— Извини, Лазурка. Я сначала позвонил твоей секретарше, узнал, когда ты ушел. Она сказала, что в 5. Ну я знаю, что если тебя вначале разбудить, то ты снова сразу заснешь. Что слышно? Не могу заснуть, сердце болит за ребят.
Я ему сказал, что ничего не слышно. Видимо, там не до этого, и объяснил почему, по моему мнению.
Видимо, наверху сейчас заняты Советом министров иностранных дел в Лондоне. Заседания прекратились 2 октября, не дав никаких решений. Английская и американская печать обвиняет в неудаче советскую делегацию. Формальные расхождения в том — допускать ли Францию и Китай к обсуждению мирных договоров с Балканскими странами. По духу Потсдамской конференции они не имеют права участвовать, и Молотов настаивал на этой точке зрения. Барне и Бевин требовали их участия. По существу же, видимо, дело идет о блоке Англии, США и Франции против СССР. Сегодня мы опубликовали ответ о пресс-конференции у Молотова в Лондоне — резкий и ясный…
5 октября.
Сейчас в «Известиях» опубликована очень резкая и прямая передовая «В совете министров в Лондоне», разбирающая существо разногласий и причин срыва работы Совета. В конце — предупреждение, что все это может «поколебать основу сотрудничества между тремя державами». Давно я не помню такой энергичной, прямой и откровенной передовой. По строю и фразам мне кажется, что ее писал Хозяин.
10 октября.
Опять сразу за несколько дней. И пес его знает, как не хватает времени!
Что делается на земном шаре — не пойму. 6 октября у нас была напечатана передовая о Совете министров — уже более мягкая, чем в «Известиях».
Позавчера в газетах был обмен телеграммами между Молотовым и Бевиным по случаю отлета Молотова из Лондона — весьма любезный.
Сегодня напечатано выступление Трумэна, в котором от говорит, что разногласия были следствием «неточностей перевода», да и их, собственно, не было.
Яша считает, что в Лондоне пытались сколотить блок против нас, мы его взорвали, они увидели, что лопнуло, пошумели немного, но примирились до поры, до времени.
Позавчера нам вручали ордена в Кремле. Вручал Наталевич — председатель Верховного Совета Белоруссии, Калинин, говорят, болен. Было весьма торжественно.
В редакции — новость. Зав. партотделом Андрей Миронович Малютин назначен редактором «Бакинского рабочего». Все гадают, кто будет на его месте.
Вспоминаю, как в 1940 году, когда я был в командировке в Баку, секретарь ЦК Азербайджана Гиндин торговал меня на это место. Он попросил меня приехать вечером в ЦК, сначала вел разговор о нефти, а затем осторожненько подошел к этому:
— т. Багиров просил меня узнать, как вы отнеслись бы, если бы мы поставили в ЦК вопрос о назначении вас на работу в Баку.
— В Баку?! Зачем? Мне и в Москве нравится!
— Но и Баку нравится? А «Бакинский рабочий»?
— Нравится. Но Москва — больше!
— И вы в Баку нравитесь. Вот уже несколько лет нам не везет с редактором «Бакинского рабочего».
— А… Но я же и по формальным признакам не подхожу. Я — кандидат партии.
— Это ничего, мы вас переведем.
— Нет. Мне очень лестно. Но для журналиста нет ничего дороже «Правды». Вот если меня выгонят — первое место будет Баку!
Он настаивал и просил подумать. Так разговор ничем и не кончился.
Как будто уже решен вопрос с Магидом. В понедельник, 8 октября, было заседание КПК — опять о нем, после окончания работы следователя. Говорят, что и Александров и Шкирятов согласились с точкой зрения Поспелова, что он не может дольше работать в «Правде» и вообще в печати. Но решили это оформить постановлением ЦК.
У меня — поучительный кацепихес, как любит говорить Штейнгарц. В октябре мы опубликовали заметку о геликоптере «Омега», со снимком. 29 сентября, провожая на север экипаж «Н-331», мы случайно увидели этот занятный ероплан. Он поднимался на метр, зависал, опускался. Я поручил Устинову снять. Подошел и сам, познакомились с конструктором Братухиным. Он сказал, что это — второй экземпляр геликоптера «Омега», первый был построен еще в 1940 году. Я предложил ему: созвониться с Шахуриным, а потом напишем. Добро.
Позвонили Шахурину. Не возражает. Вызвали конструктора, поговорили, написали, послали Шахурину на визу. Он болен, посмотрел Яковлев, все в порядке. Дали. Поспелов снял. Наш цензор подполковник Аркадий Баратов тоже посомневался, взял материал, поехал к нач. отдела военной цензуры генштаба генерал-майору Березину. Тот разрешил. Я настоял у редактора, и 8 октября опубликовали.
После вручения орденов я приехал домой и лег. Уснул. Звонит Перепутов: позвони редактору по вертушке. Приехал в редакцию, звоню.
— Лазарь Константинович, не надо все-таки было давать геликоптер. Мы что-то разболтали или напутали.
— П.Н., да ведь мы только повторили других. Об этом было подробно, со снимком, в «Московском большевике» 4 августа, а 10 марта — в «Известиях» в статье академика Юрьева. Наш материал визировал Яковлев, Шахурин дал согласие, Березин.
Он попросил меня повторить все, видимо, записал, сказал, чтобы я подготовил вместе с Баратовым докладную записку.
— Мне нужно объяснение представить Александру Николаевичу. Понимаете? Видимо, все-таки напутали.
Еще бы не понять! Раз звонил Поскребышев, значит заметкой заинтересовался Хозяин. Вскоре мы получили полное подтверждение этому. Из Генштаба позвонили Баратову и сказали, что в отдел военной цензуры позвонили из (вычеркнуто — СР), приказали выяснить — как появилась эта заметка, кто ее пропускал, и доложить лично Поскребышеву. Затем мне позвонил испуганный конструктор и сказал, что его вызвали в Наркомат авиационной промышленности и тоже спрашивали, как появилась заметка в «Правде». Я тогда позвонил Яковлеву:
— В чем там дело, ты не знаешь? — спросил он. — Меня выспрашивал Дементьев (первый зам. Шахурина, он болен) об этой заметке. Я ничего не вижу в ней секретного и сейчас. Старая машина.
Я и Баратов написали докладную на имя редактора, приложили вырезки из «Моск. большевика» и «Известий». Поспелов просил нас дождаться его. Мы ждали до 11:30 вечера. Выяснилось, что он не приедет, поедет прямо на дачу, а этим делом займется завтра. Оказывается, сказано было «Нашли, чем хвастать старьем!»
У нас отлегло: раз дело откладывается на завтра, значит либо удовлетворились его устными разъяснениями, либо вообще все рассеялось. На завтра, 9 октября, он приехал, посмотрел нашу записку и никуда ее не послал. Может быть, он сам написал?
Поздно ночью пришло сообщение, что 9 октября т. Сталин уехал в отпуск. Значит, даже в предотъездной горячке он нашел время заниматься «Правдой» и нашей заметкой. И еще: в «Известиях» и «Московском большевике» эти данные прошли без внимания, а у нас — сразу заметил. Как продумаешь это — еще раз поймешь, что значит работать в «Правде», и сколько с нас спрашивается. Не плестись в хвосте — вот урок.
В связи с отъездом Сталина, видимо, окончательно безгласным будет и полет ребят на «точку». Обидно.
Ширшов считает, что дело в иностранной марке самолета.
Опять говорил о разгрузке судов. До сих пор считалось рекордом разгрузка «Либерти», наши перекрыли ее в 10 раз. Это буквально революция. Договорились.
Вчера звонил секретарю МК и МГК, он же председатель Моссовета, Георгию Михайловичу Попову.
Решил посоветоваться с ним о московских темах.
— Стоит ли писать о газопроводе?
— Подождите с месяц. Надо писать так, чтобы читатели через месяц не плевались.
— А о четвертой очереди метро?
— Тоже надо подождать. Нет тюбингов. Вот если бы вы дали статью о тюбингах и станках, и залезли под ребро некоторым наркоматам — мы бы сказали вам спасибо.
Я обещал передать об этом Поспелову.
— О чем же писать по Москве?
— Очень много. Но надо, чтобы вы составили себе ясное представление, чем сейчас дышит Москва. О Москве вы даете очень мало. А орган МК! Я понимаю, в чем дело — смеется он, — в других городах у вас спецкоры, а в Москве — их нет. Приезжайте вместе с Гершбергом, хотя его и интересует только промышленность, и поговорим.
Звонил мне Романов, председатель Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта. Сказал, что есть постановление СНК СССР о развитии физкультуры и спорта за подписью Сталина. Очень резкое. И очень деловое: деньги на строительство, рекорд — 20000 и т. д. Просил дать несколько критических материалов. Готовится и постановление ЦК.
5 октября мы опубликовали беседу Иосифа Верховцева с нач. ГлавВино Картавченко. Она излагает решение комиссии ЦК, созданной по инициативе Сталина специально для рассмотрения: что надо сделать для всемерного увеличения выпуска вина.
В заметке, между прочим, указывается два любимых вина т. Сталина: старые, полузабытые грузинские вина: Атенури и Хидистаури.
Никогда не приходилось пробовать.
13 октября.
С геликоптером все прошло бесследно. Также бесследно закончилось и дело с полетом Титлова на полюс. Насколько можно судить — дело в машине. Нельзя ни писать о «Си-47», ни умолчать об этом. А шуму бы было заграницей!!
Уже три дня заседаем с собкорами. Выступали все завотделами с докладами. Завтра — будем слушать контрпретензии.
В понедельник — 15 октября — банкет по поводу награждения «Правды». В гостинице «Москва». Сиротин уже два дня сидит и мозгует — кого приглашать (и одного или с женой), кого нет, нумеровать ли места и пр.
Сегодня вечером выпал толстый снег. Холодина! Утром было минус 10, сейчас (5 ч. утра) — столько же. Сегодня я дежурил, была горячка, не успел пообедать. Сейчас грею суп, второе. И, конечно, «Синий платочек» — чарку.
ЦК и Сталин изо всех сил жмут на улучшение бытового положения. По прямому предложению Сталина это — основная деятельность профсоюзов. Он предложил созвать пленум ВЦСПС и сам описал третий вопрос: культурная работа.
26 октября.
Мне сорок лет.
Утром встал, отхлебнул глоток коньяку. Пошел на работу. Ушел из редакции в 11:55. Пришел вечера, выпил коньячку.