиляровским{57}.
О, Сербия! Ты доблести полна,
Ты на Балканах луч во мгле тумана,
Великолепная и гордая страна
Потомков Сильного Душана…
И встанет из развалин твой Белград.
Заплещет флаг в горах Калимегдана,
И подвиги твоих героев воскресят
Былую Сербию Великого Душана.
И все-таки о проведении военной операции сербами, для поддержки «восставших» против австрийского «угнетения» боснийских сербов, при такой военно-политической обстановке, не могло быть и речи. Австрийская разведка наверняка знала о планах «Черной руки», поэтому австрийские маневры на территории Боснии в середине июня 1914 года, по-видимому, были призваны показать сербской стороне, что их авантюрные, с точки зрения Австрии, замыслы получат достойный отпор в случае попыток их осуществления.
Верховский, имевший немало встреч с сербской военной и политической элитой, и потому хорошо информированный, отмечал в своем дневнике (ссылаясь на мнение старшего доктора героической Первой Дринской дивизии Момчило Ивковича, члена радикальной партии с 25-летним стажем, товарища председателя Русского клуба): «В данный момент, конечно, только половина исторической задачи Сербии выполнена. Осталась другая, труднейшая — воссоединение сербов со стороны Австрии» (С. дн. 16.11).
По мнению академика Ю.А. Писарева, сараевское убийство было делом рук революционной организации «Млада Босна». Это была ответная реакция террористов-патриотов на насильственное присоединение в 1908 году к монархии Габсбургов Боснии и Герцеговины. Ю. Писарев считал, что эту версию можно считать весьма доказанной, поскольку она базируется на достоверных источниках{58}.
А.И. Верховский в «Сербском дневнике» делал акцент на важность географического и стратегического положения Албании, считая, что этот вопрос действительно был вопросом войны и мира для Австрии и Германии. Австрия не могла допустить, чтобы выход из Адриатики был закрыт какой бы то ни было враждебной державой, сделав из Адриатического моря — закрытое море. Германия, которая планировала когда-нибудь «инкорпорировать» Австрию, полностью поддерживала такую позицию (С. дн. 13. II).
Важность албанского вопроса видна из меморандума императора Австро-Венгрии Франца Иосифа от 1 июня 1914 года, отправленного германскому императору, из чего тоже можно сделать определенные выводы о расстановке сил: «Сравнив сегодняшнюю ситуацию с ситуацией, возникшей накануне большого кризиса (1912—1913), следует констатировать, что общий результат, если мы его будем сравнивать с позиции Австро-Венгрии и Тройственного союза (Германии, Австро-Венгрии и Италии. — Ю.С.), ни в коем случае не может быть расценен как позитивный. Однако при подведении баланса нельзя не отметить и несколько положительных моментов. Удалось в качестве противовеса против проникновения Сербии заложить основы независимого албанского государства, которое, возможно, через несколько лет после завершения его внутренней организации станет военным фактором в расчетах Тройственного союза. Отношения Тройственного союза к набирающему силу и растущему Греческому королевству постепенно сформировалось таким образом, что Грецию, несмотря на ее сотрудничество с Сербией, не следует категорически относить к противникам… Болгария избавилась от воздействия русского гипноза и сегодня уже не может расцениваться в качестве проводника российской политики. Болгарское правительство, наоборот, стремится завязать более тесные контакты с Тройственным союзом. Наряду с положительными моментами нельзя не учитывать моменты отрицательные, являющиеся более важными. Турция, совпадение интересов которой с интересами Тройственного союза было очевидным, и которая представляла собой сильный противовес России, а также Балканским странам, была почти полностью вытеснена из Европы, и ее великодержавная позиция потерпела существенное поражение. Сербия, политика которой в последние годы отмечена недружественными тенденциями по отношению к Австро-Венгрии, и которая полностью находится под российским влиянием, достигла прироста территории и населения, значительно превышающего ее собственные ожидания»{59}.
Военный агент России в Берлине полковник П.А. Базаров, указывая на пропаганду милитаризма в Германии, на силу милитаристских кругов, повсюду кричащих, что «война нужна была Германии, как гроза в душный летний день», предупреждал: «С настроением этим, несомненно, следует считаться…»{60}.
О том, что Германия не останется в стороне в случае военного конфликта, заявлял и германский рейсканцлер: «Открыто противопоставив «славян» «германцам», он предупредил, что Германия никогда не оставит Австро-Венгрию одну, — «в верности союзу мы пойдем дальше дипломатического посредничества»{61}.
Дальнейшее развитие событий отчетливо показало, что нужен был предлог, чтобы разгорелся общеевропейский пожар. Такой предлог был вскоре найден.
Глава II.АЛЕКСАНДР ВЕРХОВСКИЙ В СЕРБИИ
Офицер Генерального штаба не должен иметь своего имени.
Когда Генерального штаба капитан А.И. Верховский в январе 1914 года убывал в Сербию, он несомненно знал, что заграничные командировки российских секретных агентов носили двоякий характер: одни назывались официальными приглашениями, на условиях взаимности, другие были негласными, с военно-политическим заданием, иногда даже по чужим паспортам. В случае обнаружения подлога могли быть большие неприятности не только для агентов лично, но и для российских министров — военных и иностранных дел.
Хорошо известно, что слежка со стороны зарубежных спецслужб производилась не только за военными агентами, но и за всеми офицерами, окончившими академию Генштаба, поэтому им нужно было постоянно не терять бдительности. Для того чтобы офицеру-генштабисту можно было выехать за границу (обязательно в штатском «партикулярном» платье) с использованием льготы по оплате проезда, нужно было соблюсти определенные условия. Согласно правилам, таким лицам выдавались обыкновенные билеты со штемпелем «офицерский», но не иначе, как по предъявлении на этот предмет удостоверения, снабженного фотографической карточкой воинского чина в надлежащей военной форме, удостоверений, и своих заграничных паспортов. Выдача удостоверений возлагалась на комендантов городов и крепостей или исполняющих их обязанности воинских начальников и под их непосредственную ответственность за правильность выдачи[3].
Из мемуаров графа А. Игнатьева, атташе во Франции, можно узнать, что для русского военного главным затруднением при отъезде за границу являлось как раз переодевание в штатскую одежду, поскольку снимать военную форму в ту пору в России было строго запрещено, даже при нахождении в отпуске. Он же пояснил, как происходило временное расставание с военным мундиром при отъезде за границу. Переодевание в штатскую одежду происходило непосредственно на границе в кабинете начальника жандармского управления.
Служивший в разведке А.А. Самойло (1860—1963), и потому хорошо знавший предмет, писал о таких секретных зарубежных командировках, что успех здесь зависел от осторожности, предусмотрительности, ловкости агентов. Обычно вымышленным предлогом для таких поездок было ознакомление с историческими памятниками, достопримечательностями городов и т.п.{62}.
Такие «традиции» разведки были весьма прочными и сохранились надолго. Английский журналист писал: «Перед Второй мировой войной началась ожесточенная и длительная борьба между английской и германской дипломатиями, в распоряжении которых были целые армии тайных агентов. Ареной этой жестокой борьбы с 1939 по 1941 год был и Белград… Шпионы слетались на Балканы как мухи на мед. Английские учителя и лекторы, французские фольклористы, прибалтийские бароны, увлекавшиеся фотографией, и гитлеровские «туристы», проявлявшие живой интерес ко всему, проезжали через Белград, выполняя какие-то подозрительные миссии. Мало кому из моих товарищей журналистов в той или иной форме не предлагали выполнять секретные поручения»