Вечером в гостинице говорили (Слава Шипов, Володя Мирнев) о России, об нашем писательском деле, о перестройке. Меня поселили хорошо, в люксе. Боюсь об этом сказать Мирневу, он сойдет с ума. Благо на разных этажах.
Начинаю выхаживать очередную главу. Пока есть в наличии сон в напольных часах, тетка, фотография, портрет, предательство.
3 октября. Очень полный и интересный день. Но почему память иногда стирает губкой времени эти картины? Вчера с утра ездил км за двадцать с шофером Васей в школу № 5. Урока не получилось, школьники были на уборке помидоров. В зал собрали человек 200 учащихся 5-10 классов. Я выкладывался на полную катушку. Говорил о литературе, о том, что она «отражает». Очень интересно было посмотреть, как 7-й класс разыграл сцену из «Маскарада». Звездич и Шприх. Ребятам очень интересны длинные платья, кивера.
Их юношеское понимание светскости: княгиня помахивает лапкой. Лакей обносит всех бутылкой из-под шампанского «Салют».
Была осмотрена Тамань: музей Лермонтова, «хата контрабандистов», которая стоит не на том месте и не так. Экскурсию вел Владимир Александрович Захаров — блестящий специалист по Лермонтову. Жаль, что он уже переехал в Москву, потеряется. Видели развалины Тьмутаракани, археологические раритеты, первое на Кубани здание — церковь с колоннами, «турецкий» фонтан.
Вечером повезли на встречу с зав отделами культуры. Очень интересен был Лихоносов — он мудрец, но человек лишь одной идеи. Я вспомнил его «Когда же мы встретимся» — роман моей юности.
Какой-то чернявый партработник с гладким лицом продавца обвинил меня в «очернительстве». Пришлось разворачиваться на полную катушку, сел под аплодисменты. Сколько в нас еще боязни, робости, лицемерия! Как мы еще несвободны.
Всю ночь болел живот, видимо, я чем-то отравился.
Утром по делам приемной комиссии дочитал книжечку Владимира Казарина «Как по Волге-реке». Рассказы и путевые очерки, мило, сердечно, со щемящим чувством любви к людям. Местами через самоспровоцированную благостность блестит истинный трагизм.
День начался с открытия праздника в Лермонтовском сквере возле «хаты». Думаю, напишу статью о роли культуры в маленьком городе, поэтому с жадностью ловил детали. Вчера еще пустой, сквер сейчас был уставлен радиоаппаратурой. Возле памятника Лермонтову (как в Москве) стояли пюпитры оркестра, напротив — лавки для гостей.
В первом ряду сидели обкомовские и райкомовские работники, а уже за их спинами — писатели. Был сильный ветер. За оркестром, с его черными фраками и концертными платьями женщин, был натянут парус.
После небольшого концерта и выступления поэтов (играли гимн) был круглый стол, ярмарка, а в 14 00 начался лютый КВН с участием московской телезвезды Саши Маслюкова. В Москву, в Москву.
14 октября, Челябинск. Сначала о вчерашнем дне, в ЦДЛ. Состоялись выборы первого секретаря. Процедура началась с партгруппы. Она продолжалась с 14 до 15, вел Карабасов, секретарь горкома, доктор наук, он мне понравился: все четко, ясно и определенно. Перед этим мне звонил Михалков просил назвать, а потом и выкрикнуть двух человек — как он подчеркнул, любой политической ориентации, на порядочность которых можно было бы положиться, — кандидатов в счетную комиссию. Михалков намекнул, что при подсчете голосов бывало, дескать, разное. Боже мой, и это писатели! Я порекомендовал Скопа.
Кандидаты такие: в первом туре за Евтушенко — 55, за О. Михайлова и Славу Шугаева — по 15. Особо ощутим удар по Шугаеву. Сработала и моя фраза на парткоме: «Нам не нужно литературных лимитчиков», и его необеспокоенность литературой. За Михайлова были его опыт, война, а значит, кровь, работа на посту председателя ревкомиссии — он принимал в Союз всех так называемых «сорокалетних» и очень неплохо вел журнал «Литературная учеба».
Евтушенко был, как всегда, театрален. В его речи была масса приемов из американской выборной агитации. Он говорил, что будет добиваться, чтобы организовать некий пул из четырех первых секретарей. И назначил бы Ю. Черниченко, М. Шатрова, А. Приставкина и себя Это, конечно, развязывало ему руки для поездок и прежней жизни. Он также рассчитывает, наверное, что вместе с этими кандидатами к нему придут и их голоса. Но всех это испугало: просматривается мафия, клан.
В половине первого я уже в Челябинске. В дороге написал пару абзацев. Города не видел. Чаепитие в Союзе с писателями, интервью Льву Александрову из «Челябинского рабочего» и встреча в библиотеке. Город какой-то большой, широкий, неясный. В центре запоминаются отдельные дома, а не улицы. Завтра уезжаем в Златоуст.
На встрече с писателями проводил свою обычную мысль о взаимозависимости жизни и планов, производства и культуры. Та же мысль и в моем выступлении.
На сцене любовался своими товарищами. Как все же интересны, остры и талантливы эти писатели из разных городов. Понравилась поэзия Лиды Григорьевой (Москва) и выступление, артистичное, чуть заискивающее, на публику Надежды Мирошниченко (Сыктывкар).
Вечером был в гостях, в цирковой гостинице у Ник. Ивановича Годины. Пили сухое вино. Година прочел свою новую книгу. Я опять удивился, как в этом городе, в этой неразберихе, в этой неустроенности он пишет стихи такого рода: философия и мысль. Квартиру ему, наверное, дадут очень нескоро. Это эпизод в статью.
Римму Д. почти не пустили в библиотеку в ее скромном платье с белым воротничком в полосочку: если вы так одеты, то можете пройти в пальто. А ведь она такая замечательная поэтесса.
Ах, Челябинск, Челябинск... В гостинице живу в номере с каким-то толкачом. Культура-а! Секретарь обкома по идеологии — инженер Химков.
Именно во время интервью для «Челябинского рабочего» выкристаллизовалось название: «Исполнитель».
15 октября. С утра — в Златоусте. Уже поселились в гостинице, осмотрели музей, часть города, побывали на встрече с читателями. Город лежит вокруг пруда, и его не так-то легко сразу объехать. Меня опять удивила стабильность стремления к мирному течению жизни. Хотя соборы и церкви разрушены в 1934 году, но кое-что чудом сохранилось. Сейчас остатки бережет общественность. Прошла выставка по истории города, и общественность пытается что-то спасти. Адреса указала эта выставка. В частности, отстаивают от «наездов» дом, который, возможно, дом Бланков, тех самых, ульяновских.
Интересный музей, но тесный. Мечи и сабли Амосова, каслинское литье, современный отдел. Здесь, в Златоусте, впервые появился восьмичасовой рабочий день в России. Это после 54-дневной забастовки в 1896 году. В музее 40 тысяч экспонатов в запасниках, в том числе полотна Левитана, Бурмака. Не кризис культуры — кризис жизни.
Завтра 4 выступления.
17 октября. Пишу уже в самолете. Рано утром — автобусом до Челябинска, где немножко погулял с Таней Набатниковой по центру. Видел памятник Пушкину Головницкого — прекрасный, романтизированный, чуть барочный, какой-то южный пра-Пушкин. Запомнился и прекрасный театр со смелыми и неожиданными вставками каслинского литья на фасаде.
С Таней пошли к ней в гости. Заспанный Володя, ее муж. Хорошо поговорили о Достоевском, о силовых центрах в его прозе.
Вчера день был очень тяжелый. Утром горком, где я все поменял и рассказывал о падении интереса к революционной тематике, об ответственности читателей и партийных работников за этот протест. Пред этим разговаривал с библиотекаршами. Довольно скучные, отсутствующие лица девушек-библиотекарей и библиотекари-асы, это уже мой возраст. Если мы потеряем и эту категорию интеллигенции — дело швах.
Днем, в перерыве, вместе с зав. отделом культуры горисполкома Виктором Алексеевичем Беловым смотрели выставку «Фотография на память». Ее снял местный уроженец Владимир Александрович Минаев, кинооператор. Снял бесплатно, за отпуск. А «историческую» часть подготовил преподаватель музыки, краевед Владимир Иванович Трусов. Выставка о гибели города, о том, как разрушаются народные ценности. Можно только представить силу гнева местных хозяйственников.
Не забыть бы Белова, его подвижничество. В Челябинском рабочем сегодня большое интервью со мной. Есть ошибки, но в целом довольно точно.
31 октября, суббота. Второй день я в Репино, под Ленинградом, а еще раньше на неделю сюда приехала Валя. Как всегда, в Москве мне некогда, хотя никаких особенно дел и нет и, оглянешься, — одна суета. Правда, за это время написал огромную, в 28 страницг статью. Я давно собирался сделать это для «Правды»,обещал, но вместо 7-10 страниц для партийного органа получилось больше печатного листа. Отдам в «Лит. Россию». Бегал свою обычную норму и купался в заливе. Купанье заняло не больше 20-30 секунд, но удовольствие огромное. На кромочке, на прибое уже лежит снег.
После обеда приезжал Сакуров, с ним какой-то парнишка, Леша. Валя брала у него интервью. Очень интересные мысли Сакурова о неоправданной гордыне кино, и очень хорошо говорит об экранизациях — о том вреде, который кино наносит литературе.
Вчера я видел его фильм «Скорбное бесчувствие» (говорят, это медицинский термин). Целый ряд поразительных метафор. Мне было интересно.
С грустью я выслушал один из рассказов Сакурова о Бакланове. В последний момент Бакланов снял свою фамилию с «Разжалованного», оставив Сакурова один на один со студией. Аргументация «Я не могу рисковать, когда, возможно, мне дадут Госпремию».
Много сил отнимает внутреннее рецензирование, на которое живу. Роман почти позабыт.
2 ноября, понедельник. Сегодня на ТВ передавали доклад М. Горбачева на совместном заседании, посвященном 20-летию Октября. По тексту чувствуется борьба в Политбюро, формулировки о Сталине двойственные. Осталась непримиримость к Троцкому, но по-другому высвечены Рудзутак и Бухарин. Много М. Горбачев говорил о перестройке и ее врагах.
Смотрю много фильмов — каждый день. По утрам бегаю и купаюсь в море.
3 ноября. Я, как аквалангист, с каждым годом спускаюсь все ниже и ниже, все глубже в глубь истории. Кстати, в обозримой истории я больше доверяю интуиции, внутренним, как кольца на деревьях, следахм, нежели документам. А потом приходится свою фантазию подтягивать к этим документам.