Он услышал взрыв — возможно, где-то поблизости взорвалась бомба. Потом громыхнуло еще два раза. В стороне Ретиро, быстро распространяясь снизу вверх, багровое зарево окрасило небо.
42
Видаль включил свет, осмотрелся вокруг, заглянул в спальню, торопливо обошел всю квартиру. Вероятно, над ним подшучивают — вот-вот откуда-нибудь появится Нелида и его обнимет. Но вскоре он понял, что придется, видимо, примириться с мыслью, правдоподобие которой с каждым мгновением возрастало, что девушка не вернулась. Ситуация, сказал он себе, не слишком драматическая, он был уверен, что настанет день, и, вероятно, настанет скоро, когда он и не вспомнит об этой тревоге (если с Нелидой ему повезет), но пока, по причинам, которым он, не понимая их, покорялся, все это было невыносимо. «Нет, я ее не оставлю с этим ресторанным музыкантишкой», — заявил он.
Видаль вышел из дому, направляясь по улице Гватемала с намерением искать Нелиду и вернуть ее. Куда подевались унылое настроение, усталость, отчаяние, старость!
Он увидел такси, поднял руку и стал энергично махать, чтобы остановить машину.
— Везите меня на улицу Гомес, — попросил он, сев в такси. — Мне надо в заведение, которое называется «Салон Магента». Знаете такое?
Машина рывком тронулась с места и покатила на довольно большой скорости; Видаля на сиденье откинуло назад.
— Да, сеньор, знаю, такая танцулька. Вы правильно поступаете, надо развлекаться теперь, когда война на исходе.
— Вы так думаете? — спросил Видаль и тут же себя одернул: «Как это я не заметил? Он же молодой». Мгновенно представилось, как его выбрасывают в Сан-Педрито, как он падает на булыжники мостовой, теряет сознание от удара, и он горестно прошептал: «Если придется опять все повторить, горе да и только». Но вслух сказал равнодушно: — Она уже давно на исходе. — И, рассердясь на себя за такие слова, продолжал: — Я потерял друга. Друга всей жизни… Человека, каких мало. Пусть мне объяснят, что выиграл мир, что выиграли преступники от этой смерти.
Увидев, что они едут по улице Гуэмес, в направлении к Пасифико, он сказал себе, что бояться нечего.
— Я понимаю ваши чувства, сеньор, — ответил таксист, — но при всем уважении к вам должен сказать, что вы подходите к этому делу не с той стороны.
— Почему?
— Потому что если бы люди клали на одну чашу весов благие результаты, а на другую — разрушения и страдания, то есть плохие результаты, никогда бы не было ни войн, ни революций.
— Но так как мы железные, страдания нам не страшны, — заметил Видаль и подумал: «Наверно, это один из тех студентов, которые работают, чтобы прокормиться». — Скажу вам больше. Я не верю в благие результаты этой войны.
— Я с вами согласен.
— И что дальше?
— Не судите о ней по результатам. Это протест.
— Я вас спрошу: что плохого сделал мой друг Нестор?
— Ничего, сеньор. Но ведь ни вам, ни мне не нравится, как все устроено. И есть люди, виновные в этом.
— Кто же они?
— Те, кто придумал этот мир.
— При чем же тут старики?
— Они представляют собой прошлое. Убивать своих предков или великих исторических деятелей молодые не идут по той простой причине, что те уже мертвы.
В пафосе, который таксист вложил в слово «мертвы», Видаль почувствовал враждебность. «Я не стану отрицать рассуждение только потому, что оно исходит от врага», — подумал он. И обругал себя: вместо того чтобы употребить всю свою волю и энергию на поиски, он опять встревает в разговоры, вовсе для него бесполезные. Если не вернет Нелиду — теперь он это ясно понял, — жизнь его кончена.
43
«Салон Магента» — просторный зал как бы в египетском стиле и с явным преобладанием цвета охры — был в этот вечер вторника почти пуст. Из желтых динамиков, подвешенных на проволоке, звучала музыка, временами нежная, временами тревожная, повторяясь в назойливых вариациях. В большом круге танцевала одна-единственная пара, остальные посетители, три-четыре человека, сидели за разными столиками. Подходя к стойке, Видаль уже понял, что Нелиды в зале нет. Бармен беседовал с каким-то толстяком — возможно, здешним служащим или хозяином. Эти двое продолжали разговаривать, не замечая ни появления Видаля, ни его выжидающей позы. «Есть же такие тупоголовые люди, они видят только то, что у них под носом, будто зашоренные», — подумал Видаль и почувствовал, как в нем вскипает гнев, но вспомнил, что не может позволить себе такую роскошь: чтобы отыскать Нелиду, ему потребуется доброе расположение многих. В том числе этих двоих, которые невозмутимо продолжали беседу.
— А с ансамблем «Ла Традисьон» тебе удалось договориться?
— Как я тебе сказал.
— Они не ерепенились?
— С чего бы им ерепениться, этим шалопаям? Они еще должны нам заплатить за то, что мы разрешаем им играть. Ты себе представляешь, как это им важно для популярности?
— Но покамест, старик, на что они живут?
— Нам-то ведь тоже жить надо, вот и торчим здесь, потом обливаемся среди всех этих подносов да посетителей, а тут еще они со своими гитарами — в конце-то концов, им самим приятно играть.
Наступила пауза, которой воспользовался Видаль.
— Скажите, сеньоры, играет ли здесь трио под названием «Лос Портеньитос»? — спросил он.
— Да, по субботам, воскресеньям и по праздничным дням.
— А сегодня их не будет?
— Сегодня — нет. Для этих нескольких человек, — объяснил бармен, делая неопределенный жест в сторону зала, — не станем же мы приглашать целый оркестр?
Толстяк, видимо снова забыв о Видале, повел речь о делах.
— Этих «Портеньитос» тоже надо бы поприжать. Пусть они артисты или кто они там, а слишком много зарабатывать им не след. Ради них самих. Чтобы не испортились вконец.
— Не знаете ли вы девушку, — спросил Видаль, — по имени Нелида?
— Какая она из себя?
— Среднего роста, шатенка.
— Словом, такая, как все они.
— Ее зовут Нелида, — настаивал Видаль.
— Я знаю одну Нелиду, только она блондинка, — сказал толстяк. — Она в булочной работает.
— Неужели вы думаете, уважаемый, — запротестовал бармен, — что я буду присматриваться к каждой женщине, которая здесь бывает? Да я бы уже от чахотки сгинул. Поверьте, почти все они друг на друга похожи: смуглые, волосы черные. Все из сельских краев. Провинция Буэнос-Айрес.
Если он не будет настойчив, то никогда ее не встретит. С притворной беспечностью Видаль спросил:
— Постарайтесь вспомнить, сеньоры. Держу пари, что вы ее знаете.
— Нет, не припомню.
Видаль сделал еще одну попытку. Быстро, как будто слова его обжигают, он проговорил:
— Она была невестой некоего Мартина из трио «Лос Портеньитос».
— Мартина, — медленно повторил толстяк. — С ним вы сможете поговорить.
— Не беспокойтесь, — заверил бармен. — В эту же субботу.
— А где находится «Ла Эскинита»? — спросил Видаль.
Они его уже не слушали.
— Да здесь, близко, — соизволил наконец ответить толстяк. — За углом.
44
Зал в «Ла Эскинита» был светлый, с белеными стенами. Видаль с порога окинул его взглядом: там был всего один посетитель — худощавый мужчина, дувший на чашку, которую держал обеими руками. «Здесь спрашивать нечего», — сказал себе Видаль и пошел дальше по улице Гузмес.
В кафе надо было спуститься по довольно узкой винтовой лестнице. Это заведение походило на угольную шахту — крошечный зальчик, а главное, темный. Если Нелида здесь, она успеет скрыться прежде, чем его глаза привыкнут к этому полумраку. Но зачем приписывать Нелиде желание, противоречащее его желанию? Девушка относилась к нему с неизменным великодушием, а он-то, возможно, потому что близок к отчаянию, боится, что ее любовь окажется чувством ненадежным, что она может разгневаться на такого дурня, как он, неспособного владеть своими нервами, сидеть дома и ждать, как было условлено… На всякий случай лучше не двигаться с места, пока не привыкнет к темноте. Он стоял, держась левой рукой за лестничные перила, пытался разглядеть лица посетителей и говорил себе: «Хоть бы на меня не обратили внимания. Не стали предлагать сесть за стол». И, конечно, он был взволнован: когда чья-то рука легла на его руку, сердце его отчаянно забилось. По другую сторону перил стояла едва видимая в темноте женщина и смотрела на него. «Пока глаза не привыкнут к темноте, я не пойму, кто это. Скорее всего, Нелида. О, хоть бы это была Нелида». Это была Туна.
— Что ты тут делаешь? — сказала Туна. — Может, сядешь со мной?
Он пошел за ней. Теперь он уже кое-что различал, мрак словно бы рассеялся.
— Что будете пить? — спросил официант.
— Ты не возражаешь? — сказала Туна. — Если мы ничего не закажем, они будут злиться. Мы скоро уйдем.
— Заказывай что хочешь.
Он был уверен, что Нелиды здесь нет. Спросил себя, сказать ли правду или не говорить, и, еще не решив, объяснил:
— Я тут ищу одну свою приятельницу, ее зовут Нелида.
— Брось шутить.
— Почему?
— Да потому. Во-первых, это невежливо, а потом…
— Не понимаю.
— Как это — не понимаю? Один момент умопомрачения, и потом всю жизнь будешь раскаиваться.
— Я же не какой-нибудь вертопрах, че.
— Это конечно. Но бывает, попадаешь в такое положение, что не можешь с собой справиться. Приходит человек, вот как ты, с самыми благими намерениями, и вдруг застает ее в объятиях другого и теряет голову. Может и такое случиться.
— Не думаю.
— Не думаю, не думаю! Почему? Потому, что она святая? Если будешь про нее спрашивать, даже самый отпетый негодяй не скажет тебе, что ее видел, хотя бы она только что ушла.
— А если человек ищет, потому что любит?
— Как тот, который нацарапал «Анхелика, я тебя всегда ищу» на стене в отеле Виласеко? Народ теперь, знаешь ли, осторожный, никому не хочется осложнений, и все одобрят того, кто промолчит.
— Мне надо поговорить с девушкой, которую зовут Нелида, а если не с ней, то с неким Мартином.