После сараевских выстрелов в Боснии начался антисербский погром. Генерал Потиорек выпустил строгое воззвание к населению, однако не удалось избежать столкновений с вызванными войсками, вследствие чего было много раненых, но погромы утихли…
Фамилия главного исполнителя теракта, снискавшего впоследствии почетное звание «Национального героя Югославии», была — Принцип. В переводе с латинского слово «Принцип» обозначает «особую точку зрения» на ту или другую сторону мышления и бытия, «руководящую идею или правило поведения, деятельности». Эта «руководящая идея», несомненно, двигала всеми мыслями и чувствами патриотов-заговорщиков…
Вскоре участники теракта были арестованы. Все они были членами организации боснийских сербов «Млада Босна» («Молодая Босния»), боровшейся против австрийской оккупации Боснии. По мнению западных историков, везде видящих «русский след», эта организация, в свою очередь, была частью панславянского движения, зародившегося в Австро-Венгрии в начале XIX века и ставившего себе целью объединение всех славянских народов в единую с Россией империю. Исполнителей покушения: типографа Наделько Чабриновича, бросившего бомбу, и студента Гаврилу Принципа арестовали сразу. Оба принадлежали к южным славянам. Чабринович был родом из Обляя, одного из самых крупных боснийских городов. Принцип — из Грахова, расположенного в северо-западной части Черногории. О них писали как о юношах, больных чахоткой, с явным комплексом неполноценности и психопатическим стремлением к славе. Скоро выяснилось, что были еще участники покушения: Грабеш, сын сербского священника из местности Пале, который, в конце концов, не выполнил возложенную на него задачу и исчез с места покушения, но был арестован позже, и Мехмедбашич, сумевший скрыться в горах.
Довольно часто случается так, что «умные организаторы», являющиеся хорошими психологами, подбирают исполнителей терактов из тех, «кого не жалко»: больных чахоткой, психопатов, людей с геростратовым комплексом. Таких исполнителей с неустойчивой психикой руководители заговоров обильно обрабатывают, внушают им различные нелепости вроде той, которая могла быть внушена Принципу о его происхождении от габсбургского рода.
Трое из шести заговорщиков были больны туберкулезом, в то время неизлечимым смертельным заболеванием. Фактически они в любом случае были смертниками. Следствием быстро была установлена связь «Молодой Боснии», «Народной одбраны» и некоторых сербских офицеров, а также сербское происхождение захваченного оружия. Был арестован и шофер первой машины, серб, поначалу обвиненный в сговоре с Принципом, но это обвинение не подтвердилось. Что касается до настоящих террористов, то, от австрийских властей никто не ушел, хотя скрыться, уйдя чрез плохо охраняемую границу, могли все участники дела, за исключением Принципа и Чабриновича, схваченных на месте покушения. Во время следствия всплыло кроме прочего и хвастовство некоторых из них: за несколько дней до покушения говорили, что произойдет нечто весьма страшное… Так или иначе, австрийским властям стало известно почти все.
В отличие от некоторых других обвиняемых, Принцип держал себя очень мужественно. Он заявил, что хотел убить эрцгерцога и сожалеет о кончине его жены, что представляется весьма странным, поскольку именно в беременную герцогиню Принцип всадил две пули; добавил, что вторую пулю он предназначал для генерала Потиорека. До судебного процесса и приговора еще оставалось несколько месяцев…
Хроника событий:
В преддверии войны в Германии началось массовое преследование и избиение русских. В предчувствии грозных событий в Россию срочно прибыл президент Франции Пуанкаре.
Из дневника императора Николая II. 1914г.
7 (20) июля, понедельник
«“.Григорович привез президента Пуанкаре на яхту; после взаимного представления свит пошли в Петергоф. Салюты не прекращались. На пристани все В. К., свита и дивный поч[етный] кар[аул] от Гвардейского экип[ажа]. С конвоем привез его во дворец, где стоял отличный поч[етный] кар[аул] от Енисейского полка. Через 1/4 часа приехала Алике с О[льгой] и Т[атьяной]. Она приняла Пуанкаре и затем вернулись вместе домой в 4 часа. Погулял с Татьяной; посетили Дмитрия. Пили чай с Н.П. Саблиным (деж.). Читал. В 71/2 состоялся парадный обед с речами. После разговоров простились с добрым президентом и приехали к себе к 10 час.
8 (21) июля, вторник
Утром занимался до 101/4 и поехал во дворец к Пуанкаре. Побеседовал до 111/4; он отправился на целый день в Петербург, а я к Английскому дворцу.
9 (22) июля, среда
В 11 час. принял депутацию от моего румынского 5 Рошиорского полка. Она привезла всю форму полка и несколько альбомов от короля. В 111/2 Пуанкаре привез сам подарки для Алике и детей. Поехал с ним во дворец; завтракали французские офицеры и румыны.
В 3 часа отправились поездом в Красное Село. На станции поч[етный] кар[аул] от Уланского Ее Вел[ичества] и у дворца на шоссе от 12 грен[адерского] Астраханского полков. В 4 часа начался объезд лагеря при чудной погоде. Алике ехала с Пуанкаре, Мари и Анастасией. Войска выглядели замечательно бодрыми.
После зори вернулся с президентом. В 71/4 был большой обед уНиколаши и Станы в шатре. В 91/2 поехал с Пуанкаре, Ольгой и Татьяной в театр…
10 (23) июля, четверг.
Поехал с Пуанкаре на смотр войскам, кот[орый] начался с объезда в 10 час. Он ехал с Алике и М[арией] и А[настасией].
Прохождение кончилось в 121/4. Остался очень доволен. Завтрак был в Красносельской палатке. Днем сделалось очень жарко. Вернулись по жел[езной] дор[оге] в 3 часа. Погулял, сильно потел и выкупался с наслаждением. С запада полезла большая туча; прошла гроза с ливнем как раз перед нашим уходом с Пуанкаре в Кронштадт.
В 71/2 переехали на новый брон[еносец] “France”, на юте кот[орого] был обед на 104 челов[ека]. Все прошло очень хорошо, ив 10 час. мы простились с президентом и пошли в Петергоф, куда прибыли в 11 час. штилем и с темнотою…»{221}.
Тем временем в Белграде и Вене шло официальное расследование. Причастность сербского правительства к убийству эрцгерцога не подтвердилась, и все же Австрия решила раз и навсегда положить конец панславянским националистическим брожениям в империи. Австрия очень хотела «проучить Сербию», а Германия ее в этом всячески поддерживала. В 6 часов вечера австро-венгерский посланник в Белграде барон Гизль вручил заместителю премьер-министра Пашича, министру финансов Лазарю Пачу вербальную ноту с детальным изложением требований монархии относительно подавления великосербского движения и наказания организаторов сараевского покушения. Срок для ответа предоставлялся до 6 часов вечера 12 июля. Австро-венгерское правительство при этом сделало сербскому правительству пространное заявление, в котором довольно аргументированно и хорошим дипломатическим слогом сербской стороне было разъяснено, насколько далеко от признанных между двумя государствами соглашений в последние годы зашла политика королевской Сербии. К обвинению прилагались претензии на акты терроризма и серию покушений и убийств в отношении подданных Австро-Венгерской монархии, венцом которых стало злодейское убийство 15 июня 1914 года эрцгерцога Франца Фердинанда и его супруги графини Гогенберг. Ссылаясь на показания и признания виновников преступного покушения, сербской стороне было без обиняков указано, что Сараевское убийство было подготовлено в Белграде, что оружие и взрывчатые вещества, которыми были снабжены убийцы, были доставлены им сербскими офицерами и чиновниками, входящими в состав «Народной Одбраны»…
Австрийский ультиматум был вручен сербскому правительству только после того, как Россию покинул французский президент, 23 июля. Для ответа Белграду был дан срок в 48 часов. Ультиматум начинался со слов о попустительстве сербского правительства антиавстрийскому движению в Боснии и Герцеговине и обвинений официального Белграда в организации террористических актов, а далее следовали 10 конкретных требований. Документ этот фактически являлся провокацией, особенно в той его части, в которой требовалось предоставить австрийским властям право провести следствие по делу об убийстве наследника австрийского престола на территории Сербии, и был составлен таким образом, чтобы ни одно уважающее себя независимое государство не могло его принять. Сербское правительство тотчас же обратилось за помощью к России. Когда 24 июля телеграмма о событиях на Балканах легла на стол российского министра иностранных дел С.Д. Сазонова, тот воскликнул в сердцах: «Это европейская война!» В тот же день состоялось заседание Совета министров, на котором сербам предлагалось в ответе на австрийскую ноту проявить умеренность. Одновременно министр встретился с германским послом Ф. Пурталесом в надежде побудить Берлин миротворчески воздействовать на австрийцев. Эта нота (а по сути, ультиматум) считалась невыполнимой и, по-видимому, должна была служить casus belli для начала войны против Сербии. Пункты ультиматума гласили:
1. Королевское сербское правительство, сожалея о совершенном преступлении, должно осудить его и формально предупредить офицеров, чиновников и все население королевства, что отныне оно будет принимать самые суровые меры против лиц, виновных в пропаганде и действиях, направленных против Австро-Венгерской монархии, будет их предупреждать и подавлять. Это заявление должно быть немедленно объявлено войскам королевским приказом по армии и опубликовано в официальном органе.
2. Немедленно запретить общество «Народна Одбрана» и конфисковать все средства пропаганды этого общества. Принять такие же меры против всех других союзов и организаций, ведущих пропаганду против Австро-Венгрии.