Семейная трагедия: жена оставалась в Луцке, замучена и убита немцами. Сын воюет — неизвестно где, дочь — тоже. Галицкий с первых дней партизанит. В конце 1941 г. он был посла в Ельский район (как пограничные между БССР и УССР) ЦК КП(б)У для налаживания связи с украинцами. И остался в отряде. До конца. Был врачом и диверсантом. За все время у него не умер ни один раненый («ампутировал, лечил от всего, делал аборты»). В то же время он был руководителем диверсионный группы, обучал людей взрывам, подготовил около сотни подрывников, которые под его руководством пустили под откос 29 эшелонов. Участвовал в различных операциях. Некоторые из них («засада», «выборы старосты») я записал в блокнот. За обедом Галицкий рассказал мне еще об одном любопытном деле: ликвидации 48 полицейских в Словеченском районе. Через год, встретившись с прибывшими оттуда людьми, он узнал, что помогавшая ему немка расстреляна немцами.
Галицкий четыре раза представлен к наградам, дважды прошел указами, имеет партизанскую медаль. Он участвовал в партизанском захвате Ельска 9 декабря прошлого года, подорвал «Тигр» (который и сейчас стоит на окраине) и остался в городе. Сейчас он руководит райздравом и борется с сыпняком.
Говорил я о нем с Мищенко, который был командиром партизанской бригады, а ныне — председатель Райисполкома, он дает о Галицком самый лестный отзыв.
Когда мы пошли домой, Мищенко провожал меня. Рассказывал о Беляеве, который явился, как представитель ЦК партии, распустил подпольное бюро, оказался жалким трусом, призывал к тихой жизни, ныне — он зампред Мозырьского Облисполкома.
Вечером никуда не пошли. Всю ночь палили зенитки, летали немцы. Утром, перед отъездом нас позвал позавтракать зав. райторгом Гоникман Моисей Израилевич. ДО немцев он тоже работал в этом районе зав Райпо. Всю войну партизанил, был комиссаром отряда «Большевик». С виду — он никак не похож на партизана: маленького роста, сморщенное лицо торгового агента, редкие волосы с зализами, большой нос коршуна. Не очень живой, не очень умный. Серый костюм, медаль партизана, представлен к ордену.
У него настоящая семейная трагедия. Два брата убиты на войне, убит муж сестры жены, в эвакуации умерла жена. Сейчас к нему приехала сестра жены, и в квартире — четверо ребят: двое его, двое ее, все маленькие, все глазастые. Рассказывал о действиях отряда, об (вычернуто — С.Р.) некоторых партизан.
Показал очень любопытную справку — о том, что он комиссар отряда. Она снабжена самодельной печатью: в центре — звезда, по кругу надпись: «смерть немецким окупантам» (через одну «к»). Сделала печать из калоши начальником штаба отряда Павлом Остапко.
В 11 часов утра мы выехали. Два километра до шоссе ехали два часа. Несколько раз садились, толкали. Последний раз сели в 15 метрах от шоссе. Толкания не помогло. Шофера пошли за вагами. И вот мы видим, как Федор Масловец, резво шагавший с бревном на плече, вдруг остановился и на цыпочках, как балерина, осторожненько пошел по собственным следам обратно. Оказалось — едва не наступил на мину, влез в минированное поле.
Проехали по шоссе вперед 3–4 км и увидели, наконец, то самое место. Жуткая грязь, действительно — по колено, глинистая, тягучая. Кое-где выстлана бревнами, они торчат вверх, как ежи. В стороне, на пригорке, стадом сбились несколько десятков машин, ждут, когда дорога станет проезжей. А «Студебеккеры» идут, как корабли.
Что делать? При нас «ЗИС-5» взял на буксир полуторку, рванул и выдрал у ней передок. Решили все же ехать. Поймали одну «Студебеккершу», прицепили к ней машину Денисова. Рванули, трос порвался. Достали другой — потащили, бедную.
Мой Сашка Кахеладзе смотрел, смотрел и решил ехать лучше своим ходом. И проехал!! Но как прыгала машина — как блоха, аж жалко было. Протяжение этого переката — 2 200 м., по обочинам стоят зенитки, пулеметы — подвезли. Встретил тут майора Василевского, руководившего работами — он не спал 5 суток. Весело!
Поехали дальше. Перевал занял у нас четыре часа. Дальше тянулось уже настоящее шоссе. Населенных пунктов мало. Весь лес вдоль дороги вырублен. Через каждые 1–2 км немецкие деревянные крепости от партизан, кое-где — с наблюдательными вышками. Тем не менее, по обочинам валяются взорванные и опрокинутые немецкие машины, а в одном месте — целое кладбище, до десятка.
Весна в разгаре. Снега почти нет. Но все залито водой. Болота и вода, и лес на них. Единственное сухое место — шоссе. Справа и слева бесконечные большие и малые моря. Вот указатель — «Село Новая Рудня». Стрелка указывает дорогу… прямо в озеро, шириной в несколько километров. В версте, за затопленным лесом, видна эта затопленная деревня. Ну и места! Вот где наступать…
Поехали дальше. Уже ночью прибыли на место. И вот, в 200 м. от деревни, стоп: на одном и том же месте, на абсолютно гладкой дороге, у меня полетела коничка, у Денисова — задняя полуось! Сказалась проклятая дорога. Что дальше делать — ума не приложу.
Остановился и Непомнящего. Впервые прочел газеты за неделю сразу. Узнал новости. Взята Ялта, салют. На 1-м Украинском — сплошные и сильные контратаки. У нас — сильные контратаки на левом фланге, стоим под Ковелем в непосредственной близи. Очень сильные бомбежки левого фланга и всех дорог. Поезд Константинова (Рокоссовского) 300 км. шел три дня. Шалят и весьма бендеровцы. Был у них недавно съезд, объявивший лозунг: «Украина без немцев и без коммунистов».
Стоит чудный день, снега нет, сухо, тепло.
19 апреля.
Совсем весна. Тепло, солнце, ходим без шинелей. Нигде ни капли снега, зеленеют поля. Как всё вдруг! Тихо. Только днем иной раз вдруг начинают бить зенитки (в прошлую ночь жители вообще не спали: с вечера до утра над нами летали немецкие «летаки», били зенитки, светили прожектора — было так светло, хоть мак в поле собирай, а мы бессовестно все проспали).
Вчера вечером соседка Ксения рассказывала, как она провела 4 месяца в прошлом году в Эссене, на заводе. 300 г. хлеба в день плюс баланда. Фанерные бараки, нары. Бьют. «Не чаяла, что побачу родимы край». Город разрушен англичанами. Бомбили и при них: «ох, все движется». Уехала по болезни.
Хозяйка Мария Медведчук рассказывает о местном старосте Ходачеке. При немцах был сукой, сейчас сидит под замком где-то. Так вот, сын его оказывается, Герой Советского Союза. Недавно он прислал письмо. Там, между прочим, пишет «батя, а кто у нас был старостой при немцах? Приеду — своей рукой задушу». Ну сюжет!
Забавно: приехал к нам фотограф ТАСС Пушкин. Знакомятся: «Долматовский» — «Пушкин».
Сегодня смотрели американский фильм «Джаз банд Александер». Ничего. Любопытна его история: он был закуплен польским правительством для польской Армии Андерса в СССР. Пароход с фильмом торпедировали в Северном море. Пока его спасали, переправляли и проч. — Андерса уже у нас не стало. Остался фильм с польскими надписями.
Все еще ищу коничку. Просят 700 р. плюс литр. Ищем.
Говорят, что мы опять — 1-ый Белорусский.
Любопытны здесь разговоры о немцах. Ощутимого зла они не причинили, жители говорят — не успели, ибо деревню заняли партизаны. Но отзывы о них, то, что Горбатов называл «под немцем» — любопытны.
Старик. Сосед. Говорит:
— Немцы? Це же некультурная нация — в хате серут.
Сын моей хозяйки — 8-ми летний Петя (или, как он себя называет Петр Наумович Медведчук) шустрый, белесый, с живыми светлыми глазами паренек, очень любознательный, весь день торчит около меня, лопочет про все спрашивает, всем интересуется, все щупает.
— При немцах я бы не мог так стоять около вас — сразу бы выгнал за дверь. Я немца ни одного не бачил, чтобы был добрый. Все — га-га-га!
Он, между прочим, гордится тем, что не курит.
— У нас на хуторе всего трое некурящих.
А вчера спросил Непомнящего
— Что ты все один, да один? Надо тебе молодую девку? Познакомлю, тут есть одна.
В Ельске, на улице, подошли ко мне трое оборванных детей лет 9-10. Робко остановили, я думал будут просить денег или хлеба.
— Дяденька, нет ли у вас маленького карандаша? В школе писать нечем очередь длинная.
Я дал им карандаш. Забыл даже поблагодарить, они торопливо пошли по улице, изо всех сил рассматривая приобретение и, видимо, споря — кому им владеть.
Вчера отмечали 42 года Галаджева. Был банкет. Мой Сашка удивлялся перед Непомнящим — почему нас не позвали.
21 апреля.
И вчера и сегодня — холодные дни. Какая-то дырявая весна. Вчера и сегодня — поиски конички. Сегодня в автобазе шоферы обещали «достать» за 1.5 литра + 100 р. Денисов уже приобрел полуось за поллитра и ездит, как на новой.
Сегодня говорил с полковником Калашниковым из 4–7. Рассказывал о Ковеле. Окружали немецкий гарнизон (6–8 тыс.) Три пехотных дивизии. Углубились на 25 км на запад. Держали недели полторы. Потом немцы прорвали танками. Но и сейчас наши две дивизии сидят на улицах Ковеля, в т. ч. на Монопольной. Театр действий — отвратный: болота, леса. Немецкие самолеты висят над передним краем, на всех коммуникациях. Летают «Фоке Вульф 190» и бросают контейнеры с мелочью.
Сегодня днем был у полковника Смыслова. Он рассказывает, что против нас больше 30 дивизий, в подавляющем большинстве немецкие, мадьярские — во втором эшелоне. Основные силы противника — на нашем левом фланге, в том числе танковые — 4, 5, на подходе 20-я и уже дерется «Викинг». Она была в Корсунь-Шевченковском окружении, считалась уничтоженной, но сохранила 1600–1700 человек (без техники, конечно), впитала в себя другие батальоны, пополнилась, конечно, танками и сейчас представляет серьезную силу. Из пехотных интересна 214-ая, переброшенная из Норвегии, и еще одна — из-под Ленинграда.
Около 800 самолетов. Появился и генерал Миттенгоф (?), командовавший корпусом в районе Корсунь-Шевченковского.
Когда мы зашли полковник перебирал немецкие солдатские книжки. Показал одну: рождения 1902, по профессии — художник, рост 155 см, размер ноги — 42.
Паша Трояновский рассказывает, что три дня назад