В пятницу впервые — никому раньше не признавался — смотрел «Турандот» у Вахтангова. За сегодняшним спектаклем я видел тот, первый, его отблески. Сегодняшние исполнители говорят с интонацией Борисовой и Ланового. Сколько же из этого спектакля возникло! Недаром на сцене 70 лет!
22 января, среда. Вчера — это интересно! — был в 16.30 в Музее В.И. Ленина на собрании в годовщину его смерти. На этот раз получить билет на заседание не было делом престижа, поэтому и был народ самый простой. Естественно, не было ни Горбачева, ни Яковлева, ни Ельцина, которые за свою карьеру много раз имя его упоминали. Не было и Бурбулиса, который заведовал кафедрой научного коммунизма и с этого кормился. Зал был полон, было много простых людей, которые с именем Ленина связывали свою молодость и надежды на заработанную и спокойную старость. Я слышал рассказ одной женщины, которая накануне всю ночь провела на Красной площади. После того, как в 23.00 «Вести» объявили о переносе тела и о захоронении его в Ленинграде на Волковом кладбище, она сорвалась и приехала на Красную. В эту ночь мороз был больше 20°. Апостолы покинули, верны остались только верующие. Многовато было крика, воплей об утраченном, риторики.
Смотрел несколько новых советских фильмов. Очень много школьности, переизбыток формы. С В.С. ходил на просмотровую комиссию. Фильм о Маяковском. Стремление доказать, что он уже никому не нужен.
23 января. На улице купил мороженое «Эскимо». Я обычно не помню цен, но здесь — мороженое! — и вот данные: 28 коп еще полгода назад, 3 рубля 40 копеек сегодня.
Написал предисловие к книге Амутных. Виталий меня восхищает, дай Бог ему социальное зрение — все остальное у него есть. Для завтрашней приемной комиссии отрецензировал Михаила Ершова — серьезное, сильное письмо. Беда русского писателя — он не графоман, ему не пробиться».
Во время конгресса, в перерыв, увидел Алксниса. Стоял в лиловом костюме рядом с двумя одетыми в меха дамами. Подошел к нему: «Товарищ Алкснис?», лицо у него сразу стало напряженным, видимо, привык жить в ожидании каверз и борьбы. Что-то будет. «Позвольте пожать вам руку». Лицо размягчилось, напряжение спало. Рука у него теплая, сильная. Он оказался ростом выше, чем я предполагал,
9 февраля, воскресенье. Днем был на митинге, собралась «Трудовая Москва». Было вдвое больше, нежели в прошлый раз, народа. В речи особенно не вслушивался, но лица были угрюмые и собранные. Людям действительно нечего терять. Сделал списочек — для повести — лозунгов.
Вечером вместе с В.С. был в «Мире» на выставке Ив. Вологодаря «Гармония-90». Стареющий художник с верной рукой, пишет полотно и больше всего боится, чтобы все не узнали, что у него — не стоит, философия цитат, сопоставлений, эстетизации и пр.
Долго, до «Библиотеки В.И. Ленина», шли пешком.
15 февраля, суббота. Обнинск. В прошлый понедельник, 10-го днем, раздался звонок: сначала В.И. Гусев, потом В.П. Смирнов — грядут выборы ректора после ухода в министры культуры Е.Ю. Сидорова. Я имел неосторожность согласиться. Поманила меня увлекательность публичной, в частности педагогической, работы. Всю неделю хожу под гнетом этого своего обещания и разворачивающихся за моей спиной событий.
В тот же день Гусев объявил обо мне, как о его кандидатуре, на каком-то совете. Говорят, приезжал Сидоров, и совещались: Сидоров, Новиков, Киреев — значит, хотят Руслана. Ладно, как вывезет, даст Бог, все рассосется, и чаша сия меня минует.
Во вторник был на правлении независимых писателей. Держу свой курс — внутренняя независимость от стаи.
В среду ездил в Егорьевск к Владику. Купил 20 метров пленки для парника. На обратном пути познакомился с местным дьяконом — отцом Георгием (Юрой). Очень душевная идея семейственности. Ему 26 лет, двое детей, живет в Сергиевом Посаде и каждую неделю мотается к семье на неполный день. Огромная дорога! Жалуется — в церкви все, как и в миру.
Видел еще один фильм Годора, «Китаянку». Понравилось очень, хотя, как и в прежней картине, цитаты, разведка социального, спасение культуры и т.д. Художник — всегда анти, всегда левый. Но это не про русскую интеллигенцию — она вечно у кормушки. Написал для «Труда» колонку «Бой цитат» и еще раньше сдал в «Гласность» рецензию «Чужая история не болит» на американский фильм «Молодая Екатерина». Неужели на ощупь я все же готовлю книгу о культуре? Кому она теперь нужна?
В четверг был на Арбате, Все столы завалены «русским»: фигурки, шашки. Интересны новые матрешки, одна в одну: Ельцин, Горбачев, Андропов — до совсем крошечного В.И. Ленина.
Сегодня по радио о В.И. распространялась, нагло распоясавшись, Т.Н. Иванова. Редактор и у нее Лева Ярыгин, тот самый, который работал со мною над пьесой о В.И.
О политике не пишу, привыкаю. В «Независимой» статья Руцкого. Интересно, близко, но не верю — это не достоинство личности, а достоинства ловкого журналиста.
18 февраля, вторник. Был семинар. Говорил о Сен-Симоне и «Хаджи-Мурате». Политика и художественность — сплав. Пошел по социологии. Хотим мы или не хотим — держится литература политикой, социальным, здесь мотор, и уход в башню из слоновой кости — для литературы гроб.
Езда в Переделкино в компании с И.Л. Жизнь определенно ведет меня по кругу. Дача Погодина с огромным кабинетом и маленьким ситцевым занавесом перед домашней сценой, огромное количество фотографий над столом, морозная снежная зима за окном. Я заглянул на террасу, о которой когда-то рассказывала мне тетя Муся, первая жена дяди Шуры, от которой он почти сразу после свадьбы ушел. Кажется, это мать Маргариты? Абажура, который я помню по ее рассказу, на террасе нет. Я все представлял себе по-другому. Но это был первый для меня живой рассказ о писателе, особенно крупном. Помню свои детские сомнения: как же они могли быть так близки с человеком, написавшим «Кремлевские куранты»?.. Кстати, первой пьесой, в которой я потом играл как артист и были эти самые «Кремлевские куранты».
Отдал заметку в «Труд», Вечером был у Левы и Тани Скворцовых — у них «полотняная» свадьба — 35 лет брака. Ира и Яся очень славно разыграли викторину.
22 февраля. Раннее утро. Записываю основные события двух последних дней. Особенного ничего и не произошло. Кажется, институтом я загнан в угол и вообще загнан в угол своей крайней неуступчивостью.
В четверг утром — в приемной комиссии. Мой «абитуриент» прошел при счете 23-23. Почти всегда я пробиваю, на кого ставлю. Не очень ясная склока с апелляцией между Золотцевым и Б. Романовым. Но ведь эта коллегия, по сути, это единственное место, где можно говорить о литературе. Отчетливо сознаю начавшуюся мышиную возню. 15-го — собрание в Литинституте. Как жить, экономическое состояние. Меня корежит это стремление раздать и распродать побыстрее все.
В 17.00 — презентация «Дружбы народов» в ЦДРИ. Я выступал там, говоря о терроре и бедственном положении культуры. В концерте подробно видел Акопяна и Магомаева — мой, скрываемый, возраст. Парик Магомаева и крашеные волосы Акопяна.
В пятницу был на ТВ. «Книжный двор», который я веду. Примерно около часа меня записывали. Опять то же острое ощущение апелляции к высшему смыслу, не думаю, чтобы я дирекции понравился. В автобусе встретил Валю Демидову, мою редакторшу по передаче «Добрый вечер, Москва». Удивительно — встретил как родную.
13 марта, пятница. Весь мой дневник остановился после того, как ушел в минкультуры Е. Сидоров и меня выдвинули на должность ректора. Я в странном положении. С одной стороны — зачем я ввязался, а с другой — почему же все отдавать, как В. Новиков?
Ситуация очень занятная. Подлоги, суета, борьба партий. Я нервничаю, но в суете участия не принимаю. Опубликовали мою программу — она, видимо, лучшая, хотя и не без изъянов, я писал ее три дня.
Вчера, 12-го, должны были состояться выборы: их перенесли. Оказывается, не по закону был собран ученый совет. Все продолжается. Чем все кончится, не знаю. Опять думаю: «Минуй меня чаша сия».
Всю неделю писал рецензии на детективы для издательства. Интересного мало, но много на это уходит сил. Ничего не пишу. Не графоман я, писать не люблю.
«Труд» опять опубликовал мою колонку.
Завтра из больницы выходит В.С.
17 марта, вторник. Утром, как всегда, семинар. Уже накануне в институте началась паника: дескать, в преддверии митинга надо отменить во вторник все семинары. Институт, дескать, работает до 3-х. Образ демократическо-истерической паники. Естественно, ни я, ни Е.А. Долматовский семинаров не отменили. Утром он мне жаловался: никто не хочет его печатать. Старика было жалко, когда он рассказывал о радио, которое ему отказывает, о «Лит. газете», которая его не востребует. Правда, через это смутно мерцали рассказы о том, как в свое время Долматовский отказался от своего отца, известного правоведа. Я спросил: «А почему вы не хотите напечататься в «Дне»? — «Ну, там мне не хочется». Это вечное нежелание интеллигенции определиться. Правда, и мне сейчас не очень хочется печататься в «Дне» после некоторых их выпадов и желтизне полемики.
Звонил недавно Мальгину: мне понадобился телефон М.В. Розановой, чтобы пригласить ее в «Книжный двор». Кстати, в воскресенье «Книжный двор» дал мое большое интервью. Проблема все та же: справедливость, литературный счет, мифы. И вот Андрюша отвечает: «А мне нужен телефон твоего приятеля Юр. Прокофьева. Он сменил и закрыл свой телефон». — «Я со своим «приятелем» разговариваю значительно реже, чем ты со своей приятельницей М.В.Р.»
На семинаре говорили об Олеге Иващенко. Он читал свое эссе о книгах. Разговор о славе и постмодернизме,
Вечером вместе с Львом Ивановичем и Сергеем Петровичем были на митинге у Манежа. Пришли рано, было интересно наблюдать, как площадь заполнялась. Как милиция была вынуждена перекрыть движение, которое сначала закрывать не собирались. Огромное количество народа — почти вплотную до Манежа. Жириновский со своего увешанного флагами и единомышленниками грузовика раздавал автографы.