esprit. Il est trиs brillant, et je suis а l'aise avec lui.
On parlera du soir de France, on se marrera, on rira et j'oublierai ma solitude jusqu'au moment oщ il partira et lа, je la sentirai plus grande encore… Demain matin je commencerai ma nature morte а l'huile. Dieu de Zeus, quelle saletй ce sera probablement! J'ai grande envie d'кtre йcrivain et de plaquer la peinture et la graphique. Mais on verra, on verra… J'ai l'avenir devant moi, et il apporte probablement avec lui, avec sa cargaison d'emmerdements, de la joie aussi et j'en aurai, j'en aurai! C'est aussi sыr que deux fois deux font quatre!
Aprиs tout, vive la vie! Je ne la connais pas toute, et elle me rйserve encore des surprises dont quelques-unes seront agrйables.1 Она мне посоветовала сделать натюрморт (или несколько) карандашом и маслом. Она довольно симпатичная. Я ей принесу свои работы (пока еще будущие), и она их оценит (брр!). В каком-то смысле за последнее время я оказался "развенчанным" в своих графических талантах. В конце концов выяснилось, что фактически не было ничего такого необыкновенного, выяснилось, что я был м…ком, что рисовал только "абстрактные карикатуры", совершенно идиотские и никчемные. Я это обнаружил слишком поздно. Но я ни о чем не жалею и никогда не жалел, вот так! Совершенно ясно, что мои карикатуры должны иметь определенный смысл и быть реалистичными.
Без этого они ничего не стоят. Раньше я находил выход в абстрактности, теперь надо выбирать более трудный и "ответственный" путь. Завтра-пoслезавтра я начну писать маслом натюрморты и рисовать их карандашом, как сказала Оболенская. Мне нужно идти по совершенно иному пути, чем раньше. Сегодня - телефонный звонок от Мули, объявившего, что завтра все будет налажено и что мы получим на три года… комнату в Сокольниках. Завтра он придет, и посмотрим, как дело обстоит на самом деле. Но это уж совсем говенно! Этот идиот Муля внушал нам такую надежду, что нам не нужно будет жить на периферии, он вдохнул в нас столько своего дурацкого оптимизма, что теперь еще один карточный домик для меня рушится! Дурак! Он позволял думать, что есть возможность жить на Сретенке, в центре Москвы. И самое ужасное то, что комнатушка, куда надо будет переехать, всего в одиннадцать метров. Хуже всего то, что это, значит, еще одна школа, где у меня не будет ни товарищей, ни друзей. И хуже всего еще то, что мать начнет канючить и устраивать мне скандалы! Ну ладно! Завтра посмотрим. Во всяком случае, это квинтэссенция хреновины. Завтра приедет Митя, и послезавтра я его, вероятно, увижу. Сейчас вечер, и мне решительно не черта делать. Я прочитал "Отлив" Стивенсона и начал читать "Тома Джонса" Филдинга. Но нельзя же читать целый день, черт возьми! И мне нечего делать. Все-таки это ненормально: пятнадцатилетний юноша, которому вечером нечего делать, - можно подумать, что он м…. Сегодня я покажу свои рисунки Наташиному мужу. Это наша соседка. Может быть, из этого что-нибудь и выйдет. Наташин муж - художник, поэтому… Я видел два номера "Нового французского журнала" - ничего такого уж особенного, все те же слишком интеллектуальные м…ки, и все же довольно привлекательные. Сегодня утром я слышал по радио, из немецкого источника, что немцы заняли английские острова Джерзе и Гернезе. Это, может быть, окажется уткой в конце концов. И все еще абсолютно нечего делать, черт! Мать валяется и читает "Дневник" Ж. Ренара. Ей абсолютно начхать, что я так хреново скучаю. Все же это совершенное г…! Пойти погулять? А куда идти? А вечер такой хороший и свежий. В сквере деревья вздыхают, город весь тут, со всеми своими звуками… и вот. Мне до черта скучно. Ни товарищей, ни друзей. НИ-ЧЕ-ГО! Мама пристает каждые пять минут со своими повторными жалобами, что ей жарко. Если бы Митя остался в Москве! Но он едет на дачу и вернется только в сентябре. И я даже почти не успею с ним повидаться в Москве. Полная и совершенная изоляция. Полное непонимание со стороны матери. Я знаю, это банально, но это так, и это очень занудно, ручаюсь. НИЧЕГО! Ах! Чорт!
И ко всему - тихий и свежий воздух вечерней Москвы. Большой город совсем близко, машины тихо урчат, воздух свеж, сегодня особенно. И нечего делать! Это глупо… но действительно бывают моменты, когда мне вся жизнь так осточертела… Я не думаю о самоубийстве, нет. Но иногда я просто изнемогаю. Чего я пойду гулять, один? От одного только вида гуляющей молодежи вся прогулка испорчена. Не то что я не могу оставаться один, но это чувство изоляции, одним словом - комплекс неполноценности. Ибо я изолирован, следовательно, принижен. Я знаю много культурных людей, интеллигентов, порядочных девушек, все это очень хорошо, но этого мало. Не с ними же пойдешь гулять. И этого горького чувства удовлетворения, что ты один - недостаточно. Глупости! Один! Мне хочется чего-то интенсивного, дружбы, любви, но нет НИЧЕГО. Ничего не появляется. Перед моим окном стоит зеленое дерево, через его листья просвечивает кусок голубого неба - вечернего.
И ветер входит в окно, и вместе с ним - городское дыхание и вздохи. А я один.
Надо, в конце концов, устроиться как-нибудь, чтобы вечером пойти в театр. Завтра вечером я позвоню Митиной бабушке, чтобы спросить, приехал ли он, а если он приехал, я ему назначу встречу на 5-ое, если он свободен. Это единственный тип, с которым приятно поговорить по-настоящему. У него свои недостатки, но есть и достоинства, как, например, настоящий ум, замечательные мысли, он очень блестящий, и мне с ним хорошо. Будем говорить о вечерней Франции, будем смеяться, дурака валять, и я забуду о своем одиночестве, пока он не уедет. А тогда я почувствую себя еще более одиноким… Завтра утром примусь за свой натюрморт маслом. Черт подери! Какая это будет видимо дрянь! Мне очень хочется быть писателем и бросить рисование и графику. Но… посмотрим, увидим. У меня все будущее впереди, и оно должно принести с собой кучу неприятностей, но и радостей.
И они у меня будут, обязательно будут. Это точно, как дважды два - четыре. В конце концов, да здравствует жизнь. Я ее знаю не всю, она мне готовит сюрпризы, из них некоторые будут приятными.
Дневник N 7 5 июля 1940 года
Георгий Эфрон Позавчера был у мужа Наталии Алексеевны. Он просмотрел мои рисунки, оценил их по заслугам. Мы с ним вполне сошлись во вкусах по оценке искусства. Он показывал мне и матери много отличных работ. Он меня научил новому (для меня) способу (технике) - технике сухой туши. Он сказал, что я могу когда угодно к нему зайти, и он мне всячески поможет. Так что у меня теперь два хороших консультанта - Оболенская и он. Я вчера сделал натюрморт в масле, а сегодня в карандаше. Конечно, это скучновато, но необходимо. По-моему, моя первая работа маслом вышла совсем неплохо - для начинающего. Вчера позвонил бабушке - Митька приехал, и мы с ним условились встретиться сегодня, в 2 часа дня, у троллейбусной остановки напротив гостиницы "Москва". Я очень рад, что мы с ним повидаемся: сколько рассказать друг другу есть чего! Сегодня придет Муля, но, очевидно, я его не увижу, так как он придет, когда я уйду к Митьке. Вчера Муля предполагал, что сегодня мать и он пойдут в нотариальную контору заключить контракт на комнатушку в Сокольниках, на 3 года. Но хозяйка этой комнаты отложила на завтра. Я всячески агитирую мать не брать этой комнатушки: окраина, 11 метров, нет телефона, нет ванны, грязно, и три остановки трамвая от метро. Мать внесла за эту комнату авансом 800 рублей, а теперь не знает, удастся ли ей выцарапать эти деньги, имеет ли она право сдавать эту комнату (все-таки 3 года там торчать, это немножко множко); 850 рублей - это плата за 8 месяцев проживания в этой комнатушке; мать внесла эти деньги в марте; будет ли хозяйка считать, что мы живем с марта, или с того месяца, когда мы въедем? Все эти вопросы еще не разрешены. Мать тоже не хочет брать этой комнаты, но Муля все время твердит, что ничего другого нельзя достать (за эту цену). Все-таки я все время говорю матери окончательно отказаться от этой комнаты. С марта месяца эта хозяйка нам морочит голову, говоря, что есть комната на Сретенке, потом говоря, что нельзя туда ехать, и водит Мулю за нос. Эта волынка, бесспорно, надоела. В общем, как будто сегодня мать и Муля будут иметь серьезный разговор по этому поводу. Есть еще некая Рябинина, из Гослитиздата, которая говорила, что возможно достать комнату в Москве за скромную плату. Опять-таки, быть может, это только слова? В ближайшее время мы это проверим. Вильмонты всячески советуют не брать этой комнатушки. Но теперь они уехали на дачу и ничего не могут нам искать. Если мать откажется от Сокольников, то мы обратимся к Рябининой - увидим, что стоили ее обещания. Я очень боюсь, что мать все-таки подпишет контракт на эту комнату, и тогда уж ничего не останется, как въехать.
Этот вопрос - с отказом или принятием Сокольнической комнаты - выяснится в ближайшем будущем. Факт тот, что нам осталось жить здесь, на улице Герцена, два (почти два) месяца. После этого куда мы поедем - вопросительный знак. Факт тот, что пока конкретная возможность, хотя еще и не решенная, - комната в Сокольниках. Но я бы все-таки эту комнату не брал: слишком мала (просто смешно мала), нет телефона и ванны, и окраина, да еще вдобавок три остановки трамвая от метро. Я очень хочу не беспокоиться, но у меня ничего не выходит. Лучше об этом не думать. Главное, мама въедет туда, а потом будет жаловаться, что въехала, что Муля "завез", когда от нее и зависит, отказаться от этой комнаты или принять ее.
Впрочем, скоро этот вопрос разрешится, так или иначе. Страшно хотелось бы купить новую самопишущую ручку за 45 рублей, но мать не даст денег на это, так как у меня уже есть несколько самопишущих ручек. Весть из НКВД: бабушку Митьки и Софы запросили о состоянии здоровья ее внуков, очевидно, по запросу Нины Николаевны.
Бабушка тогда спросила, в каком состоянии дело, на что ей ответили, что дело подходит к концу. Это верно. По-моему тоже, дело подходит к концу. В сентябре (27-го) будет год, как арестовали Алю и Милю (Эмилию Литауер). Все еще не купил два учебника - по литературе и упражнения по химии. Попрошу Мулю порыскать, чтобы мне это подыскать. Каждую ночь происходят интенсивные бомбардировки как английской, так и германской территории. Но это все только прелюдия; большая симфония еще не началась. Ясно, что немцы приготавливаются к войне против Англии.