И все-таки где-то прячется эта фигура памяти (или обобщающий образ). Не могу отграничить его от обычного, не восходящего к памяти образа и все же чувствую, что этого можно достичь; или, во всяком случае, принять во внимание, выбирая «предпочтительный» образ.
Заглянул в Св. Годрик: коллеги участливо интересуются, как у меня дела. В воздухе этого заведения — тонкая, едва уловимая аура незатейливой доброжелательности, исходящей от множества обычных, заурядных людей.
В классах тоже преобладает корпоративный дух, что удивляет.
Каким-то образом он связан с умственными способностями. Те классы, где средний коэффициент интеллекта ниже определенного показателя, обречены на второразрядность, не исключая и наиболее способных учащихся. Над ними тяготеет некая бессознательно телепатическая стадная озабоченность собственным коэффициентом интеллекта, беспокойство по поводу его достаточности.
Отец Э. заболел, она отправилась в Бирмингем проведать его. Исхудавшего до костей, слабого, умирающего. Доктора были либо недостаточно внимательны, либо честны — на расстоянии не скажешь. Ситуация как в романах Золя: человек — беспомощная игрушка судьбы, исторической ситуации; неведение главных действующих лиц. Похоже, мать Э. не в силах как следует ухаживать за ним. Ее отец — средоточие предрассудков. Семейному врачу мы направили письмо — обходительное, полное деталей и довольно напыщенное; но, как бы то ни было, оно, кажется, возымело желаемое действие. Его положили в больницу — подозревают злокачественную опухоль.
Тьюринг. Невзрачное, умненькое, старообразное создание. Всегда знает ответ на вопрос и готова отвечать; поначалу это раздражает, но со временем начинает приводить в восхищение. Ее отвага — на уровне ее знаний. Недотрога. Персонаж из произведений Джейн Остин, бельгийско-швейцарского происхождения. Лучшая из моих учениц, но я ее недолюбливаю. Впрочем, неверно было бы не замечать в ней некой свежести и честности ума. Эмма.
Бина. Полуфранцуженка, полуперсиянка, хотя и выглядит как милая шотландская девчушка. Обаятельна, мечтательна, обладает даром самоиронии. Темпераментна. Читает быстро и правильно. Писать так и не научилась. Хотя все время и улыбается, мягко, беззлобно, в отличие от всех остальных никогда не теряет контроля над собой. Всегда готова читать. По-своему глубже и серьезнее других. Улыбчивое персидское сопротивление напору жизненных стихий и присущее нелегкомысленным французам — восходящее к мировоззрению гугенотов — ощущение сложности жизни. Подобно всем таким полукровкам гораздо интереснее, нежели чистокровные европейцы.
Альп. Странное маленькое существо. Огромная копна непокорных блондинисто-каштановых волос. Пухленькая, нередко краснеющая физиономия. Поросячьи глазки — впрочем, сами по себе выразительные и чувствительные, прозрачно-серо-голубые, отнюдь не холодные, только очень робкие. Хорошо пишет, тонко чувствует слово. Видит окружающее, особенно физическую сторону вещей, как подчас присуще туркам. Они — как дети, но без детскости — могут облечь физические явления в необыкновенно ясные, свежие фразы. Альп очень застенчива, дичится окружающих. Но поглощает все происходящее, накапливает в себе с почти видимой жадностью.
Дриё. Очкастая коренастая коротышка со строгим взглядом. Франко-фламандского происхождения. Очень стеснительная. Поджатые губы, тяжеловатый подбородок, стрижка под мальчика. Говорит с сильным акцентом. Вся серьезность, усилие. Рабочая лошадка, преодолевающая милю за милей.
Романо. Полная противоположность Дриё. Очень обаятельная полуболгарка-полупортугалка. Изящная, с ленцой, но наделенная цепким, быстро все схватывающим умом. Очень бледная, элегантная, с черными локонами и огромными темными глазами, которые смотрят прямо на вас, тревожаще, выводя из равновесия. В ее облике что-то еврейское. Так, наверное, и есть. Не любит работать, английским владеет постольку-поскольку, зачастую не понимает (или делает вид, что не понимает), что от нее требуется. Молча смотрит на мир, грезит наяву. В том, как она движется, есть что-то от грации маленькой белой рыбки.
Бурла. Гречанка. Веснушчатая, откровенно приземленная. Есть в ней что-то и от шотландки: трезвость, скептицизм. Всегда сидит от меня справа. Подчас не прочь похихикать, но неизменно приходит в негодование, когда это делают другие. Коренастая девочка с избытком здравого смысла. Чисто по-мужски импонирует мне — как своя в доску.
Андрусто, ее подруга, в каком-то смысле жена. Смуглая приятная гречанка. Лучше смотрится, более своевольна. Нетороплива, с низким голосом, чуть-чуть мечтательна. Наделена вполне современным даром все происходящее принимать как норму. Старательна, моральна. И, похоже, счастлива; думаю, ей суждено самое благополучное во всех бытовых проявлениях существование.
Лавик. Норвежка. Высокая худая девочка явно нордического типа, с ясными темными глазами и острыми чертами лица, придающими ей холодное, строгое, отсутствующее выражение. Между тем она смеется, прекрасно читает, выглядит вполне по-английски — совсем как воспитанная девочка откуда-то с крайнего севера страны. Одевается не бог весть как, волосы стянуты в тугой узел на затылке. Воплощает в себе извечный ибсеновский парадокс — сочетание naïveté и глубокой, непостижимой пустоты внутри. Понимает то, что ей говорят, на самом поверхностном уровне, и в то же время поверхностной ее никак не назовешь. Странные они, эти норвежцы, — совсем как высокие простенькие цветы среди щебечущих пташек. Чуть ли не какие-то диковинные особи, для которых не нашлось имен у ботаников.
Рапазоглу. Неприятная изворотливая ленивая девчонка, будто упрямая сухопарая серая кобылка. Вечно лжет, прикидывается, бормочет под нос шуточки. Неглупа. Типично адлеровская индивидуальность: вся — бунт, вся — напряжение, вся — эмоции. Вызывает во мне наибольшее неприятие. Мы воюем, стоим по разную сторону баррикад. Верблюд, жираф.
Зейдор. Очаровательная круглолицая греческая душка, безостановочно журчащая и игривая, как воробушек в летнюю пору. Органически неспособна усидеть на месте, сосредоточиться на чем бы то ни было. Смеется, без конца смеется. Отлынивает от работы. Чистая, оливкового оттенка кожа и густые черные брови, волосы собраны в пучок. Ребенок, но поистине солнечный, как аромат оливкового масла, постоявшего на солнце. Не могу удержаться от улыбки, когда она смеется — а она делает это всякий раз, как я пеняю ей на то, что она сделала или чего не сделала. Подвержена приступам детской рассеянности. По-своему — отнюдь не в сексуальном смысле — она мне так же симпатична, как антипатична Рапаз.
1 февраля
Киринкида. Киприотка, невысокая с тонкими анатолийскими чертами лица. Ее родители — борцы за свободу Кипра. Прирожденная шепотунья, насмешница, нарушительница спокойствия и в то же время неглупая — редкое сочетание. Когда находишься с ней рядом, неизменно серьезна, нервна, быстро реагирует. Но стоит куда-нибудь отвернуться, взрывается каскадом неудержимого веселья. Маленькое подвижное неугомонное создание.
Куек. Чешка; такую, кажется, ничем не проймешь. Всегда выглядит грубой, надувшейся или беспросветно тупой. Знает меньше других и не уверена в себе. Как-то по-свекольному застенчива, и ожесточенность не более чем симптом. Однако эта застенчивость сродни лебединому гневу: с упрямо насупленными бровями, глубоко коренящемуся в натуре и в определенном смысле неистребимому.
Стефанян. Полуармянка, полуперсиянка. Очень привлекательная, миниатюрная, физически прекрасно развитая девочка. Движется с грацией одалиски из гарема; под фасадом невинности и неуклонного послушания — бездна осознавшей себя чувственности. Самая вежливая из моих учениц. По-английски говорит плохо. Изредка смеется, и в низком, чувственном тембре ее голоса звучит неподдельный юмор. Возбуждает меня, как ни одна другая из девочек. Может быть, причиной тому — ее длинные волосы, волосы взрослой женщины. В ней напрочь отсутствует кокетство. И наконец, еще одно печальное обстоятельство: как я ни стараюсь, не могу отделаться от ее телесного запаха. Ощущаю его задолго до того, как вхожу в класс. Порою она старается заглушить его дешевыми духами, отчего становится только хуже. Иногда, впрочем, я его не чувствую. Как говорят представители других национальностей, сиамцы и персы не моются.
Аркадия. На удивление работоспособна. Смешлива, нетерпелива, недоверчива. На самом деле она мне не нравится. В ней нашла выражение одиссеевская сторона греческого характера: находчивость, умение не поддаваться грезам, острое как бритва чутье на все фальшивое. Стоит мне сделать ошибку, она первая ее замечает. Ее не интересует ничего, кроме чистых фактов. Говоря, что чего-то не понимает, она имеет в виду: то или иное не заслуживает ее понимания. Принципиально чужда всему поэтичному. Всецело ориентирована на прибыль. Маленькая крепенькая белолицая девочка, коренастая северянка. Родом из Македонии, она производит впечатление разве что не угрюмой. Но глаза у нее блестящие и на диво живые. Иногда, читая (а это ей удается легче, чем любой англичанке), она вдруг разражается беспричинным смехом и с удивлением констатирует:
— Не могу читать.
Следует всеобщий взрыв хохота, и все начинается заново.
С этими девочками я сталкиваюсь дважды в день. Сначала урок грамматики, затем чтение по программе: «Джозеф Эндрюс», «Дилемма доктора»… Но сначала всегда требуется завладеть их вниманием. Мне это неизменно удается, но за счет излишней строгости, холодности, дистанционности. В результате меня уважают, но недолюбливают. И тем не менее в психологическом плане я проникаю в их натуры так же глубоко, сколь далек от физического контакта с ученицами.
7 февраля
Сегодня умер отец Э.; на дворе мокрый снег. Вот уже третий день, как я живу один. Я никогда его не видел. Не ощущаю ни утраты, ни скорби — только сочувствие горю Э. «Все его внутренние органы разъедены раком, — сетует она. — И всегда так грустно смотрит — то на одного, то на другого». А когда его навещали в больнице, то и дело отключался: «Говорит, как хорошо просыпаться и видеть, что мы здесь». И еще: «Его лицо неподвижно и ничего не выражает, но глаза подчас проясняются и тогда в них появляется такое жалобное выражение». «Это такое душераздирающее и невыразимо печальное зрелище. Не отталкивающее, как мне думалось, а бесконечно печальное: человек, ждущий своей смерти».