1 левых (фр.).
Почему понадобилось мне везти ленту из провинции в Москву? Потому что здесь, как и во всех крупных городах, "Вашу" радиостанцию не слышно. Говорю "Вашу" радиостанцию заведомо условно, потому что руководители ее совершенно не ценят Ваших выступлений по их действительному достоинству, отводят им самое заурядное место где-то, что называется, на задворках политической программы. Поэтому даже и в провинции часто бывает так, что именно Ваше время закрыто глушением.
Вот положение: единственная (да, единственная) заслуживающая такого наименования проповедь святого Христианства находится в столь неблагоприятных условиях. Совершенно необходимо по возможности их изменить. Какие это возможности? Самое естественное дело было бы – копировать лучшие из Ваших бесед в "религиозных программах" других радиостанций, не подвергающихся глушению. Обращались мы к ним: безрезультатно . Боюсь, что причина, увы, самая обыкновенная зависть (приходится с печалью подумать это о церковных витиях из Лондона и Вашингтона). Если наберусь храбрости, напишу еще в Ватикан, в Кельн – но как-то заранее не уверен в успехе.
Между тем есть одна еще не использованная, хорошая возможность".
(Дальше о магнитофонных записях и о том, как их осуществить.)
"Такова наша к Вам покорнейшая, настоятельная просьба. Мне очень хочется исполнить это священное дело до смерти. Умоляю Вас – поспешите, помогите откопать Ваши десять талантов, сделать их достоянием Церкви в более широком круге благодарных слушателей".
Четверг, 17 марта 1977
Сегодня утром позвонили и сообщили Л., что она избрана headmistress of Spence School1 … Подумал: а все-таки "американский миф" все еще действителен, осуществляется. Ведь только подумать: в 1951 году, когда мы приехали, Л. не говорила ни слова по-английски и ее учила гр. Панина. А теперь – во главе одной из двух-трех лучших в Америке школ.
Чудная Преждеосвященная вчера. Несколько "светлых" исповедей – и вчера, и сегодня… Сейчас уезжаю в Little Rock, Арканзас.
Продолжаю писать уже в Little Rock, [в гостинице] Camelot Inn. Летел долго, с остановками в Вашингтоне и Мемфисе (Теннесси). Сейчас сижу у окна на девятом этаже отеля. Огромный вид на реку Арканзас и далеко-далеко за ней. Пасмурно и серо, но деревья все уже зеленеют. Юг. Это город, с которого в 1955 году началось "возрождение" негров. Сюда Эйзенхауэр ввел войска, когда белые отказались "интегрировать" школу…
В аэроплане читал Morris Dickstein "Gates of Eden. American Culture in the Sixties"2 . Интересно вообще, в частности же как наглядная попытка создавать "мифы": эта игра в Fifties. Sixties, Seventies…3 – немного раздражает. Анализы
1 директором школы Спенс (ангт.).
2 Мориса Дикстейна "Райские врата. Американская культура в шестидесятые годы" (англ.).
3 пятидесятые, шестидесятые, семидесятые [годы] (англ.).
"культурных перемен" сосредоточены на "скоромимопреходящей" интеллигенции, которая, действительно, только и делает, что меняет "богов", сжигает то, чему поклонялась, и кланяется тому, что сожгла. А чуть-чуть глубже – и перемены, напротив, бесконечно медленны, ср., например, "православную ментальность" в Америке. Поэтому читаю я всю эту sophistication1 cum grano salis2.
Монреаль. Суббота, 19 марта 1977
Пишу поздно вечером в Монреале, у Вани и Маши [Ткачуков]. Прилетел рано утром. Весь день retreat: две мои лекции – о Кресте и о Богоматери. Много народа, и говорил – для себя – удовлетворительно. То, что думаю и как думаю… Английская вечерня. Снова умиление от этих молодых голосов, от молодежи в Церкви. И страх за них – лишь бы не "свихнулись"…
Летя из Арканзаса вчера полдня, дочитывал "Gates of Eden". Пришел к вы воду, что одна из особенностей нашей эпохи – придавать необычайное значение незначительному . Сотни страниц, посвященных анализу всеми забытых статей и романов, "трендов"3 , и все бесконечно глубокомысленно, как если бы речь шла о мировых событиях. В свое время о Толстом и Достоевском не писали так, как этот Дикстейн пишет о Мейлере, Апдайке и т.д. И о каких-то журнальчиках. Все сейчас мелкое и направлено на "мелкое".
Вчера в Нью-Йорке опять снег, зима, холодно.
Понедельник, 21 марта 1977
Два дня в Монреале: три лекции, две проповеди, и все это почти без голоса!
Вторник, 22 марта 1977
Утром вчера – лекции, суета и заботы в семинарии, днем поездка с маленькой Верой (которую я привез из Монреаля в воскресенье), втроем, в Wappingers [к дочери Ане]. После воскресной снежной бури – опять солнце, опять весна.
В воскресенье в Монреале, стоя во время английской Литургии в церкви, я думал: неужели когда-нибудь поймут наконец "православные", что служить, петь, стоять в церкви нужно именно так и только так? После этого архиерейская обедня (в которой участвую) кажется настоящим падением . Эти нахальные иподиаконы, разбрасывающие орлецы, "номера" хора, рычание Апостола, все это – привычное с детства! – ударяет по нервам, как предательство… Вот в этом-то как раз и упрекает меня о. Сергий Желудков: в том, что я все это "замалчиваю". От страха ли? Нет, пожалуй, скорее от "реализма", от отвращения к "бунтам" в Церкви, от чувства, что частичные исправления не помогут, если не будет сначала обращения к другому видению Церкви, к другому "переживанию" богослужения.
1 изощренность (англ.).
2 с известной долей скептицизма (букв.: с крупицей соли) (лат.).
3 Trend (англ.) – общее направление, тенденция, мода.
Среда, 23 марта 1977
Удручающая суета в семинарской жизни. Удручающий уровень интересов студентов, уровень того, что называется "церковностью".
Четверг, 24 марта 1977
Рано утром – длинная служба, Мариино стояние с каноном Андрея Критского. Потом – в Нью-Йорке, в "Свободе". Холодно, ясно и сильный ветер: я не могу оторваться от колыханья веток перед моим окном: точно они страстно, настойчиво твердят что-то.
Вчера – уютнейший, счастливейший вечер с двумя нашими "матушками" – [дочерьми] Аней и Машей. Любование их духовным здоровьем, светом, прозрачностью.
Пишу это перед благовещенской всенощной: "Архангельский глас…"
Пятница, 25 марта 1977
Благовещение – любимейший из любимейших праздников. Стоя вчера за всенощной в алтаре, слушая эти ликующие песнопения, все на тему: "Благовествуй, земля, радость велию, пойте, небеса, Божию славу…", – думал: какие могут быть "проблемы"? Не состоит ли вся жизнь в принятии и усвоении этой радости свыше, причем усвоение состоит в том, чтобы все в этой радости увидеть и по-новому принять?
Много исповедей, и – как бы по милости Божией – в этот день "положительных".
А вечером сегодня другая радость: Похвала Богородицы.
Суббота, 26 марта 1977
Акафист вчера, а сегодня утром – тихая "голубая" Литургия "Похвалы". Чистая, беспримесная радость этого дня с юношества, когда, сидя в Lycйe Carnot и скучая, говорил себе: "Сегодня вечером – Похвала…" Каштаны на Bd. Malesherbes.
Думал сегодня о спорах – "о месте Богородицы" в нашем спасении, об определении и т.д. О нищете и бессилии "богословия", так понимаемого. Ибо ничего нельзя понять, не приняв сначала всего этого: "Радуйся, еюже радость возсияет…", не прикоснувшись с изумлением, с благодарностью к этому "пре чистому" образу. И как все это определить на том языке, который выбрало себе "богословие" за то, что он "научный"?
Во всем "женском", даже самом "профанированном", – осколки того образа. В ней они собраны в целостности.
Отсутствие "отрицательных" женских образов в Новом Завете (как Иуда, фарисеи и т.д.). Христос обличает фарисеев, но прощает блудницу, разговаривает с самарянкой.
"Определение", то есть сущность: Мать, Дева, Невеста, Жена, облеченная в солнце, Царица.
Женщина "соблазняет" своей красотой. Но соблазн не в ней, а в мужчине. Он, соблазняясь, разрушает образ. Соблазн: желание проникнуть в тайну: "раздеванье". В мужчине нет тайны . Она есть в ребенке и в женщине. Соблазн: желанье разбить целостность и так добраться до "тайны". Вместо этого получается растление , то есть убийство тайны.
Вторник, 29 марта 1977
В воскресенье вечером в Филадельфии на "миссии", а затем на собрании о семинарии. На вечерне полная церковь, десять священников.
В понедельник, вчера, – очередное собрание с англиканами, "интересующимися" Православием. Балаган и трата времени, какая-то низкопробная торговля об "обрядах". Что-то предельно несерьезное во всем этом подходе…
Весь день вчера теплый, весенний дождь, все уже зеленеет, "сквозит", не сегодня завтра расцветут форситии.
Суббота, 2 апреля 1977. Лазарева
Со среды до пятницы утром – в Вашингтоне, два чудных, солнечных, "праздничных" дня. Барский старомодный отель Madison. Совершенно изумительные, солнечные дни. Вашингтон весь в совсем еще прозрачной зелени, а также в цветущих вишневых деревьях. В среду после обеда (утром я читал лекцию в Wesley Theological Seminary) – прогулка с Л. по чудесным уличкам Georgetown'а1 . Ужин во французском ресторане. В четверг – Jefferson Memorial, Capitol и National Gallery2 . Этот музей просто потрясает: в комнате Рембрандта (ап. Павел!) почти физически чувствуешь, в чем "смысл" искусства: в очищении, в возношении, в прикосновении к чистой, беспримесной радости… Начали с поздних французов – Моне, Мане, Писсарро, Сезанн, потом великие – Клод Лоррен… И, в конце, как climax3 , – Рембрандт. Праздник…
После обеда – Arlington Cemetery, Lincoln Memorial4 и снова Georgetown, уютное, пустое французское кафе. Два дня отдыха, радости и свободы.
Великий понедельник. 4 апреля 1977
Только что вернулся из Детройта, где вчера вечером служил "Пассию" и читал лекцию. До этого "полнота" Лазаревой субботы и Вербного воскресенья, самого "эсхатологического" из всех праздников. "Радуйтесь и паки реку: радуйтесь…"