23 марта 2023 г
В кузове военного грузовика еду. Как в «полуторке» бойцы-красноармейцы из советских фильмов про войну. Только я не в фильме. Оттого волнительно. Сегодня наступление под Кременной. Десантники пойдут в атаку, а батальон Аскольда (374-й ОСБ) должен будет прикрывать их с флангов. В кузове — ящики с БК и упаковки с питьевой водой. Вместе с грузом на лесных кочках подпрыгивают автомат, старенькая снайперская винтовка Драгунова и РПГ. Придерживаю оружие ногой. Оператора Кирилла тоже нужно бы придерживать, его руки постоянно заняты камерой. Но я до него не дотягиваюсь, поэтому он периодически взмывает в воздух и, матерясь, жёстко приземляется на пятую точку.
Приезжаем к ЛБС. Бойцы быстро разгружают машину, а мы подслушиваем доклад Бороды командиру роты Круглому. У Бороды действительно клинообразная борода, как у древнего грека, а Круглый — кругл по комплекции, коренастый богатырь с желтым кружком ухмыляющегося смайла на нагрудном шевроне.
— Сюрпризы с той стороны вчера кидали? — говорит боец, взмахивая бородой на каждом слоге.
— А чё кидали? — вопросительно щурится комроты, Алексей его настоящее имя.
— РГД-эшки, — отвечает Борода. — И этот… Мопед стал часто летать.
— «Фурия», — смекает Круглый, понимая, что похожий звук может издавать этот популярный украинский беспилотник.
Идем к первой линии. В кременском лесу невероятно красиво. Говорят, из этих корабельных сосен сам Пётр Великий флот создавал. Пройтись бы здесь за грибами по осени! Так ведь даже после войны соваться сюда будет опасно. Я иду, и куда ни брошу взгляд, всюду лежит какая-нибудь смертельно опасная дрянь. Вот взрыватель от снаряда. Тут кассетка для противопехотных мин. Там еще одна дистанционно управляемая «противопехотка» — американская М-70. Натовские боеприпасы, которые вошли в 20-й пакет помощи США для ВСУ. Говорят, что их невозможно обезвредить и что взрываются они даже от магнитных волн металлоискателя. В качестве трофея прихватываю пару электронных головок от уже сработавших мин.
На защищенной накатом бревен наблюдательной позиции стоят мужики в ожидании боя. Кто-то травит байки и анекдоты, другие громко хохочут, отпугивая страх и волнение. Ещё один напряженно курит, внимательно вглядываясь будто бы вдаль, но на самом деле в себя. Он спокоен, уверен и в этот момент ни о чём не думает. Лишь изредка вскидывает голову в направлении пролетающих с воем снарядов. Здесь его называют «Чикистом». Почему? Говорит, однажды пришёл в школу в кожаной фуражке. Так и повелось — «чекист». А буква «И» ошибочно затесалась в первый слог позывного, когда в ателье ему пошили именной шеврон, не обратив внимания на орфографию.
Встречаем командира «Тимоху». С неизменным Чебурашкой на груди и не спадающей улыбкой. Наблюдает в бинокль за блиндажом противника.
— Тимох, а их самих-то не видно там? — спрашиваю, ведь до украинских позиций всего 100 метров.
— Их не видно. Ещё вчера они строились, укреплялись, а сейчас притихли, — отвечает комроты.
— А нас они видят?
— Не, мы в низине, — успокаивает уроженец ульяновской земли. — Потому навес нас закрывает.
По руслу окопов добираемся до подразделения Круглого. Ищем Кота, охотника на вражеских «птиц», с которым не удалось пообщаться в прошлый раз.
— Как тебе удалось вообще сбить тот украинский дрон? — спрашиваю его, усевшись рядом на мягкой сухой траве. Коту 23 года. По правую руку от него — пулемёт Калашникова, на шлеме баллистические очки, на левом плече — шеврон «Солдат удачи».
— С детства я стреляю, — рассказывает боец. — На восемь лет мне «воздушку» подарили, в десять — я уже на охоту ходил. В армии не служил, но стрелять умею довольно метко. По нам тогда АГС клал, а эта «птичка» висела и корректировала огонь. Седьмым патроном седьмого калибра седьмого марта, получается, я его сбил. Расстояние двести пятьдесят — триста метров.
Точно «солдат удачи», думаю я.
— Я, честно, сомневался, думал, что тебе просто повезло, — признаюсь Коту. — А у тебя навык, оказывается…
— Вообще оружие люблю. Я со всего так-то умею работать, — хвастается боец. — Только вот с танка мечта пострелять! А так со «шмеля», с «британки», «Корда», «Утёса» стрелял. Но «Покемон»[10] — это мой калибр, «семёрка». Автоматы для меня слабы. Не чувствуется мужской силы, что ли!
— Что ты понял о войне? — интересуюсь у него, добровольца, воюющего десятый месяц.
— Война — это страшно, — честно отвечает Кот. — Но я на голову, скажем так, немного отбитый. Первый в штурм побегу. Двадцать первого числа ходил в штурм. Тогда у нас семьдесят пять человек раненых и девять «двухсотых» было.
— Но ведь, когда человек лихой, это же не очень хорошо на войне?
— Меня немного угомонило, когда пуля вот здесь пролетела, — показывает на шею. — Осколок от АГС в капюшон попал и сюда в бронежилет. После этого я вспомнил, что за меня молятся. Ну, а так да, бесстрашный.
— А сам откуда такой? — спрашиваю его.
— С Кременной. Местный. Я электромонтёр, помощник мастера. Вот эту ЛЭП-ку строил, — показывает в сторону опор линии электропередачи, по которой как раз проходит ЛБС.
У Кота все друзья и отец воюют за ВСУ. А он бьётся против украинской армии. Такая вот жизненная драма. Родных забрали в армию еще в самом начале СВО, когда Кременная находилась под властью киевского режима.
— Мы с пацанами повесток от военкомата не получили, — рассказывает парень. — Но однажды в Кременной стало плохо с продуктами: в магазинах только хлеб и вода. За едой надо было ездить в Красный Лиман. Мы и поехали с друзьями вчетвером, а когда возвращались, прям на кременском блокпосте выдавали повестки. Всем троим корешам выдали, а мне нет. Я давно не был годен к службе. Диагноз поставили — менингоэнцефалит. Потом наш город освободила Россия. И нас начали обстреливать укропы. Восьмого марта ко мне прилетело из 70-го миномёта. Потом двенадцатого марта в огород упал уже снаряд от «стодвадцатки». Через шесть дней — 152-я «кассета» разнесла мой дом. «Три семёрки» тоже прилетали. Они будто тренировались на нас, на местном населении. И я пошел воевать добровольцем.
Вот они какие перипетии судьбы! А был бы тогда Кот годен к службе, мог бы сейчас сидеть в окопе с кременскими друзьями и вынужденно воевать уже против своего нынешнего батальона. Типичные ситуации гражданской войны на Донбассе, разделенного на части меж двух враждующих сторон еще в 2014 году.
— С противником-то общение какое-то происходит? — задаю вопрос бойцу.
— Ага. Во время ночного штурма в Белогоровке нам кричали: «Лэнээр, сдавайтыс, вам нычого нэ будэ», — имитирует украинскую мову Кот. — И здесь, когда они контратаковали, нам тоже кричал один: «Ванька, сдавайся!» А мы в ответ: «Не для того наши деды до Берлина дошли, чтобы я тебе, сука, сдавался!» Мы с ними переговаривались. Ну, соответственно, нецензурными словами. У меня много знакомых, кто сейчас служит там, на той стороне. У простых вэсэушников выбора нет. Если откажутся воевать, нацики их убьют. Хотя выбор у них есть — попытаться сдаться.
Кот — находка для телерепортера. Не только потому, что герой харизматичный, этакий молодой сорвиголова с подвешенным языком. Но и ещё любитель поснимать видео на войне. У него в телефоне ценнейший архив. Вот ролик, где рядом с окопом падает мина и Кота со товарищи контузило. Тут снято, как уничтожают украинский танк. Здесь боец идет в разведку. В другом видео его рота укрывается от атаки «Града».
Я жадно перекидываю эти файлы в свой телефон, а они всё не заканчиваются. И так увлекаюсь, что не замечаю, что вокруг начинает происходить что-то тревожное. Стали чаще звучать взрывы. А на позициях затрещали автоматы.
— Вот тут я при штурме немного поснимал, — показывает Кот еще одно крутейшее боевое видео. — Дальше, конечно, не до съемок было.
— Офигеть! Давай и это, конечно, скидывай! Всё пойдет для репортажей на РЕН-ТВ! — обещаю я ему. И тут слышу, что кроме нашей «стрелковки» из окопов время от времени в воздухе посвистывает.
— Отойдем хоть за дерево, — советует Кот.
Рядом появляется командир Тимоха, бросает в нашу сторону:
— По нам стреляют.
Кот садится, подперев спиной сосну, и с поистине мушкетерским презрением к опасности продолжает копировать файлы на мой телефон. «Скорее бы они уже перекинулись», — думаю я, заметив, что Кирилл уже переместился в окоп и начал снимать боевую работу. Но я не имею права упустить этот великолепный «кошачий» архив! И терпеливо жду.
— Это и началось наступление, получается? — спрашиваю его.
— Сейчас? Не, сейчас это херня, — отмахивается он, продолжая втыкать взглядом в экран.
Ещё одна пулька свистнула где-то над нами. Стрелковый бой усилился. Вокруг всё уже просто громыхает.
— Кот, вокруг такая фигня происходит, — перекрикиваю я шум, — а ты, смотрю, сидишь спокойно. Это вообще как?
— Да вообще пофиг, — отвечает он, поморщившись.
Наконец файлы загрузились! Кот берёт в руки свой ручной пулемёт и из-за дерева открывает огонь короткими очередями. «Фить», «фить» — дважды просвистело неподалёку от нас. Я, конечно, не могу упустить такой кадр и снимаю героя на свой смартфон. Плюс на моём шлеме постоянно пишет экшен-камера гоупро. С одной стороны, мне волнительно оказаться в подобной экстремальной ситуации, особенно когда не понятно, как себя вести. С другой — внутри рождается такой азарт и вдохновение, что ты, как голодный художник, жаждешь зафиксировать все краски этого завораживающего действа. Все движения и эмоции, свои и чужие. Пишешь мазок за мазком эту батальную картину, в которой сам оказался одним из участников. Вот над нами пулей срезало сосновую ветку — она спикировала вниз и вонзилась в пожелтевшую опавшую хвою. Уже не до шуток.
Кот зовёт переместиться в окоп. До траншеи всего 20 метров. Хотя в такой ситуации ЦЕЛЫХ 20 метров!! Перебежками двигаемся в укрытие. Я продолжаю снимать и себя, и Кота. Боец видит это и начинает вытворять вещи хорошие для голливудских боевиков, но никак не для реальной войны. Он останавливается на полпути и эффектно, стоя на ногах, очередями стреляет в сторону украинских позиций. Пулемёт Калашникова вибрирует в его руках и, перемалывая патронную ленту, плюётся гильзами по сторонам, словно арбузными семечками. Кременской Рэмбо, блин!