— Это чё, приход был? — встрепенулся я.
— Это прилёт был, — спокойно говорит Монах, настраивая дрон. — Скорее всего по нам. Но ничего, промазали.
— Прям по нам? — настораживаюсь я.
— Ну, к счастью, не по нам конкретно, — успокаивает боец. — А по позициям союзников. Там, если что, окоп сзади, так что будет какой-то свист, сразу рекомендую занимать. А вообще наше местоположение отследить невозможно. Это и смена домашней точки, и многие другие уловки, то, чему обучали меня в центре Жоги (центр беспилотных систем, в котором обучают военных). Я до этого месяц, наверное, летал. Думал, чему меня там могут научить! Приехал туда и волосы зашевелились на голове оттого, сколько я узнал нового. После чего у меня осталось всего два вопроса: как я ещё все дроны не потерял и почему до сих пор живой?
Тем временем летающий аватар Монаха подлетел к вражеским позициям и завис над ними, как ворон.
— Вот это здание — это наша цель, — показывает картинку на дисплее. — Разобрать его нужно быстрее! — дальше в рацию: — Забой, Забой — Монаху, огонь по корректировке, — и снова мне: — Сейчас будет громко.
Секунд через сороу наш миномёт плюется через нас в сторону ВСУ.
— И ещё, — добавляет «дронщик». — У миномётчиков есть такой момент интересный, что если им не показывать их работу потом, то у них при самой лучшей корректировке будут промахи постоянные. Немножко нужно стимулировать. Но не перехваливать. А так радуются пацаны. Это ведь они, артиллеристы, на себе практически половину СВО тащат. И они не видят, куда попадают. Но им же тоже очень хочется посмотреть.
Пока есть пауза, спускаемся с Кириллом к нашим канонирам. Миномет «стодвадцатки» наведен на окопы противника под Белогоровкой. От бедного посёлка с тех пор, как мы там побывали, наверное, ничего уже не осталось. Но наши оппоненты, как черви, хорошо зарываются под землю.
— Приходится выковыривать, — объясняет Забой. — Уже сколько раз мы их уничтожали. Они отстраиваются снова. Мы сидим, курим, ждем, пока они отстроятся, накопятся. Потом их опять уничтожаем. Но они заново туда заходят. Нескончаемый конвейер по уничтожению какой-то.
Керн помещает в ствол миномета снаряд, отбегает за насыпь (мало ли, орудия-то у добровольческих отрядов, мягко говоря, не новые) и дергает за шнур — «бах!» — с грохотом и звоном уходит в полёт мина. Надеюсь, её путешествие в один конец будет точным. Тут вдруг замечаю подвешенную к накату из брёвен рогатку.
— Лёха, — обращаюсь к худощавому и бритоголовому «барсу», стоящему рядом с оружием дворового хулигана. — На фига тебе рогатка?
— Врагов сбивать! — с решительной гримасой натягивает он резинку и целится куда-то в небо.
— Вы, как ниндзя, самураи, — улыбаюсь в ответ на его этюд. — Один в «гвоздовую», второй с рогаткой. Всё оружием делаете.
— Всем готовы помочь Родине! — резюмирует Лёха.
Возвращаемся к Монаху, чтобы снять финальную часть его работы. На дисплее телефона видно, как догорает склад ВСУ.
— Ах, не успели! — сокрушаюсь я.
— Да ладно, видео же пишется, — успокаивает Монах. — Потом скину.
— Ты расскажи ещё зрителям, как ты противника веселишь?
— Ну, у этого китайского дрона есть функция одна, — рассказывает оператор БПЛА. — Он может ретранслировать звук, там встроенный динамик. Ну, то есть я бывает включаю музыку «укропам». Гимн России там или вот случай был… Подлетел к их позициям, скинул им в окоп гранатку со слезоточивым газом. Они расстроились, заплакали. Жалко мне их стало. Ну, я и включил «День Победы», полетал ещё над ними немного. Думаю, повеселил их… Так! Нам уже, в принципе, пора сворачиваться. Батарейка садится.
«Сажаем» вернувшуюся «птичку» и добираемся до наших позиций. Напоследок решаю записать короткое интервью с Туманом. Начинаем беседовать, как вдруг вокруг нас начинает происходить какая-то суета. Кто-то побежал, кто-то крикнул «не наша»! Следом несколько одиночных выстрелов из «калаша»: дыщ, дыщ, дыщ!
— Вражеская «птица», — урчит в рации Тумана. — Пытаемся задержать.
Один боец стреляет в небо, а воин с позывным «Фокс» направляет в ту же сторону антидроновое ружье. Кирилл с камерой побежал к ним. Я же трясущимися руками судорожно включаю «rec» на телефоне, чтобы записать стендап и… Всё смолкает! Такого журналистского фиаско я давно не терпел! Ведь обычно же долго по беспилотнику не могут попасть!.. Ну, ладно, гоупро на шлеме, кажется, не выключал, так что запись шла. Да, и Кирилл Пикторинский обнадёжил: сказал, что гарантированно снял, как падает украинский дрон.
— На общем плане писал, — говорит он. — Надо будет смотреть, но должно было попасть в кадр!
Вот что значит опытный военный оператор, профи! Боец с позывным «Ставр» аккуратно поднимает трофей, рухнувший в поле, и с видом довольного охотника на уток несёт добычу к нам. К счастью, «птица» без заряда, это дрон-корректировщик.
— Вот, попали! — тычет в пластмассовый корпус «мавика» ВСУ Ставр, там небольшое отверстие от калибра 5,45. — Насквозь прошло!
— Этой штукой его держал, — похлопывает Фокс по корпусу своего «космического бластера». — «Птица» парализована, антидроновая пушка не даёт ей уйти, а дальше ребята уже из всех стволов её сбивали.
— Раз он собирался корректировать огонь, то по нам же сейчас ударят? — задаю Монаху вопрос, не требующий отлагательств.
— Нет. Потому что у нас есть приборы, которые могут ввести противника в заблуждение, — рассеивает мои опасения боец. — Если противник попытается определить, где этот дрон сейчас находится, GPS покажет им Африку.
Выстрелом из АК не задели важные детали дрона. Так что его слегка отремонтируют и дадут вторую жизнь, но уже в российских войсках. Спрашиваю «барсов»: когда, мол, премию за сбитый дрон дадут, хотя ответ сам знаю — никогда.
— Есть эта награда материальная или нет, — отвечает Монах, — всё равно. Мы же сюда не деньги пришли зарабатывать, а победу. Потому что устали от этого, надо победить быстрее, да и всё.
Вернуться к семьям живыми и здоровыми. Это главное. Ради своих родных-то, по сути, добровольцы и воюют. Семья — это ведь и есть самая ближайшая Родина. Вон, у Машука, одного из командиров, например, в блиндаже всегда стоит фотография его внука Тимура.
— Для него я являюсь сейчас идеалом в его жизни, — говорит добродушный усатый дядька. — Он меня ждёт. Я обещал, что буду. Поэтому мне полюбому нужно вернуться!
В голове, словно на повторе, звучат куплеты песни хора «Русский формат»:
Бери шинель, пошли домой,
Через поля и города.
Уйдем мы позднею весной,
Когда оттает вся земля!
Пойдем пешком, не торопясь —
Навоевались мы с тобой!
Войдем как встарь — перекрестясь.
Бери шинель, пошли домой!
13 июня 2023 г
Смотрю на себя в зеркало номера московского отеля, в котором я безвылазно просидел неделю. За период карантина немного округлились щёки, но в целом выгляжу неплохо. Серый костюм, белая рубашка. Галстук оставляю на вешалке, формат встречи позволяет. Волнение отдается холодком в животе, но бьет горячей волной в голову, лёгкая испарина. Так, взять себя в руки и быть самим собой! Это главное. Я там буду не один, а в числе 18 военкоров страны. Высший свет военной журналистики. Всё. Пора. Делаю шаг в коридор отеля, словно в открытый космос. Через несколько часов у нас встреча с Президентом России, а для меня это сродни полёту за пределы Земли. Границы моего мира продолжают шириться. И если Вселенная бесконечна, надеюсь, что и этот процесс также будет беспрестанен.
Карантин под Президента — вещь стандартная. Как напишет потом военкор «Комсомолки» Александр Коц, имевший опыт подобных встреч, «его проходят все, кто приближается к Главе государства на расстояние рукопожатия. Предыдущие встречи в закрытом формате проходили на дистанции от пяти до десяти метров, и тогда карантин не проводился». Дело не в пресловутом ковиде, а любых других возможных вирусных и не только заболеваниях, которые могут передаваться при тесном общении. Через встречи с Владимиром Путиным проходят десятки тысяч разных людей. И понятно, что при таком беспрецедентно плотном рабочем графике Президента выбыть из процесса по болезни хотя бы на неделю — для него непозволительная роскошь. В общем, если кто-то и мечтает стать Президентом России, забудьте о больничных, выходных и вообще личной жизни. Особенно в непростые для страны времена. А когда они для России были простые? Тем более сейчас.
— Саня, можешь говорить? — звоню моему знакомому бойцу, полевому медику с позывным «Падре», пока мы с другими военкорами ожидаем специального автобуса в Кремль. — Скажи мне, чего там у тебя со статусом участника боевых действий? Не дали до сих пор? Сейчас встречаюсь с Путиным, могу озвучить твою проблему.
— Ни… ни-ч-ч-чего… не-не-не решилось, — Саша очень сильно заикается, и я не сразу могу разобрать смысл его слов, пару раз переспрашиваю. — Л-л-ле-ле-жу в гос… гос-питале. З-з-з… Здо-ро-ро-вье попосыпа-палось жёст-т-ко.
Падре я помню совсем другим. В марте снимали их подразделение в Сватово. Медик из Петербурга, умеющий красиво и уверенно говорить, спустя несколько месяцев войны с трудом произносит слова. Скольких людей он спас, вытаскивая с поля боя, сколько раз контужен был, полностью подорвал здоровье, но при этом даже не имеет статуса участника боевых действий! Проще говоря, официально он якобы не воюет, а сидит в воинской части № 31135 на территории Белгородской области и не может претендовать на положенные бойцу СВО льготы, выплаты и награды.
Вопрос про статус УБД достался мне по умолчанию в Администрации Президента. Хотя я мог подобрать свой, но что-то растерялся от неопытности. Ну, представьте сами. Накануне карантина участников собирают в АП на Старой площади, 6, где должны обсудить все нюансы предстоящей встречи с Путиным. Со мной рядом сел Юрий Подоляка — блогер-миллионник. Там вон главный военкор страны Женя Поддубный, неподалеку мэтр Александр Сладков, сам Пегов «Wargonzo» слева от меня балагурит, тряся своей знаменитой рыжей бородой. Дмитрий Стешин, книгу которого я читал несколько лет назад. И я такой, «зелёный» «военкор» посреди них. Военкор в кавычках не случайно. Да, журналист я довольно опытный, но как вое