У стены одной из комнат стоят примерно 20 мешков из-под сахара, очень белые и чистые, набиты какими-то мягкими вещами. Они аккуратно зашиты, приготовлены к отправке.
— Желаете пересмотреть? Сами распорите швы и ищите свое! А потом сами зашьете! — нагло заявила Лида, когда мама у нее на кухне нашла наше полотенце.
Мама им ответила, что ничего искать не будет. А во всем разберется Бог.
Мама отобрала у них из наших вещей то, что сразу бросилось нам в глаза, — крышку от нашей большой кастрюли, в которой когда — то была мука, и полотенце.
Наше чайное полотенце Галина, по ее словам, «нашла на свалке».
Ссориться мы не стали. Распарывать чужие мешки, искать там свои вещи нам было противно. Нервничать, рыться сил не было. Мама упрямо и гордо произнесла:
— У нас все было и снова будет!
Поздно вечером мы узнали, что убит родственник бабушки Нины.
Он работал на телевидении до войны. Этого человека знали многие.
Будур
25 марта 2000 г
Я целый день дома. Болит сердце. Лежу.
Алик у нас каждый день, но я стараюсь не давать ему надежды, чтоб не причинить боль потом. Судьба у него невеселая. После смерти матери его отец женился.
В новом браке появились дети. Алик с детства ощущал свою ненужность. Отец запил. Поэтому Алик ушел жить к другу, в чеченскую семью.
Взрослые разрешили. Хорошо его приняли. Теперь, своего товарища Алик зовет старшим братом, а его маму — своей матерью. Где-то далеко у Алика есть родная старая бабушка.
Они не видятся. Свой паспорт он потерял под обстрелом. А делать новый денег нет.
Работы нет тоже. Алик живет без документов. Весь вечер он говорил не со мной, а с моей мамой. Объяснял, что спиртное пьет редко. Пьянство не уважает. Говорил, что я ему нравлюсь, и что он хотел бы жениться на мне…
Рассказывал, что когда российские военные нас и людей из дома напротив — увели, их, как оставшихся, посадили в подвал. Самого Алика, его приемную мать, названого брата и русских бабушек-пенсионерок. У одной из которых на руках была маленькая, чудом выжившая домашняя собачка.
А сверху на крышку подвала военные поставили холодильник.
Так они просидели четверо суток. Без еды и питья. Мужчины и женщины.
Молодые и старые. Пенсионеркам стало плохо с сердцем.
Позднее люди сумели выбраться, разломав часть стены и прорыв куском железа тоннель на улицу! Иначе бы умерли от голоду!
Старшего брата и Алика военные избили за такие «самовольные» действия, но на этом все и кончилось.
А неделю тому назад в очереди за бесплатной кашей я познакомилась с молодой женщиной Машей. У нее есть сын, а муж погиб в первую войну.
Маша живет со старой больной матерью.
Выживают они трудно, как и мы. Приходится собирать банки, бутылки и сдавать. Алик был с нами. Он понравился Машеньке. Я хочу их подружить.
Сегодня мне не пишется.
Сердце «горит» внутри, если резко повернуться — острая боль.
Патошка
27 марта 2000 г
Утро.
Я потеряла сознание на несколько минут.
И чуть не умерла.
Увидела, что все люди и предметы вокруг состоят словно бы из золотых пляшущих мушек, и отключилась. Я попала в трубу из хрусталя или чего-то подобного…
Меня тащило вверх на огромной скорости, и полупрозрачные создания, похожие на электрических головастиков, кричали мне:
— Скорее вверх! Скорее лети с нами! Быстрее, а то не успеешь!
Я чувствовала легкость и совсем забыла, что умираю.
А потом меня перестало тащить — и я рухнула вниз…
Это случилось в очереди за бесплатной кормежкой.
Очередь дралась, и голодные люди вырывали куски хлеба и кашу у «раздатчиков бесплатного питания». Потом меня возили в военно-полевой госпиталь МЧС и делали уколы.
Врач сказал:
— Это сердце. Его еле слышно…
И дал еще с собой таблеток.
Мама бесилась, что я ничего не могу делать по дому.
Сегодня стала на меня орать из-за чайника. Он разлился. Ударила!
Неожиданно мама надела самое длинное платье
Самый большой платок. И ушла. Без документов. Искать смерть.
Сказала, что не хочет жить. Чем так голодать и унижаться в очередях, постоянно болеть, — лучше пуля снайпера!
Надеюсь, все обойдется, и она придет назад.
П.
28 марта 2000 г
Вечер.
Мама пришла.
Когда мне было очень плохо с сердцем, заходил Алик.
Дверь у нас сломана, и мы ее не запираем.
Он дотронулся до моей руки и сказал, что хочет прожить со мной всю свою жизнь…
Что я должна только сказать ему: «Да».
Алик хороший друг. Мне жаль, что так все получается.
Но я не люблю его.
Пусть он меня простит.
Будур
29 марта 2000 г
Вечер.
Мне снилась соседка Тамара из нашего подъезда, жившая на 4-м этаже.
Она пропала в начале зимы 2000 г. Собралась стать беженкой. Решила проведать свою дочь и новорожденную внучку в городе Ставрополе.
Обещала быстро вернуться.
И пропала бесследно. Сейчас родственники ищут и не могут нигде ее найти.
Сон такой.
Утро. Тамара стучит в наше открытое окно. Говорит:
— Не ищите меня! Мне от этого плохо. Я умерла.
— Хорошо, — отвечаю я.
Соседка эта однажды сильно обидела меня. Громко посмеялась, когда меня ранило осколками в ноги, и я кричала от боли…
Поэтому я не очень огорчилась во сне. Однако Тамара стала показывать мне картины, а я смотрела их, словно по телевизору.
Вот она идет по улице. Солнце…
На одной стороне улицы появились собаки. А по другой стороне бежит одинокий волк.
Собаки залаяли. Тамара бросила в них камень. Тогда на нее бросился волк…
Получилась неразбериха. Собаки и волк затащили Тамару в подвал.
Там деревянный пол, а под досками много воды. Вода грязная, мутная.
Мою соседку бросили в эту воду, и она стала задыхаться и тонуть.
Забыв, что нахожусь во сне, я побежала искать хоть что-то, чтобы помочь ей выбраться.
Притащила палку с крючком. Попыталась вытащить ее. Но в моем сне палка обломилась. И кто-то невидимый сказал мне:
— Помочь невозможно! Глубина более двадцати метров.
Я долго всматривалась в зеленоватую, мутную воду.
И видела, как там булькают пузыри…
Проснулась в холодном поту.
А это мой второй сон:
Мне приснился Аладдин. Он был с длинными волосами и серьгой в одном ухе.
Во сне он вытащил из кармана бинт, улыбнулся и связал мне руки за спиной туго — туго.
Потом завязал рот, так что я не могла вымолвить ни слова.
И сказал:
— Все! Теперь ты моя пленница!
Продолжаю.
Мама сбесилась. Пожелала мне смерти…
У нее совсем сдали нервы. Это уже душевная болезнь…
Какой ужас!
Алик пришел. Надеется, что все же сумеет понравиться мне.
Жаль его, конечно.
Твердит, что по-чеченским законом мы сочтемся законным браком, так как я уже в «семейном возрасте» — 15 лет!
Многие мои одноклассницы 13 и 14 лет еще до войны вышли замуж.
Одна из них уже ждала осенью ребенка! Я видела ее с огромным животом и тяжелыми сумками в районе рынка, а муж старше ее лет на двадцать, покуривая сигарету, вальяжно шел впереди…
Но я знаю, что счастливой не буду. Не смогу.
Потому что я в какой-то степени умерла… Алик хороший. Но это — не моя судьба…
Конечно, можно согласиться, чтобы уйти от мамы — «Злючки — Колючки».
Но, чужая любовь, если ей нет ответа, быстро надоест и оставит, лишь силу безысходности. А он не из тех людей, кто долгое время может оставаться просто другом.
Патошка
2 апреля 2000 г
Все дни я болела. Приходил Алик. Помогал по хозяйству.
Алик поправил нашу входную дверь, чтобы она закрывалась.
Часть полов в углу коридора упала в подвал.
Дверные рамы лопнули. Раньше, когда мы выходили из дома, нам выбивали замок. Это было несколько раз! А ключи от двери в квартиру мы потеряли.
Теперь мы открываем свою дверь вилкой, точнее, ее ручкой или узким ножиком.
Едим траву и дергаем чеснок в брошенных садах. Денег совсем нет.
Будур
13 апреля 2000 г
Алик резко перестал к нам заходить. Мало же у него терпения и воли!
У меня болит горло — ангина. Я не могу кушать.
Вчера мы принесли себе кошку. Мама зовет ее Алиса, а я Лохнес.
Кошечка молодая, меньше года. Переливается всеми оттенками цветов: оранжевого и желтого. Дикий, совершенно не прирученный зверь.
Дядя Валера из среднего подъезда вчера сходил в заброшенные сады, не побоявшись мин и растяжек. Всем женщинам двора принес цветы. И мне. Мой букет — нарциссы и гиацинты.
Сказал: «Для юной леди!» — и сразу ушел. Ходим с мамой за гуманитарной кашей. Это очень далеко, район «Катаямы». Каша — наша единственная еда. Иногда удается схитрить, взять чуть больше. Тогда мы делимся с дядей Валерой и сами едим не один, а два раза в день. Ноги, впервые после ранения, стали оживать. Все старики из домов, что рядом, просят:
— Мне принеси поесть, я голоден!
- И мне!
Очереди при раздаче огромные. Стоим, вернее, сидим где-то рядом по 3–4 часа.
А возле окошка, где дают еду, — давка. Многим людям становится плохо.
Те граждане, что питались нормально в беженцах, физически сильнее. Они более наглые и лезут без очереди.
Туда и назад мы идем с остановками, с отдыхом. Но обмороков, как случались у меня раньше, нет. Я сегодня в платке, что подарила маме Аза.
Стало прохладно, надо беречься. Я кашляю.
Алик не разговаривает. Кивнет нам издалека, и все. В чем дело?
Мы не ссорились.
— Опустился до веселой компании, где все можно. Выпивает! — сообщили все знающие соседки из дома напротив.
Эти дни я много думаю о себе. Какая я? Прежде мне казалось, что я эрудированная в соответствии своему возрасту. Красивая.