— Там, на мотоцикле, — сказал я, — что эта была за штука? Которая взорвалась?
— Что-то вроде… буквенной бомбы. В общем, петарда с примотанными к ней рычажками с литерами от старой пишущей машинки. Можно использовать что угодно, лишь бы оно было твердым и с напечатанным текстом.
— Думаешь, мы его ранили?
Скаут помотала головой.
— Нет. Видел его размеры? Да это вообще не оружие. Взрыв разбрасывает металлические литеры — все их ассоциации, истории и прочее, — и они разлетаются по всем направлениям, загромождая поток, в котором плывет акула, — она провела ножом от своей чашки к моей, — тот, что соединяет ее с нами.
— Понимаю.
— В то же время взрыв привлекает внимание каждого, кто находится в пределах слышимости, и акула теряется во всех этих новых входящих потоках. Даже если она будет идти полным ходом и проследует по всем правильным протокам, ей потребуется по крайней мере сорок восемь часов, чтобы снова нас отыскать.
Это не могло не произвести на меня впечатления.
— А у тебя еще такие есть?
— Буквенные бомбы? Парочка. Но первая всегда срабатывает лучше. После этого удары, как правило, не достигают цели.
— Скаут, как ты обо всем этом узнала?
— Наверное, благодаря своей гениальности. Брось, разве я отправилась бы странствовать с кем-нибудь вроде тебя, если бы не занималась своими исследованиями, как ты считаешь? И вообще… — Она осеклась.
Там, где должны были находиться непроизнесенные ею слова, в воздухе осталась зиять небольшая брешь.
— На самом деле буквенная бомба предназначалась не для людовициана. Ты собиралась применить ее против Никто, так ведь?
— Или — или.
Пожав плечами, Скаут отмахнулась от моего вопроса, но я уловил в ней некоторое призрачное дыхание напряженности.
Я почувствовал, что моя берет.
— Кем он был?
— Никто?
Я кивнул.
Скаут ковырялась в остатках на своей тарелке.
— Ты бы нравился мне больше, если бы меньше спрашивал.
— Ты бы нравилась мне больше, если бы я не знал, что ты что-то скрываешь.
— Ничего я не скрываю. — Она подняла взгляд, и сила ее личности ударила по мне, как молоток. — И обо мне ты ничего не знаешь.
У меня сам по себе открылся рот, чтобы принести удивленные извинения, но я силой заставил его закрыться.
Через несколько секунд Скаут смягчилась, издав вздох из разряда «да ради бога».
— Слушай, я просто хочу отдохнуть. До утра. Разве мы не можем всего на одну ночь притвориться нормальными людьми, которые ходят в рестораны, обедают и делают кучу других нормальных вещей? Честно, мне бы хотелось какое-то время побыть такой же, как все остальные. Если ты не возражаешь.
— Я не хотел тебя обижать. Но дело в том, что ты права, я о тебе ничего не знаю, и назавтра тебе придется увидеть, насколько мне от этого не по себе.
Она немного подумала.
— Ладно, давай вот так. Завтра ты можешь спрашивать, о чем захочешь, а я обещаю, что обо всем тебе расскажу, все, что смогу, объясню, о чем ты захочешь узнать, но сегодня — никаких вопросов. Сегодня мы просто двое обычных людей, идет?
— Идет, — сказал я, — договорились.
— Хорошо. А теперь, — Скаут оттолкнула от себя тарелку, глубоко вздохнула и позволила себе расплыться в усталой улыбке, — мне и впрямь нужно немного отдохнуть.
Я улыбнулся в ответ. Перемирие.
— Итак, насколько я полагаю, частью нашей сделки станет то, что я сниму тебе номер?
— Господи, нет, — сказала она удивленно. — Я буду спать в твоем.
— Где?
— На кровати.
— А я?
— На полу, разумеется.
— На полу в своем собственном номере?
— Да, всю ночь. Во всяком случае, это будет хорошей практикой.
— Все-таки два номера мне представляются несколько комфортнее.
— Комфорт — это не самое главное в жизни.
Когда я прошел через входную дверь отеля «Ивы», сумерки почти уже уступили ночи и последние оранжевые отблески заливались все более густеющей синевой.
Я отправился взять из багажника джипа спальный мешок, а Скаут тем временем пыталась забрать Иэна у тетушки Руфи. Я предупредил ее, что это не очень умный ход с ее стороны, если только она не желает выглядеть так, словно сама себя изувечила, но она настаивала на том, что все равно хочет попробовать. «Ведь рано или поздно нам все равно придется познакомиться», — сказала она. Я хотел было удержать ее, растолковав, что Иэн не относится к тем котам, что любят знакомиться с людьми, ни даже к тем, что удостаивают их небрежного приветствия; что он куда больше походит на вихрь, состоящий из шерсти и когтей. Но потом вспомнил, что мне придется спать на полу, пока она будет нежиться в кровати, и сказал: «Поступай, как хочешь».
Я завернул за угол отеля и побрел по направлению к автостоянке, наслаждаясь безыскусностью вечернего воздуха и, надо признать, тем фактом, что всем вопросам придется подождать до завтра. Я позволял себе притворяться нормальным человеком. Всего лишь на одну ночь.
Я настолько был поглощен этими мыслями, что слишком близко подошел к желтому джипу, прежде чем заметил нависшую над ним затененную фигуру курившего незнакомца.
Подпрыгнув от неожиданности, я начал было пригибаться, но было слишком поздно.
— Что с вами?
— Ничего, — отозвался я, выпрямившись.
— Только закончил. Теперь будет бегать.
Спинные мускулы у меня немного расслабились, но не очень. Я подвинулся вперед.
— Вы из автосервиса?
— Нет.
Я не знал, что сказать.
— А!
— Джон, — сказал незнакомец, делая шаг в мою сторону и протягивая руку. — Это вот мой отель.
— А, так вы муж Руфи!
Я быстро прошел вперед и пожал ему руку обеими руками, слишком уж явно выказывая свое облегчение.
— Да, похоже на то. А вы приняли меня за кого-то другого?
— Нет, — сказал я, а потом добавил: — Не знаю.
— Хм, — сказал он. — Я так и подумал. — Он оперся о капот джипа. — Сигарету?
— Нет, спасибо, не курю.
Что-то вспыхнуло у меня в памяти — как Скаут сказала: «Ты все еще куришь эти сигареты с ментолом?» Вопросов, ждущих своих ответов, стало еще больше.
— Здоровье бережете? — сказал Джон. — Значит, завтра уезжаете?
Я ссутулился, опершись о машину напротив.
— Да, как вы догадались?
— Видел, как вы сегодня вернулись с той девушкой.
Я вздрогнул.
— Простите, мне, вероятно, следовало…
Джон махнул рукой: а, не беспокойтесь.
— Надеюсь, вы не будете против, если я задам вам один вопрос? Вы с кем-то боретесь, не так ли?
Молчание длилось не больше секунды.
— Да, — сказал я просто.
Он кивнул.
— Я заметил это, когда вы приехали. И Руфь тоже. Наверное, вам уже говорили о той аварии?
— Да, я слышал.
— Что ж, Руфь сразу распознает бойца, как только его увидит. Она храбрая женщина.
— Да, — сказал я снова, нисколько в этом не сомневаясь.
Джон сощурился и кивнул, после чего какое-то время молча курил.
— В мире ведется множество битв, — сказал он наконец, выпрямляясь. — И не наше дело, в какой битве участвуете вы. Просто знайте, что, если вы когда-нибудь захотите сюда вернуться, вам будут рады. И вам, и вашему коту.
Он затоптал сигарету и пошел обратно к отелю.
— Спасибо, — сказал я ему вослед, и он на ходу помахал мне, не оборачиваясь.
Когда я вернулся в номер, Скаут уже спала на моей кровати. Она плотно укуталась в одеяло и так повернула голову, пряча глаза от электрического света, что видны были только ее ухо, белая худая шея и одна лопатка. Она слегка пошевелилась, когда я закрывал дверь, и на фоне ее бледной спины я различил черную бретельку лифчика, тонкую и изношенную на вид. Я потер лицо ладонями. В точности так же, как о большинстве того, что существовало в этом новом, быстро движущемся мире, мне мало что было известно об истинной природе женщин.
Кот Иэн спал на подушке рядом с ней, мурлыча. На его морде красовалась широкая и круглая счастливая улыбка — видимо, он наслаждался сном о том, как глупо заставил меня выглядеть.
Телевизор был оставлен включенным, показывали какое-то незнакомое мне третьесортное «мыло». Я его выключил и развернул спальник в изножье кровати. Было еще рано, но я слишком устал. Щелкнув выключателем, я стянул с себя тужурку с капюшоном и шорты, затем улегся. Хорошо было чувствовать, что ты не один, что ты в команде, в этом единении троих, отдыхающих вместе, чтобы приготовиться к завтрашнему дню, к чему-то новому, что произойдет, — к приключению. Может быть.
Скаут снова заворочалась, из-под одеяла высунулась ее ступня и повисла над краем кровати. Я лежал, глядя на ее ступню и смутно думая о том, как она мала по сравнению с моей и как забавно выглядят ступни вообще. Когда мои глаза привыкли к темноте, я кое-что заметил. И даже сел, чтобы убедиться, что вижу именно то, что вижу. Это не было ни игрой теней, ни грязью, налипшей с пола, ни чем-то еще. Я чувствовал, как колотится пульс у меня в голове.
На большом пальце у Скаут был вытатуирован смайлик.
Часть третья
То, что мы видим перед собой, — это только небольшая часть мира. Все по привычке думают: «Вот он, наш мир!» А на самом деле все совсем не так. Настоящий мир — в глубине, окруженный мраком, и там хозяйничают такие вот медузы и им подобные существа.
18Гип, гип, йа, йа, йей, йей, йей, йей!
— Давай-давай, просыпайся.
Мне снились пляжи. Желтый песок, ряды белых зонтиков, аквамариновое, прозрачное как стекло море и огромное безоблачное небо. Сон, навеянный «Фрагментом о лампе», впервые, может быть, за несколько недель. Я бежал через буруны в вечерней прохладе, я видел, как на серые волны отбрасывают цветные полосы фонари прибрежных таверн. Сон уже распадался на части, его яркие шелковые нити расплетались в туманные эмоции, цветные облачка чувств разгонялись пробуждающимся сознанием. Со снами из «Фрагмента» всегда так: к тому времени, как я полностью просыпаюсь, их нет.