Феликс Дзержинский
ДНЕВНИК ЗАКЛЮЧЕННОГОПИСЬМА
Перевод с польского:
«Из дневника»—перевод Ф. Я. Кона.
«Письма» — перевод С. С. Дзержинской, Я. Ф. Дзержинского,
Ф. Я. Кона и М. Ф. Розвадовской.
М., «Молодая гвардия», 1967
«Железным Феликсом» назвал Дзержинского наш народ. О нем говорят и пишут как о рыцаре революции — рыцаре без страха и упрека. Сам он называл себя солдатом революции.
Владимир Маяковский говорил, обращаясь к нашей молодежи:
Юноше, обдумывающему
житье,
решающему,
сделать бы жизнь с кого,
скажу,
не задумываясь:
— Делай ее
с товарища
Дзержинского.
Феликс Эдмундович Дзержинский, верный ученик и соратник великого Ленина, славный сын польского народа, был пламенным борцом за дело коммунизма.
Семнадцатилетним юношей Феликс Эдмундович дал торжественную клятву бороться до последнего дыхания против всякого гнета и эксплуатации. И эту свою юношескую клятву он свято сдержал.
Почти четверть своей жизни, одиннадцать лет, он провел в царских тюрьмах, в ссылках, на каторге. Но он всегда находил силы для жизни и борьбы. «Чем ужаснее ад теперешней жизни, тем яснее и громче я слышу вечный гимн жизни, гимн правды, красоты и счастья… Жизнь даже тогда радостна, когда приходится носить кандалы», — писал Дзержинский 2 июня 1914 года после суда, приговорившего его к каторге.
В дневнике и письмах Ф. Э. Дзержинского нет летописи его жизни. Но в каждой строке видны богатство мысли и высокая идейность Дзержинского, раскрывается исключительная цельность его натуры.
Дневник и большинство писем относятся к периодам, когда Феликс Эдмундович находился в царских тюрьмах, на каторге, в ссылке и отчасти в эмиграции, то есть когда он вопреки своей воле был отрезан от непосредственной революционной жизни. Поэтому они не отражают всей огромной и многогранной деятельности революционера-борца. Но они показывают, что и в эти тяжелые моменты Феликс Эдмундович жил лишь одной мыслью, одним стремлением — служить делу революции.
Преодолевая тюремные преграды, Феликс Эдмундович в своем дневнике и письмах откликался на явления общественной жизни того времени.
В дневнике, который ежеминутно мог стать добычей тюремщиков, Дзержинский не мог открыто писать, называя все своими именами, ни о партийных делах, ни о текущих событиях рабочего движения.
Особенно это относится к письмам Дзержинского. Из тюрьмы разрешалось писать только о личных и семейных делах. Письма подвергались тюремной или жандармской цензуре. Лишь изредка удавалось отправить из тюрьмы письмо нелегальным путем. Но и тогда не было уверенности, что оно не попадет в руки полиции. Поэтому даже в таких письмах много иносказаний и условных выражений.
Письма Ф. Э. Дзержинского полны заботы о товарищах по борьбе, о родных и близких, особенно о детях.
Феликсу Эдмундовичу с его исключительно деятельной натурой и кипучей энергией порой тяжко было переносить полный отрыв от жизни, «бессмысленное прозябание» в тюрьме. Но он черпал силы в ясном сознании великой цели своей борьбы, он мечтал о коммунизме.
Иногда Феликсу Эдмундовичу казалось, что тюрьма отнимает у него все силы и что, выйдя после долгих лет каторги на свободу, он не в состоянии будет «жить, быть полезным». Но тогда он успокаивал себя мыслью: «…тот, у кого есть идея и кто жив, не может быть бесполезным… Пока теплится жизнь… я буду землю копать, делать самую черную работу, дам все, что смогу… Нужно свой долг выполнить, свой путь пройти до конца…»
Освобожденный из тюрьмы Февральской революцией, Феликс Эдмундович сразу же окунулся в революционную «стихию». Он горел в борьбе за победу Великого Октября, а потом — в борьбе с контрреволюцией, на работе по восстановлению разрушенного транспорта, по строительству нашей промышленности, по укреплению единства и мощи нашей партии.
В обращении ЦК и ЦКК Коммунистической партии по поводу кончины Ф. Э. Дзержинского он охарактеризован как герой Октябрьского восстания и один из его руководителей, гроза буржуазии, верный рыцарь пролетариата, пламенный революционер, вечный труженик и бесстрашный солдат великих боев.
Если бы мне предстояло начать жизнь сызнова, я начал бы так, как начал.
АВТОБИОГРАФИЯ
Родился в 1877 году. Учился в гимназии в г. Вильно. В 1894 году, будучи в 7-м классе гимназии, вхожу в социал-демократический кружок саморазвития; в 1895 году вступаю в литовскую социал-демократию и, учась сам марксизму, веду кружки ремесленных и фабричных учеников. Там меня в 1895 году и окрестили Яцеком[1]. Из гимназии выхожу сам добровольно в 1896 году, считая, что за верой должны следовать дела и надо быть ближе к массе и с ней самому учиться. В 1896 же году прошу товарищей посылать меня — в массы, не ограничиваясь кружками. В то время у нас в организации шла борьба между интеллигенцией и рабочими верхушками, которые требовали, чтобы их учили грамоте, общим знаниям и т. д., а не совались не в свое дело, в массы. Несмотря на это, мне удалось стать агитатором и проникать в совершенно нетронутые массы — на вечеринки, в кабаки, там, где собирались рабочие.
В начале 1897 года меня партия послала как агитатора и организатора в Ковно — промышленный город, где тогда не было социал-демократической организации и где недавно провалилась организация ППС[2]. Здесь пришлось войти в самую гущу фабричных масс и столкнуться с неслыханной нищетой и эксплуатацией, особенно женского труда. Тогда я на практике научился организовывать стачку.
Во второй половине того же года меня арестовывают на улице по доносу рабочего-подростка, соблазнившегося 10 рублями, обещанными ему жандармами. Не желая обнаружить своей квартиры, называюсь жандармам Жебровским. В 1898 году меня высылают на 3 года в Вятскую губернию — сначала в Нолинск, а затем, в наказание за строптивый характер и скандал с полицией, а также за то, что стал работать набойщиком на махорочной фабрике, высылают на 500 верст дальше на север, в село Кайгородское. В 1899 году на лодке бегу оттуда, так как тоска слишком замучила. Возвращаюсь в Вильно. Застаю литовскую социал-демократию ведущей переговоры с ППС об объединении. Я был самым резким врагом национализма и считал величайшим грехом, что в 1898 году, когда я сидел в тюрьме, литовская социал-демократия не вошла в единую Российскую социал-демократическую рабочую партию, о чем и писал из тюрьмы к тогдашнему руководителю литовской социал-демократии д-ру Домашевичу. Когда я приехал в Вильно, старые товарищи были уже в ссылке— руководила студенческая молодежь. Меня к рабочим не пустили, а поспешили сплавить за границу, для чего свели меня с контрабандистами, которые и повезли меня в еврейской «балаголе» по Вилкомирскому шоссе к границе. В этой «балаголе» я познакомился с одним пареньком, и тот за десять рублей в одном из местечек достал мне паспорт. Доехал тогда до железнодорожной станции, взял билет и уехал в Варшаву, где у меня был один адрес бундовца.
В Варшаве тогда не было социал-демократической организации. Только ППС и Бунд[3]. Социал-демократическая партия была разгромлена. Мне удалось завязать с рабочими связь и скоро восстановить нашу организацию, отколов от ППС сначала сапожников, затем целые группы столяров, металлистов, кожевников, булочников. Началась отчаянная драка с ППС, кончавшаяся неизменно нашим успехом, хотя у нас не было ни средств, ни литературы, ни интеллигенции. Прозвали рабочие меня тогда Астрономом и Франком.
В феврале 1900 года на собрании меня уже арестовали и держали сперва в X павильоне Варшавской цитадели, затем в Седлецкой тюрьме.
В 1902 году выслали на пять лет в Восточную Сибирь. По дороге в Вилюйск летом того же года бежал на лодке из Верхоленска вместе с эсером Сладкопевцевым. На этот раз поехал за границу — переправу мне устроили знакомые бундовцы. Вскоре после моего приезда в Берлин, в августе месяце была созвана наша партийная — Социал-демократии Польши и Литвы— конференция, где было решено издавать «Червоны Штандар»[4]. Поселяюсь в Кракове для работы по связи и содействию партии из-за кордона. С того времени меня называют Юзефом.
До января 1905 года езжу от времени до времени для подпольной работы в русскую Польшу[5]. В январе переезжаю совсем и работаю в качестве члена Главного правления Социал-демократии Польши и Литвы. В июле арестовывают на собрании за городом, освобождает октябрьская амнистия[6]. В 1906 году делегируют меня на Объединительный съезд в Стокгольм. Вхожу в ЦК РСДРП в качестве представителя от Социал-демократии Польши и Литвы. В августе — октябре работаю в Петербурге. В конце 1906 года арестовывают в Варшаве и в июне 1907 года освобождают под залог.
Затем снова арестовывают в апреле 1908 года. Судят по старому и новому делу два раза, оба раза дают поселение и в конце 1909 года высылают в Сибирь — в Тасеево. Пробыв там семь дней, бегу и через Варшаву еду за границу. Поселяюсь снова в Кракове, наезжая в русскую Польшу.
В 1912 году переезжаю в Варшаву. 1 сентября меня арестовывают, судят за побег с поселения и присуждают к 3 годам каторги. В 1914 году, после начала войны, вывозят в Орел, где и отбыл каторгу; пересылают в Москву, где судят в 1916 году за партийную работу периода 1910–1912 годов и прибавляют еще 6 лет каторги. Освободила меня Февральская революция из Московского централа. До августа работаю в Москве, в августе делегирует Москва на парт-съезд, который выбирает меня в ЦК. Остаюсь для работы в Петрограде.