Дневники 1862–1910 — страница 91 из 136

Дома застала Глебову с дочерью, Лазурского, Гольденвейзера. Приехали сегодня добрый Илья со своими прибауточками вечными, ребячливый Миша с граммофоном, забавившим всех: противно-гнусящее повторение звуков. Приехал и Сережа, прекрасно сыграл вещь Грига и очень весь приятен. Лев Николаевич, к ужасу моему, видимо, стал стареть и слабеть; жалуется на желудок опять, устает от прогулок и уныл иногда просто физически.

Пропасть поручений от Тани, свои дела и вообще суета жизни. Завтра надо ехать в Ясную, не хочется и трудно; тоже всё болит: рука, нога, спина.

17 декабря. Вчера вечером вернулась из Ясной Поляны и страшно утомилась душой и телом. Застала внука Левушку в жару, Дору – беспокойную и тоже нездоровую; Лева при мне уехал в Петербург, где купил дом, и очень грустно было видеть беспокойство матери над день и ночь стонущим и жалующимся ребенком.

Два дня уплачивала за прежние поденные работы, вписывала в книгу, проверяла счета. Потом ходила по хозяйству. Везде борьба с народом, воровство, столь справедливое со стороны бедствующего народа, а неприятно. Особенно досадно было, что грумонтские мужики срубили березы на берегу пруда, где мы так часто делали пикники, пили чай и удили рыбу. Жалко было мужика, выдергавшего яблони у риги, он просил прощенья, а уже дело без меня передано уряднику.

Пробыла у Доры почти четыре дня, нянчила детей, но тяжело мне переживать свои старые впечатленья на внуках. Из Ясной поехала к Марии Александровне в Овсянниково и оттуда в Таптыково, на лошадях 20 верст, к Ольге. Морозный вечер, красный закат солнца, резко очерченная половина луны, бесконечное снежное пространство, иней, всё молчаливо, строго, холодно в природе, а к ночи свирепый мороз в 24°. Я очень озябла, было мрачно и одиноко на душе. Марья Александровна после болезни как будто тяготится своей трудовой жизнью. Молодой Абрикосов живет аскетом, непонятно зачем и для чего именно тут, в чужой деревне, без цели, без дела, работая какой-то рундук для мужика за деньги, когда у его отца кондитерские, богатое именье в Крыму и роскошь.

В Таптыкове застала Ольгу одну, Андрюша на волчьей охоте. Сидит, как птичка в клетке, одна с девочкой своей. Мне жаль ее стало. Ночевала, уехала на другой день; мороз всё 24°. Вагоны холодные, лежала, думала – и всё не весело.

Дома, в Хамовниках, застала Льва Николаевича, играющего с Сухотиным в шахматы, худого, нездорового на вид, и мне стало еще грустнее, и так жаль его. Сухотин уехал сегодня за границу с доктором и сыном, Таню оставил в деревне с его детьми.

23 декабря. Прошло еще несколько тяжелых, напряженных дней. Болезнь Левушки оказалась туберкулезным воспалением мозга. Теперь он умирает, и еще одно милое существо, к которому я привязалась душой, уйдет из этой жизни. и этот ребенок по своему тонкому моральному складу был не для этого мира, как и мой Ванечка.

Лев Николаевич всё осаждаем людьми. Вчера приехали пятнадцать американок и два американца смотреть знаменитого Толстого. Я их не видала, не до них было.

Еще приезжали молокане-сектанты, желающие переселиться в Канаду, по примеру духоборов, и обратились за советами к Льву Николаевичу. Эти толпы людей очень утомляют его, и он рад бывает, когда приедут люди своего круга, как Бутенев, или когда кто-нибудь играет с ним в шахматы, как сегодня сын Илья и Маклаков.

Илья привез маленького внука Мишу, и мне это было приятно. Была Анна Ивановна и говорила мне, что Сергей Иванович во вторник, после урока, собирался ко мне, но проискал книгу так долго, что опоздал и не мог прийти. Как это похоже на него!

Умирает еще Софья Алексеевна Философова, и Соня к ней уехала. Как стало жутко, как страшно всего! Смерть, горе, страданья со всех сторон!

1901

6 января. Кончила старый и начала новый год в большом горе. В день Рождества, 25 декабря, получила известие о смерти Левушки, скончавшегося накануне, в 9 часов вечера. Несмотря на нездоровье, я тотчас же уложила наскоро вещи и уехала в Ясную. Проводил меня Илья.

Приехала вечером, Дора бросилась в мои объятья со страшным рыданьем, Лева – худой, нервный, обвиняющий и себя, и жену, и всех за смерть сына. Виноваты, что простудили, что шубка плоха, что не усмотрели болезненность и нежное сложение Левушки. И это обвинение – самое тяжелое в их горе. Но горе ужасное! Все мои душевные страдания при смерти Ванечки поднялись со дна души мучительно и за себя и за молодых родителей, детей моих. Помочь я им не могла; приезжал ее отец. Вестерлунд, немного помог снять с совести Левы тяжесть обвинения. Присутствовала всё время милая Марья Александровна [Шмидт]. Хоронить приезжал Андрюша. Опять эта отверзтая яма, восковое личико, окруженное гиацинтами и ландышами, это спокойствие смерти и безумное горе остающихся.

Потом известие, что Таня родила мертвую девочку. Это так и ошеломило меня. В день похорон Левушки я уехала вечером к Тане. Проводил меня Андрюша. И тут обманутая мечта Тани быть матерью, ее горе, болезнь, отсутствие мужа – опять болело сердце. Таня и храбрилась, и занималась детьми, и читала, и вязала, и болтала. Но видела я в глазах ее боль и отчаяние, что нет ни мужа, ни ребенка. Пасынки ее, особенно Наташа, очень с ней добры, но она мне сказала: «Глядя на мертвую девочку, я только понюхала, что такое материнское чувство, и ужаснулась перед его силой».

Вернулась в Москву 3 января; Саша, Л. Н. и все мне очень обрадовались, и мне дома стало хорошо, спокойно. Мишину свадьбу с Линой Глебовой объявили; она его безумно любит. Сегодня я ездила к Глебовым на благословение; было трогательно, и мне хотелось плакать. Лина сияет счастьем.

Эти дни был тут Стасов, умный, интересный старик, но в больших дозах утомительный. Вчера вечером играл Гольденвейзер, и музыка опять на меня действует успокоительно и хорошо.

Лев Николаевич жалуется на нытье под ложкой и боль печени. Он ест мало, не вовремя, много лежит, сонлив и вял, но беречься не умеет, ел сегодня капусту цветную, и ему стало хуже. Пишет письма разным лицам и не работает.

Отправила Сашу с Марусей Маклаковой к Доре и Леве в Ясную и к Ольге на денек.

Сегодня вечером приехал Илья. Пили чай и беседовали: три сына – Сережа, Илья и Андрюша – и я. Илья тоскует по жене, которая в Ялте с больной матерью. Судили меня строго, но потом начали ласкать. Сережа, как всегда, сдержан и справедлив, Илья вдается в крайности, Андрюша сентиментален и нежен. Писал своей жене, жалея, что не проведет с ней свадебный день, 8-го.

Были сегодня Дунаева, монахиня Виппер, Черногубов по поводу биографии Фета.

8 января. Весь день провела в хлопотах: была в банке, клала деньги, полученные от Стасюлевича. Бедный старик сам разбирается в делах, после того как его обокрал Слиозберг и запутал все дела его «склада»[130]. Заказывала увеличенный портрет Левушки. Саша и Маруся вернулись сегодня от Левы с Дорой и от Ольги, сделав всем удовольствие своим посещением. Была в бане, ездила за покупками и отдала чистить платье к свадьбе Миши. Вечером разбирала письма Л. Н. ко мне, дала переписывать Марье Васильевне под моим надзором. Сама ответила Стасову, Стасюлевичу, написала управляющему и Соне Мамоновой. Потом проявляла фотографии Саши и мои, сделанные сегодня утром. Были Михайлов и Дунаев.

Л.Н. болен, то зябнет, то живот болит, уныл и скучен ужасно. Умирать ему не хочется, и когда он себе это представит, то видно, как это его ужасно огорчает и пугает.

10 января. Не весело и не бодро живется. У Л. Н. печень болезненна, и он очень угнетен духом. Теперь он дряхл и слаб, и мне жалко его.

Ездила в Румянцевский музей, взяла неизданную комедию «Нигилист, или Зараженное семейство», хотела ее дать прочесть в моем благотворительном концерте. Просмотрели кое-что вечером с Анной Александровной Горяйновой, и, кажется, ничего не выберется цельного и интересного для чтения. Решили в пятницу всё перечитать вслух.

Обедала у нас Лина Глебова, вечером все Льва Николаевича близкие: Буланже, Горбунов, Дунаев, Михайлов. Приехал Колечка Ге, постаревший, точно облез весь, похудел.

Читала смешную статью Дорошевича в восьмом номере «России». Действующие лица там: Расход, Наличность, Доходная статья, Сибирская дорога и Китаец. Изображена сценка их обоюдных отношений.

Л.Н. везде ищет веселого и смешного. Сегодня говорили о пьесе «Соломенная шляпка», где все смеются, и ему захотелось ее посмотреть.

Зрение слабеет, и грустно стало жить без чтения, без всякой умственной работы. Вчера много играла, но и это утомляет зрение.

14 января. Л. Н. худеет и слабеет нынешний год очевидно, и это меня сильно огорчает, ничего не хочется делать, всё не важно, не нужно. Так я сжилась с заботой о нем, что если этого не будет, то я не найдусь в жизни, тем более с ослабевшим зрением.

Днем сегодня заседание в приюте. Как много слов сказал Писарев, как громко, самоуверенно! Посмотрим, каковы будут его действия. А главного – денег совсем почти нет, кормить детей нечем, разговоры же идут об образовании уличных нищих.

Теплая, мокрая зима дурно действует на здоровье людей: все вялы, грустны. Приехал Андрюша на собачью выставку, приехал Миша из Ясной, куда едет после свадьбы.

19 января. Эти дни – забота о здоровье Льва Николаевича. Он три дня принимал хинин, и, по-видимому, ему легче, только ноги болят по вечерам. Умственно он совсем завял, и это гнетет его. Не могли пройти бесследно все горести семейные. Хлопоты о свадьбе Миши, шитье мешочков, печатанье приглашений, заботы о житейском, молодом. Сами они, Миша и Лина, некрасиво млеют друг возле друга.

Вчера весь день провела в искусстве: утром плохая выставка русских художников в Историческом музее, в сумерках прекрасная панорама «Голгофа» [Яна] Стыки. Хорошо то, что художник не пренебрег ни одной фигурой, ни одной деталью. Всё обдуманно, всё – тщательно обработано.

Вечером квартетное. Играли квинтет Аренского, бодрая, мелодичная музыка. Моцарта