19 января 2023 г
Стены искрятся от инея. Пар изо рта. Но в этом луганском зале для бокса идёт тренировка. Детей здесь тренируют бесплатно, а старшие сбрасываются на оплату электричества. В таких спартанских условиях куются чемпионы. Местный бокс, он же, как и сама Народная Республика, закален трудностями. А потому не удивительно, что лучшим боксером России прошлого года вне зависимости от категорий стал Игорь Свиридченков, парень из ЛНР, выросший в условиях многолетней войны в Донбассе.
— Мне было четырнадцать лет в 2014 году, — вспоминает чемп. — Обстановка была накалена. Снаряды летали над головой. И мы с папой выживали, как могли. Деньги не платили. Я как-то ходил, зарабатывал. Ловил рыбу, раков, продавал.
Внешность Игоря «гагаринская». Такая образцовая для спортсмена, с которого дети берут пример. Открытое лицо с добрыми глазами и чистым взглядом. Губы в полуулыбке.
— Я так полагался на Россию, — продолжает Игорь. — Что они нам помогут и гуманитарной помощью, и силами вооруженными. Что мы все-таки одолеем украинскую сторону и победим в этой войне.
Когда мы пришли в луганский спорт-интернат, где проходили соревнования среди юных боксеров, на огромной стене я увидел баннер. На нём кто-то из местных чемпионов. Изображение старое. Потому спортсмен стоит в экипировке сборной Украины по боксу. Но в фотографии ножницами аккуратно вырезан прямоугольник на груди.
— Там был украинский флаг, — поясняет тренер.
— А зачем вырезан? — спрашиваю. — Ведь это же прошлое, иные даже времена.
— Вам, наверное, сложно понять будет… — отвечает, задумавшись. — Это просто надо здесь прожить. Понимаете, у нас этот флаг теперь на физическом уровне боль вызывает.
Это ещё и ответ тем россиянам, кто в период широкого освобождения ЛНР упрекал луганчан в том, что они перекрашивают флаги Украины в цвета российского триколора. Перила мостов, остановки, стелы. «А давайте не будем, как они!» — часто слышал я от подписчиков. Мол, это же украинские «свидомые» любят всё перекрашивать. «Заняться нечем?! Сейчас есть дела поважнее!» — возмущались люди под моими роликами из ЛНР. Да, всему должна быть мера. И на Луганщине в этом плане перекосов точно нет, потому что люди там изначально не такие, как те фанатики, что с портретом Бандеры носятся. В Донбассе в основном люди русские по своей сути, без бесовщины. И они кровью заслужили право не только называться россиянами, но и быть ими в полном смысле этого слова. И после победы замазывать краской ненавистный флаг имеют право. Наносить поверх три бело-сине-красные полосы, словно ставя ногу на грудь поверженного врага. Если для какой-то части россиян это дико, непонятно и постыдно, то могу им лишь посочувствовать. Ведь флаг их государства, адекватный патриотизм превратился в их головах в нечто постыдное. Действительно, иногда, чтобы понять, почему стяг небесно-пшеничных цветов стал для местных триггером, болью, символом предательства и многолетних страданий, нужно прожить их жизнью.
В помещениях спорт-интерната тоже прохладно. В раздевалке маленькие боксеры греются разминкой и у батарей. У одного мальчишки дрожат руки. То ли мандраж перед боем, то ли от холода, а может, и то, и другое. Перед боями волнуются все. И спортсмены, и бойцы на передовой. Сегодня матчевая встреча двух сборных: ДНР и ЛНР.
Команда луганчан каждый удачный удар своего товарища сопровождает дружным «Оу!». Овации и шумное одобрение звучат в честь каждого сражающегося на ринге одноклубника и после окончания раунда.
— Мы всегда всем клубом стоим у какого-то судьи и кричим, когда наш боец попадает, — объясняет мне Влад Шатохин, рассудительный парнишка лет десяти. — И после боя мы всегда поддерживаем нашего за то, что он очень старался и хорошо отбоксировал. Иногда люди проигрывают — это нормально. Учатся на своих ошибках.
Горой за друга. Может, поэтому людей Донбасса невозможно сломить, кто бы и где бы им ни противостоял. Даже тогда, когда Россию практически полностью изолировали в мировом спорте и лишили спортсменов соревнований. И майский чемпионат мира по боксу в Узбекистане — сейчас одна из немногих возможностей российской сборной взойти на международные пьедесталы.
— Самое главное, чтобы мы могли выступать за ЛНР, а не за другие города, — говорит тренер и заслуженный работник физической культуры ЛНР Вадим Никитин. — Сейчас такой возможности нет.
— Раньше говорили — спорт вне политики, — вступаю я.
— Нет, он конкретно в политике, — отвечает тренер. — Конкретно. Мы на чемпионат Европы не можем попасть. Он должен в Польше проходить. Ну, какая теперь Польша! Если перенесут на нейтральную, тогда договорятся, может.
Донбасский бокс не разделяют на донецкий и луганский. Неотделим он и от России. Так же, как и луганчанин Сергей Бубка был не только советским спортсменом, но и общим мировым достоянием. Игорь Свиридченков — парень из непризнанной коллективным Западом республики — может стать таким же. Вопреки всему. Ведь на чемпионате мира ему придется противостоять не только соперникам в ринге, но и давлению политической конъюнктуры вне его.
— Готовимся к неудобным вопросам журналистов, — с улыбкой говорит тренер Игоря Владислав Никитин, он же сын Вадима Никитина. — Мы будем к ним готовы и ответим достойно. Игорю есть что сказать. Как и мне. Как и всем остальным…
Донбасс. Россия. Один за всех и все за одного!
21 января 2023 г
Из сегодняшнего.
Юный боец на КПП спрашивает нашу машину:
— Кто?
Боец с позывным «Танго» с заднего сиденья командно отвечает:
— Начальник контрразведки полковник Кудасов!!
Парень убегает к шлагбауму, сообщает по рации:
— Начальник контрразведки полковник Кудасов! Пропустить?
В рации затяжное молчание. В нашей машине — гогот. Говорю:
— Танго, ну разве так можно? — улыбаюсь. Потом задумчиво добавляю: — А ведь и не знать классику тоже нельзя!..
Потом уже через пять минут командир батальона, где служит этот парнишка, звонит Танго на мобилу. Ржёт и говорит:
— Слышал я ваш разговор на волне… Чуть в осадок не выпал! Теперь, едрёна медь, будут у меня смотреть все советские фильмы без исключения!
22 января 2023 г
Кременские леса — синоним жарких боестолкновений, самая горячая точка ЛНР на данный момент. Сам город Кременная, примыкающий к ним, — зона нескончаемых обстрелов. Выдвигаемся туда. Пока солнце наивно прячется в лысой посадке, проезжаем мимо нескольких рядов защитной «линии Вагнера» и упираемся в блокпост. Помимо парней из военной полиции там стоит странное существо в пожелтевшем камуфляже. На груди георгиевская ленточка, лицо черное, как смоль, на голове — кастрюля. Зовут Валерчик. При ближайшем рассмотрении оказывается чучелом.
— Этот нам в усиление достался. Наш бессменный товарищ, — смеётся Шкода. — Дежурит здесь и днем, и ночью. Из минусов только: он постоянно молчит. Но зато ворон отпугивает, вражеских «птичек». А главное, что есть не просит!
Юмор на войне необходим. В той же Кременной встречаем бойца военной комендатуры с позолоченным автоматом. На «передке» с таким вряд ли стоит отсвечивать — бликует, а вот в городе пощеголять для прикола — самое то! Ему бы, думаю, еще и серебряные пули для охоты на всякую нечисть. И позывной дать — «Золотой». Или «Саддам». Как известно, золотой «калаш» был у лидера Ирака Саддама Хусейна.
Грузимся в «таблетку» — она же «уазик-буханка» — к парням из боевого формирования луганской полиции. За рулем командир спецназа Чистый. Тут же задаю ему вопрос про природу позывных.
— Самые интересные позывные — это те, которые люди не сами себе придумывают, а которые даёт коллектив. Например, один парниша привёз к Новому году апельсины. Я говорю: а откуда апельсины? Он говорит: турецкие. А позывного у него ещё не было. Я говорю: турецкие, значит… Ну, «Турция» позывной как-то не пойдёт. Спрашиваю его: а как называется столица Турции? Стамбул — говорит. Ну, будешь «Стамбул»! Хотя столица Турции Анкара. Но вот так «Стамбул» и прилипло.
Едем по Кременной. Давненько не слышал такой канонады на городских улицах. Порой частота обстрелов здесь достигает 20 прилетов в минуту!
— Крайние дни они уже не церемонятся. Если раньше «укропы» более-менее точечно били, по нашим позициям, то последние полтора месяца по гражданским объектам постоянно прилетает, туда, где наши ребята и рядом не стоят. Тут полно населения. То по школе, то в дом. Только и слышно по рации: гражданские «200», гражданские «200». Да, ёпрст! Ни одного военного.
Слева по борту проплывает средняя школа № 2.
— Уже раза три прилетало на территорию школы, — говорит Чистый, указывая рукой в сторону забора. — Сюда попал снаряд. И женщина вот здесь погибла. Проходила рядышком, и ей осколок в голову попал.
На воротах школы объявление: «Выдача гуманитарной помощи для многодетных семей».
Едва подходим к уничтоженному, но уже восстановленному из подручных средств пролёту забора, как неподалеку падает снаряд. В школе задрожали оставшиеся стекла. Отбегаем на противоположную сторону поближе к бетонному ограждению. Вброс адреналина в кровь словно впрыск закиси азота в двигатель авто. У машины закись увеличивает мощность, у меня же адреналин подстегивает аппетит к работе.
— Ну, вот, Кременная нас, конечно, ничем не удивляет, — замечаю я с улыбкой. За бетонным ограждением метрах в пятидесяти поднимается столб бурого дыма. Но нам нужно попасть на территорию школы, чтобы зафиксировать последствия обстрела. Перелезаем через забор, и, пугая нас с оператором, над головой пролетают истребители. Наши.
Стучимся в дверь школы, дергаем ручку — заперто. Никого нет. Вся земля под фасадом усыпана стёклами. На территории стоят микроавтобусы, которые Кременной передали московские власти. Абсолютно новенькие, сиденья в плёнке, но уже все изрезаны осколками прилётов. Автобусы не успели сделать ни одного рейса. Как сообщили бойцы, таких машин городу дали 15. Почти все были разбиты в результате обстрелов или сбросов боеприпасов с вражеских дронов. На заднем дворе школы еще несколько микроавтобусов, без стекол, покоцанные. Очень захотелось задать вопрос местным кременским властям: почему не спрятали ценнейшую для жителей гуманитарную помощь под навес, в гаражи или ангары, а сгрудил