Левочка занимался дома; когда мы возвращались, он вышел нам навстречу; всегда такая радость – когда едешь домой, увидать его серое пальто издалека. Андрюша не скучал и здоров. Привезла мальчикам волчки по 10 копеек каждый, Маше – наперсточек и куклам бусы, серьги и брошку, всем – теплые перчатки и разные мелочи. Устала я ужасно, мы ничего не ели весь день, кроме сладких пирожков да хлеба ситного.
Вечером мыла Андрюшу, у него очень велико незаросшее темечко, и меня очень беспокоит. Дочли нынче с большим интересом «Трех мушкетеров»; Левочка сидел вечером долго за фортепьяно и что-то импровизировал, у него и на это есть способность. Получила письмо от Тани, у ней отказалась miss Maccarthy, и она желает взять Анни, а я не могу еще ее отпустить, не знаю, что делать.
4 ноября. Вчера не писала журнал, расстроена была, потому что Левочка с Сережей ездили на охоту, был туман, они заблудились верхами, потеряли дорогу и не возвращались до девятого часа вечера, что меня очень встревожило. Протравили трех лисиц и привезли одного зайца. Сегодня я ходила гулять, провожала Левочку на охоту с гончими.
Девочки ездили на ослах. Приехали учителя; читали вслух немного скучную вещь. Левочка не пишет почти и упал духом. Шила фланелевые панталоны Тане, метила шелком красным платки Андрюше. Учила детей, спорила с Левочкой о французском для Сережи: я считаю нужным учить литературу французскую, а он – нет. Маше продела Андрюшина няня дырочки в ушах для серег.
5 ноября. Длинное, скучное, туманное и одинокое воскресенье! Левочка с Сережей были на охоте с борзыми, Сережа затравил зайца. Остальные дети с Анни, m-lle Gachet и т. Nief отправились с ослами и тележкой в Ясенки, где накупили разных сластей. Я много работала и возилась с Андрюшей. Меня всё тревожит его большое, незаросшее темя и большая голова.
Вечером играли в четыре руки трио Моцарта; Левочка ужинал и, по обыкновению своему, во время ужина или утреннего кофе, читал. Я пила чай, ела кислую капусту. Дочла «Maison des deux Barbeaux»[43] в «Revue des deux Mondes» и нашла, что довольно интересно. Утром Таня, Илья и Леля рисовали с учителем, а Сережа учился по-гречески и латыни с Ульянинским. Таня стала довольно хорошо тушевать, то есть класть тени. Начало мое, я вижу, было хорошо; с учителем только четвертый урок, а со мной было три года.
6 ноября. Туман, тяжелый воздух. Читала по-немецки с Лелей и вечером с Илюшей. Учила Машу по-русски; она мне сказала стихи Пушкина «Буря мглою небо кроет…» довольно хорошо, но дурно переписала, я ей вырвала лист из тетради. Был Александр Григорьевич, он учит дурно Илью и Лелю.
Левочка ездил на охоту, привез двух зайцев. Скучает, что не может писать; вечером читал Диккенса «Домби и сын» и вдруг мне говорит: «Ах, какая мысль мне блеснула!» Я спросила что, а он не хотел сказать, а потом говорит: «Я занят старухой, какой у ней вид, какая фигура, о чем она думает, а надо, главное, ей вложить чувство. Чувство, что старик ее Герасимович сидит безвинно в остроге, с половиной головы обритой, и это чувство ее не оставляет ни на минуту». Потом он сел за фортепьяно и играл, импровизируя. Я читала в «Revue des deux Mondes» о живописцах и живописи.
Стегала сегодня одеяльце Андрюше. У детей был вечером разговор об аффектации, нападали на Таню, как она себя вела у Дельвигов, когда туда ездила. Все здоровы у нас.
7 ноября. Кроила Левочке рубашки, учила Лизу; была неприятная история: мне казалось, что у меня отрезали от куска полотна, я была несправедлива; смеривши полотно и посмотрев счет, оказалось число аршин верно.
Левочка ходил вечером с Илюшей и Лелей в баню; он повеселел, и мысли его для писанья уясняются. Я всё тревожусь о голове Андрюши. У Тани немного болит горло; спрашивала ее урок истории об Александре Невском, она знала не совсем хорошо. С Лелей была священная история о казнях египетских и Моисее.
10 ноября. Не писала журнал, потому что у самой голова болела, Андрюша вчера захворал, был насморк и сделался сухой, хриплый кашель, сегодня ему получше. Левочка тоже не в пример прочих дней сидит сегодня дома, у него насморк и простудное состояние. Учила Лелю, он делал перевод с английского, рассказывал об исходе евреев из Египта и играл со мной на фортепьяно; мы разучиваем с ним менуэт Гайдна в четыре руки. Маша писала сочинение – описание их комнаты, учила стихи «Раз в крещенский вечерок девушки гадали…» и читала вслух. Сегодня у ней был первый урок арифметики с отцом, она только едва понимала, что такое 20, 40, 50 и т. д. На Таню мы сегодня ворчали, учится лениво.
С Левочкой играла в четыре руки вечером, шила небеленого полотна фартучки Маше, читаю «Le roman d’un peintre» [Фердинанда Фабра] – довольно скучно. Сейчас пили чай, ужинали соленую рыбу, сегодня пятница – Левочка ест постное. Акульку, нянину внучку, приняли по моей просьбе в приют, и завтра ее везет ее дядя Сергей[44] в Тулу. Налаживаем коньки, небо серо, тучи ходят, морозно и похоже на снег, пора бы! Чувствую себя работающей машиной, хотелось бы жизни немного для себя, да нет ее… И об этом ничего… ничего… молчание.
11 ноября. Жаль, что журнал пишешь всегда вечером, усталая. Ночью сегодня Андрюша вдруг захрипел, стал со свистом кашлять, и это продолжалось от 4 до 8 часов утра. Я очень испугалась. Потом стало легче, но и теперь всё кашляет очень резко с хрипотой, и у него понос. Я ему только дала три антимониальные капли и привязала к горлу мыло с салом, маслом и камфарой, всё это натертое на новую фланельку. Левочка сегодня говорил, что у него в голове стало ясно, типы все оживают, он нынче работал и весел, верит в свою работу. Но у него голова болит, и он покашливает.
Приехали опять учитель рисования и гимназист Ульянинский. Таня рисует головку пастушка довольно хорошо, а Илья и Леля только для удовольствия рисуют. Я много очень работала, сшила фланелевую фуфайку Андрюше, подушку и две наволоки ему же. Получила письмо от мама.
14 ноября. В воскресенье, третьего дня, мы ездили в Тулу – Сережа, Таня, Илюша, Леля и я. Было темно, тепло и грязно. Дети очень радовались; приехали к Дельвигам в шестом часу, Сережа был уже там, он уехал раньше с учителями. Дети играли в разные игры и танцевали, а я на них радовалась.
Утром в воскресенье был у нас Оболенский; Левочка пробыл вечер дома, потом вечером пошел к нам навстречу; у него болела голова. От Дельвигов я привезла водевили Соллогуба, чтоб выбрать пьесу детям играть на святках. Вчера мы пьесу одну читали: «Мастерская русского живописца», кажется, будет подходящей, но приготовления и планы – это всегда весело. Вчера же вечером Левочка играл с Александром Григорьевичем на фортепьяно со скрипкой.
Сегодня утром, после дурной ночи с кошмарами и снами, пила чай с Левочкой, это так редко бывает, и мы затеяли длинный философский разговор о значении жизни, о смерти, о религии и т. д. На меня подобные разговоры с Левочкой действуют всегда нравственно успокоительно. Я по-своему пойму его мудрость в этих вопросах и найду такие точки, на которых остановлюсь и утешусь во всех сомнениях. Я бы изложила его взгляды, но не могу, особенно теперь, устала и голова болит.
Всякий день Левочка на охоте. Вчера он затравил с борзыми шесть зайцев, сегодня с гончими ходил и застрелил лисицу. Опять приезжал Оболенский Дмитрий, его дела плохи, и он точно душу отводит у нас[45]. Левочке всё нездоровится, Андрюша нездоров – у него понос, но он весел.
16 ноября. Левочка говорит: «Все мысли, типы, события – всё готово в голове». Но ему всё нездоровится, и он писать не может. Начал есть вчера постное, против чего я очень восстаю для его здоровья. Сегодня сидел дома, вчера был на охоте с борзыми, затравил трех зайцев и лисицу.
Учила сегодня Лелю, было чтение русское и грамматический разбор, потом Таня очень плохо отвечала свой урок из русской истории Иоанна III. Маша читала и переписывала. Достала вышивать свой ковер. Сережа и Таня всё мечтают о веселье, и мне жаль, что я им его так мало могу доставить, но буду стараться всей душой.
Собрались мы сегодня вечером в балконной комнате – Левочка, я и все шестеро детей, и мне вдруг грустно стало, что когда-нибудь все мы будем разбросаны и вспомним об этом времени.
Получила сегодня письмо от Тани, а вчера – от Страхова и Лизы Оболенской. Всё пристаю к Левочке поправить написанный мной его биографический очерк и не допрошусь.
19 ноября. Вчера Левочка опять затравил четырех зайцев и лисицу, а сегодня был у обедни и занимался утром. Слава богу, я его уговорила бросить постное, а то он совсем было разболелся желудком. Он перечел свою биографию и сказал, что не совсем плохо, но еще не поправил.
Сережа, Илюша и т. Nief ездили верхом в Ясенки смотреть, как будет проезжать государь, но видели только поезд «и поваренка», как шутил т. Nief. Таня и Леля тоже ездили верхом к их большой радости, а Маша в тележке с m-lle Gachet. Таня с большим наслаждением смотрела на шлейф моей черной юбки, которую она надела.
В пятницу у нас была большая история с Илюшей. Он не учился, не слушался, был груб с т. Nief бросался в него мокрой губкой, и отец решил оставить его без обеда. Когда я вошла в их детскую внизу, он лежал на постели вниз головой и животом и рыдал. Мне очень его было жаль, мы его утешали и утешили, но обедать не дали; зато с каким аппетитом он, бедный, ел ростбиф за вечерним чаем! Сегодня вечером я играла детям кадриль, и они очень весело плясали, сначала большие, потом маленькие.
Я наконец дожила до своей осенней болезненной тоски. Молча, упорно вышиваю ковер или читаю; ко всему равнодушна и холодна, скучно, уныло, и впереди темнота. Я знаю, с зимой это пройдет, а пока несносно. У нас в зале окно открыто, на дворе постоянный туман и тепло.