Сегодня в «Московской правде» призыв бюро горкома к признанию ельцинского указа неконституционным. Сегодня же призыв к объединению и созданию патриотического движения. По стилю я сразу же определил — Юрий Васильевич Бондарев, и не ошибся. Прошел фестиваль кино. Почему меня лишали увидеть это все раньше? Надо приучиться записывать каждый день.
25 июля. Обнинск. Вчера стоял в очереди за водкой. Народ по-прежнему безмолвствует, хотя недовольные нынешним правительством России разговоры цветут.
Утром читал «Убийство царской семьи» Соколова. Много интересных деталей, непереносимо больно. Какая азиатчина! Невольно приходит в голову сравнение с казнью короля во время Французской революции и Марии -Антуанетты. Там-то хоть была соблюдена видимость суда и закона. Ровно настолько мы и сейчас отстаем в своем «европейском» развитии. Но были еще «ступени», самые низменные и чудовищные инстинкты народа. В книжке Соколова потрясает приложение: список и описание вещей, которые охранники присвоили себе после казни царя и его семьи. И для себя брали, и для своих дам-с! Не брезговали рамочками для фотокарточек, игрушками Алексея и бюстгальтерами великих княжен. Прочел воспоминания-дневники З.Гиппиус 14-19-х годов. Огромное количество параллелей с нашим временем. Сделал выписки, вернее, подчеркнул отдельные места.
В середине дня ходил в Манеж на выставку Афганской войны. Я уже не могу сказать — хорошая она или плохая. Несколько раз ком подступал к горлу: очень много прекрасных молодых лиц на фотографиях. Никому не дали вкусить жизни. А ведь каждый думал, что бессмертен. За что? Есть на выставке и контрасты: на телеэкранах все время какие-то выступления Брежнева, его награждения, соратники и т.д. Маразм времени и жуткой партийной системы. Но рядом с телевизионной хроникой огромная фотография: голосующий, и всегда единодушно, прежний Верховный Совет. Ах, эти «персонообозначенные» причины. Интересна «живопись» — лица, характеры, молодость и почти за каждым портретом — смерть. Это-то и придает, как правило, совсем плохоньким произведениям искусства немыслимую остроту. Много подлинности. Но остается вопросом: правильно ли мы сделали, что вошли в Афганистан, и правильно ли сделали, что из него ушли? За мир всегда платят войной.
В интерьер выставки встроены солдатские кровати (на каждой лежат фотографии) и полевой госпиталь с бедным, почти нищенским оборудованием.
Вечером уехал на дачу с В.С. С утра собирал малину, консервировал огурцы.
26 июля, пятница. Рано уехал в Москву, оставив машину на даче. Сегодня собеседование: это мои прошлогодние абитуриенты — Амутных, Назаров, Питкевич и Азарян. Здесь все было, как обычно, интересно другое. Вел обсуждение В.И.Новиков. Вопросы-ответы. «Я всегда считал, даже имея в виду вершинные произведения Распутина, что он средний писатель». Тихая Таня Бек задала студенту вопрос: как он относится к произведениям Кушнера? Никак. «Что же ты хочешь?» Василия Белова. В этой ситуации я не думаю, что долго в институте продержусь.
На обратном пути на дачу в электричке прочел в «Московской правде» разворот Кургиняна — альтернативная программа. Интересно и вызывает некоторую надежду по отношению к собственным поступкам. Жизнь в нашей стране все равно найдет русло.
27июля, суббота. Солил огурцы, ездил в городскую баню с Володей.
28июля, воскресенье. Утром уехали с В.С. в Москву. В 12.30 повез на аэродром сестру Таню вместе с Вуатюром (это прозвище, которое я дал 2-летнему Коле, своему племяннику). Прелестный малыш, который и сейчас у меня перед глазами. В Тане, в отличие от Т.А., есть острый и живой есинский ум и хватка. По дороге мы долго говорили о материальных сторонах жизни. Вот интересный факт: они с Марком готовы купить ей для разъездов вторую машину — машина-то стоит гроши по их масштабам, — но налог на машину огромен, дорого. Сравниваю с нашими делами — это у них социализм.
Вечером с женой Валей приехал из Бердянска С.П.
30 июля, вторник. Видел фильм Геворкяна «Пегий пес...» Интересно по этнографии, плотно, с неожиданными подробностями. Не от Айтматова, а от музея этнографии. Литература с трудом протискивается в другие искусства.
«Независимая газета» вернула мне статью о кадровой политике в КПСС. Чем-то я им не угодил.
10 августа, суббота. Неделя, как В. С. лежит в больнице — тромбоз правого глаза. В основном, живу на даче, но уже несколько раз ездил к ней. Вышла моя статья в «Правде»: орган, конечно, уже выморочный, два месяца держали статью, она безумно устарела, сделали все, чтобы снивелировать, пригладить, чтобы я оказался не похожим на себя. Стыд и позор. Несколько дней, забравшись в нору, я зализывал свои раны.
С огромной жадностью дочитываю мемуары Мориса Палеолога — сколько ума, наблюдательности и эрудиции. Удивительно, как этот человек быстро и верно схватил предреволюционные и революционные брожения в обществе. Сделал много пометок в книге.
Понемножку подвигается «Возвращение в Ташкент» — книга о прошлом и о психологии творчества.
Много самых невыносимых мыслей о нищете, о болезнях, о смерти, о надвигающейся старости. Меня очень держит хомут партии. Все прогнило и затаилось перед новой схваткой.
Думаю над «Барокамерой». За последнее время я написал: «Ренегаты» 10 стр.; «Портрет дурачков» — 10 стр.; «Годы Союза» — 10 стр.; «Культура смутного времени» — 23 стр. Есть еще интервью в «ЛГ» — 10 стр.; «Перевертыши» — 10 стр. Возникла идея: «Современные предатели»
11 августа, воскресенье. Написал врезку к статье «Перья сокола», читал Палеолога — прекрасно, умно, сделал выписки. Собирал помидоры. День хорош/и погода хорошая. Мой сосед Иван кладет из кирпича душ и туалет. Вчера вечером приехали на дачу С.П. и Валя — ели шарлотку и немножечко выпили. Всех я примиряю.
16 августа, пятница. Вечером в московской передаче «Добрый вечер, Москва» вдруг Владимир Познер вспомнил о моей недавней статье в «Правде» и процитировал ее — все, оказывается, читают.
19 августа, понедельник. Утром — переворот. Переворот — это явление радио и телевидения. Я думаю, что основная масса населения этот переворот приветствовала. Нашлись смелые люди, которые взяли на себя ответственность. Но если кто-нибудь сдрейфит, то проиграют все. Днем ездил на радио, забрал свою, не пошедшую в «Независимой», статью. Страшновато. Говорил с Прохановым — ситуация сложная, но мы будем защищать — это слова Проханова — либеральную культуру.
В центре танки. Вся Москва как вымерла. Очереди на бензоколонках. Я вспомнил летний день, когда арестовали Берию, в воздухе то же самое ощущение.
20 августа, вторник. В Москве вечером все, как обычно, работало метро. Возвращался около 1 часа домой, какие-то мальчики в метро клеили листовки. Ельцин вроде проснулся и призвал к бессрочной забастовке: джентльмены готовы на все ради власти. Судя по первым приготовлениям, они пойдут до конца, потому что на кон стала их жизнь. Ельцин тоже призвал ко всему — он тоже понимает, что на коне ставкой лежит и он. Сначала медицинское обслуживание, дачи, власть, иностранные президенты, а потом — Россия. Знаменитый парикмахер Ярцев, дружок В. С., говорит: забудьте слово «Россия», теперь будет слово «Ельцин».
По телевидению пресс-конференция. Выступления журналистов с инвективами. Девочка-журналистка: «Консультировал ли вас Пиночет?» У меня ощущение: все это не без ведома Горбачева. Некрасиво отсветился Бовин. Мораль быстрого реагирования. Газеты, кроме центральных, закрыты, идет «перерегистрация». Партия вроде бы выведена из переворота. Вчера видел танки под мостом у университета и возле путепровода на Комсомольском проспекте.
З. Гиппиус справедливо писала: «записывайте мелочи, крупное не пропадет и без вас». Утром повез в «Гласность» статью, после дошел по улице Куйбышева до ГУМа. Совершенно пустые, словно в воскресенье, улицы, виден кусок кремлевского строения и огромный красно-бело-голубой флаг России. На уровне 1-й гумовской секции — кордон милиции. Проглядывается пустая площадь и открытые Спасские ворота.
Театральную и часть площади у музея В.И.Ленина перегородили танки и бронетранспортеры, много лиц кавказских, агитаторов и беседчиков. По всему центру расклеены листовки. Рассказывают, что войска перешли на сторону Ельцина. Симпатичные, хорошо одетые ребята. Народ настроен однозначно: незаконный переворот. Все перевороты не бывают законными. Восьмерке придется идти до конца, наверное, они это и предполагали. Скоро станут известны и подробности форосской истории. Горбачев с семьей пока там. Стало известно: восьмерка уже прибыла туда и требовала отречения, Горбачев отказал.
21 августа, среда. Как ни странно, новое правительство пока держится.
Они даже проявили определенную ловкость. К утру передали сообщение — трое молодых людей погибли под гусеницами танков. К счастью для новых, в Москве с утра идет проливной дождь, это может спасти новый режим. Если партия поддержит какое-нибудь беззаконие, буду выходить.
Пишу, не заглядывая в предыдущие тексты. Путч закончился. Вчера вечером выступил Горбачев: он собирается реформировать партию. Поздно вечером, после программы «Время», позвонил Г.Бакланов. Его заинтересовало, не его ли я имел в виду в статье в «Правде». Такого мата я давно не слышал. Он сказал, что я говно, что умру в говне, что они будут теперь размазывать меня по стене и будут размазывать по стене мою жену. Через трубку я слышал, что у Бакланова происходило праздничное застолье. Судя по некоторым оговоркам, у меня возникло мнение, что в комнате находился и Ананьев. «Вот мы здесь с Анатолием Андреевичем интересуемся...» Видимо, баклановская жена тихо уговаривала не очень трезвого мужа: «Ну, хватит...» Все-таки у меня ухо радиста. Весь разговор проходил в комнате В.С. У нее в это время шел страшный приступ почечных колик, температура поднялась до 41. Она мне потом сказала, что если бы част