Так что врать не стану, даже не столько из нежелания врать. Просто вдруг стало интересно, что будет потом. Второй момент — называть ли фамилии оппонентов? Вообще-то по всем понятиям это западло. Напасть толпой на одного? Ну так себе, поступок, могут слегка скривить морду, но не факт. Кто в силе, тот прав. А вот сдать учителям таких «беспредельщиков» — это уже сотрудничество с администрацией. И если «красные» зоны бывают, то «красных» школ вы в Союзе не встретите. Да и до этого, в царской России такого не бывало со времен Пушкина.
Но самое забавное, что иногда учителя тоже не хотят знать правду. На неё надо как-то реагировать, вскрывать причины, наказывать причастных… А там такое может всплыть, что ну его нафиг. И вот тут начинаются танцы под неслышную музыку?
— Говори!
— Не скажу!
— Говори, а то знаешь что!
— Не знаю и знать не хочу! Казните меня семеро!
— Ну как хочешь. Упал и упал. В следующий раз аккуратнее бегай.
Так что… не знаю. Не знаю, как себя поведет классная, чего она хочет. С другой стороны, кто мне эти одноклассники? Они уже всё показали, чмошники они. Ну или просто не из моего отряда.
Русский язык последним уроком, синяки на морде не то, что не прошли, а расцвели как маки по весне. Не так ярко, конечно, но заметно намётанному учительскому глазу.
— Корчагин, встань! Что с лицом?
— А что, незаметно?
— Перестань хамить и отвечай на вопрос. — Ха, тётя, да еще хамить не начинал даже. Кстати да, пора бы как-нибудь изобразить. Или не пора пока?
— Ну вы же видите, что у меня на лице синяки. Зачем эти вводные предложения и глаголы в повелительном наклонении? Что вы хотели узнать на самом деле?
— Наш Корчагин, вспомнил всё, чему его учили на уроке русского языка, это похвально. Но я так и не услышала, откуда у тебя синяки?
— Подрался. — В классе стало чуть шумнее за счет отчетливого шушуканья за партами.
— И с кем ты умудрился подраться, да еще и в школе?
— Не, не в школе, мы во двор ходили.
— Это что-то меняет?
— Конечно, свидетелей меньше, чтоб младшим классам дурной пример не подавать.
— Как благородно! Так с кем ты дрался?
— Галина Ильинишна, не волнуйтесь, я их всех запомнил. Один из седьмого класса и двое из восьмого «А». — Шум усилился, я явно играю не по правилам. Но народ пока не понял, обостряю, чтоб нахамить училке или на самом деле буду сдавать пацанов. — Вы с какой целью интересуетесь, помочь хотите? Так я и сам справлюсь, по одиночке подстерегу Ашек. А мелкому и так нормально прилетело, там вроде по чесноку было сначала.
— Что значит, подстерегу? Это как понимать?
— Значит изобью их, напав сзади.
— Корчагин, ты комсомолец или бандит?
— А что, комсомольцы не убивают своих врагов? У нас вся литература наполнена примерами. Гайдар вон сколько народу положил.
— Ты что, совсем не понимаешь разницу между врагами нашей Родины и своими товарищами? — Похоже, Галинишну напугала моя откровенность.
— Какие они мне товарищи, раз нападают трое на одного. — Я по-прежнему семиклашку пристёгивал к этой парочке. Во-первых, было видно, что он у Ашек на подначке. А во-вторых, звучит эпичнее и гадостнее в отношении противников. Информационная война не знает запрещенных приёмов.
— Ты должен назвать фамилии хулиганов, школа разберется и накажет их. Решая вопросы кулаками, ты уподобляешься этим мальчикам.
— Так я и не спорю, я ненамного лучше их. У нас же все равны, комсомол передовой авангард молодёжи. Давайте так, я их отметелю, а вы потом нас всем скопом накажете. А потом коллектив перевоспитывать будет, Тихонова на поруки возьмёт.
— Ха, так ты ради Тихоновой всё затеял, чтоб на ручки к ней попроситься? — Заржал Денис, не выдержав напряжения битвы интеллектов. Так сказать, подключился к борению умов. Атмосфера в классе сразу разрядилась смехом, как июньские тучи разряжаются грозой. Вон чего, Корчага очередную корку отмочил, никого он не собирался сдавать!
— Рты закройте, ссыкуны! Стояли рядом, никто даже не дёрнулся за одноклассника.
И снова тишина в классе. Ответить на такое обвинение хотелось многим пацанам, вот только отвечать было нечего.
— Дневник положи мне на стол. Во вторник пусть кто-то из твоих родителей придет на педсовет, я этот вопрос так не оставлю.
— Родители у меня трудящиеся, в рабочее время им в школу ходить некогда. Так что нет. Смогут прийти разве в следующую субботу. В свободное от работы время.
— Их обязанность воспитывать своего ребенка, который похоже зарвался. А ты, ты как разговариваешь с учителем? Ровню нашел?
— А что, не соглашаться с вашим мнением или отстаивать свою точку зрения уже запрещено? Советская школа чужда вольномыслия? Еще Пушкин сокрушался в своё время по этому поводу. Выходит, у нас всё та же Аракчеевщина и жандармы в голубых мундирах ходят по школьным коридорам. — Ребята зафыркали, сдерживая смешки. Про жандармов литераторша любила задвигать. Я потоптался по её любимому образу.
— Я делаю запись в дневник, и попробуй только прийти без родителей во вторник!
— Стопэ! Родителей вы звали после уроков, а мне запрещаете приходить в школу с утра? Это волюнтаризм какой-то!
— Папращу в моём доме не виражаться! — не удержался от цитаты с псевдо-горским акцентом Женька Слон. Громкий смех подтвердил, что шутка зашла. Ребята уже почувствовали, что восьмой класс — это вам не седьмой, и искали новые границы дозволенного.
— Восьмой «Б», вам должно быть стыдно за своё поведение! — Очень громко высказала Галинишна своё мнение о классе.
Ну хоть на крик не сорвалась, и то ладно. Со старшеклассниками такие вокальные номера не проходят, они начинают понимать: орёт училка, значит бесится от бессилия. А слабых тут принято добивать. «Тут» — это везде и всегда. В средней школе как в любом коллективе действуют принципы здорового коллективизма и законы джунглей. Хотя, наверняка где-то существуют другие школы, где поддержка, товарищество, взаимопомощь и прочая сказочная хрень. Чаще всего в детских коллективах работает круговая порука, пестуемая самими педагогами. Главное же что? Чтоб шито-крыто. Оттого и мои одноклассники напряглись, поэтому и классная не стала продавливать тему фамилий драчунов. Она просекла, что я готов их сдать, а инцидент грозит перерасти в групповую драку с участием комсомольцев. Такой скандал родной школе был не нужен, так что пусть один Корчагин будет и за пострадавшего, и за зачинщика, а значит и за обвиняемого. Такой классический мальчик для битья во всех смыслах из меня должен получиться.
Субботний день — классическое время проверки дневника в этой семье. Сказал бы «в нашей семье», но как-то не врос я в неё, да и не стремлюсь. Тяжело взрослому состоявшемуся человеку снова становиться объектом воспитания двух менее взрослых и менее опытных людей, не имеющих авторитета передо мной. Уважать я их уважаю, хотя бы за то, что в условиях нехватки всего они пытаются прокормить двух детей. Но я очень многих уважаю вокруг себя из числа не опустивших руки и не скатившихся на дно. Вот вижу дворника — и испытываю к нему благодарность за его труд. Вижу охранника в бизнес-центре и понимаю — не всякий может сутками сидеть как попка на одном месте. Один заснёт, другой начнет в тетради человечков рисовать, а третий пошлет такую работу нафиг. И только вон тот четвертый сидит с открытыми глазами в ожидании ситуации, когда надо нажать тревожную кнопку. Уважуха тебе, охранник!
Грозная запись полыхала красными чернилами в самом низу страницы: «Придите! Услышьте! Доколе! Пора покарать зарвавшегося юнца!» нет желания цитировать скучные строчки записи, сделанной классным руководителем. На фоне немногочисленных пятёрок и четверок эта запись выглядела чужеродно. Тем более с учётом моего реноме в этом мире. Тихий неконфликтный заучка, ни разу не оболтус и уж тем более не хулиган.
— Это как понимать? Отец, иди посмотри, что твой сын в дневнике принёс! — Если что нехорошее, то Миша сразу становится сыном отца. Даже смешно, вроде как воспитывают пацанов вдвоём, но мамины дети послушные отличники, а отцовы — двоечники и лоботрясы.
— Что там? Неужто двойка? Дай, я хоть посмотрю, как она выглядит в Мишкином исполнении.
— Угу, погляди-погляди! В школу нас вызывают. На дисциплинарную комиссию.
— Да ну! И за что? А главное, когда?
— Я Галинишне сказал, что во вторник после обеда вы не придёте. Ей плевать, она свои планы под ваши подстраивать не приучена. Одна у нас в классе королева, остальные холопы.
— Так мы вроде не её холопы, — отец не готов признавать крепостное право, он сам вроде как барин.
— Родители холопов автоматически приравнены к холопьему племени. Она говорит — вы делаете.
— Погоди-погоди! Ты меня с панталыку не сбивай. Сначала говори, за что вызывают.
— Да ты на лицо его погляди, Дима! Не в телевизор свой, не в газету. Его же избили! — Причем, сама мать увидала следы драки только тогда, когда начала вглядываться в лицо бессовестного ученика, осмелившегося принести замечание в дневнике.
— Ага, подрался, значит.
— Подрался.
— И огрёб, что естественно, — звёздочки на погонах капитана Очевидность засверкали золотыми лучиками.
— Огрёб.
— А нас в школу за что вызывают? — Отец понимал, что не всё так очевидно, как счел поначалу. — Что у вас там такое закрутилось, что жертву определили на заклание?
— За то, что я пообещал дать сдачи тем козлам.
— Так их несколько было?
— Ну да. Сначала с одним дрался, а как он не справился со мной, так еще двое подключились. Троих не потянул, признаю. Придётся по одному отлавливать потом.
— Мстить что ли?
— Карать. Ну и проводить профилактические действия.
— Это да, это правильно. А что один, друзей у тебя нет что ли? — Вот, батя в кои веки решил поинтересоваться моей социализацией. Хотя не исключаю, что он это делает не в первый раз. Просто потом информация удаляется из кэша за ненадобностью.