— Поразительно, правда?
— Наверное, потребовались годы, чтобы все это уложить. И эти слова…
Я посветил фонарем на стену перед собой. Каждая свободная страница — насколько я мог судить, вообще каждая из страниц, образующих весь туннель, — была сплошь исписана шариковой ручкой.
— Единственное слово, о котором нам сейчас надо беспокоиться, — то, что на карте. Ты продолжаешь следить, где мы находимся?
Я развернул листок и снова уставился на слово «Тира». Представил себе, как выглядит маршрут, который мы на данное время прошли, —
затем пальцем провел по «переходу» от «Т» к «и».
— Думаю, мы находимся в вертикальной палочке «и», — сказал я, удивляясь, как обыденно это прозвучало.
— Отлично, — сказала Скаут, пускаясь впереди меня в путь.
— Отлично, — эхом отозвался я, снова глядя на карту.
Мы добрались до верхушки буквы «р». Там оказалось помещение с желтой сводчатой крышей, сделанной из телефонных справочников. Другие телефонные справочники были уложены вдоль стен. Сами стены были выстроены из более прочного материала, чем прежде, — главным образом, из книг в твердых обложках с редкими вкраплениями экземпляров в обложках мягких — словарей, хрестоматий, которые были уложены по всем правилам каменной кладки. Посреди комнаты стояли простой деревянный стул и письменный стол, и все пространство освещалось единственной яркой лампой, висевшей на длинном шнуре.
— Ну и ну, — сказала Скаут, останавливаясь у стола и глядя на купол над головой. — Похоже на часовню. Подойди посмотри сам.
Я прислонил свой рюкзак к столу, потом присел на его край.
— С ума сойти.
Уловив интонацию, с которой я это произнес, она спросила:
— С тобой все в порядке?
— Не знаю.
Она уселась рядом со мной на стол и с секунду на меня смотрела, прежде чем легонько подтолкнуть плечом.
— Выкладывай, в чем дело.
Я почувствовал, что меня разбирает беззвучный смех, как будто мне не хватает воздуха.
— Не думаю, чтобы мне доводилось видеть купола, сделанные из телефонных справочников.
— А-а!
— Я имею в виду — для чего все это? Как такое вообще могло случиться?
Вытянув позади себя руки, Скаут медленно опускалась на стол, пока не улеглась на нем навзничь, устремив взгляд на свод.
— По-моему, на самом деле это просто круто. Тебе надо смотреть на это именно так.
— О да, это круто. Но в этом есть что-то ненормальное.
С минуту она оставалась неподвижной, затем села и скользящим движением обвила рукой мои плечи.
— Ты же знаешь, что это просто бумага.
— Это не просто бумага.
— Нет, просто бумага. Ты разве не делал иглу, когда был маленьким? Я вот делала, вместе с папой. Вырезаешь блоки из снега и складываешь их по кругу. Сначала большое кольцо, потом поверх него — кольцо чуть поменьше, а поверх него — еще меньше. После пяти-шести колец получается маленькое иглу. Это вот — то же самое, только из телефонных книг. — Она ткнулась головой мне в шею. — На самом деле здесь ничего особенного нет.
Я посмотрел на нее.
— Скаут, с тем же успехом это могло быть марципановым домиком-пряником.
Она широко улыбнулась.
— Что ж, технически это тоже возможно.
Я рассмеялся, на этот раз по-настоящему.
— Я так рад, что ты здесь.
— Приятно слышать.
— А ты, как видно, чувствуешь себя превосходно.
— Так уж я устроена — чувствую себя превосходно, пока не надоест.
Я кивнул.
— Я это так понимаю, — сказала она. — Подобные вещи случаются постоянно. Иногда события, о которых никто даже не думал, что они возможны, просто происходят, и все. Поначалу люди говорят: «Это невозможно» или «При моей жизни ничего подобного не случится», — а потом это просто становится фактом, событием истории. Подобные вещи становятся историей ежедневно.
— По виду не скажешь, но ты — умна.
— Через десять лет ты увидишь еще один купол, сделанный из телефонных справочников, или лабиринт с бумажными стенами, и тогда ты просто пожмешь плечами и отправишься искать лоток с мороженым.
— Через десять лет?
— Ну, — сказала она. — Почему бы нет?
— Спасибо. — Некоторое время я болтал ногами, глядя, как появляются и исчезают носки моих башмаков. Вот так мы и сидели рядом под куполом из телефонных справочников. — Можно тебя кое о чем спросить?
— Конечно.
— Что, по-твоему, с нами произойдет?
Она посмотрела мне в глаза, и я почувствовал холод: безлюдные пляжи, терзаемые ветром, волны, снег, падающий в глубине леса, на голые черные деревья. Она убрала руку, которой до тех пор охватывала мои плечи, и снова стала разглядывать потолок.
— Честно?
— Да.
— Я думаю, что мы выветримся из этого мира, сотремся, как надписи на старых надгробных плитах заброшенного сельского кладбища.
Я продолжал болтать ногами, ничего не говоря.
— Вот что с нами произойдет, — сказала она. — Там, наверху, я уже почти умерла.
— Ладно, я-то знаю, что ты — целая и невредимая. Если мое знание идет в счет.
Она не ответила. Слегка ошеломленный, я увидел, что она чуть не плачет. Глаза ее до краев наполнились слезами, которые она изо всех сил старалась сдержать.
— Знаешь, ты ведь мне не безразлична.
— Эй, все нормально. Я тебе верю.
Запрокинув лицо, она окинула меня взглядом искоса.
— Господи.
— С нами все будет в порядке, — сказал я. — Ну же, с нами все будет хорошо.
Я попытался обхватить ее рукой, чтобы притянуть к себе, но она не желала двигаться, оцепенев от внутренних рыданий, не отрывая взгляда от потолка.
— Эй, — сказал я. — Ну пожалуйста.
Я снова обхватил ее рукой, и на этот раз мне удалось притянуть ее к себе. Теперь она беззвучно рыдала мне в плечо.
— Иногда просто трудно разглядеть, что перед тобой. Но стоит только раз увидеть, позволить этому коснуться тебя, и, думаю, обратного пути уже нет.
Скаут неотрывно смотрела перед собой.
— Ну ладно, — сказал я, свинчивая колпачок с бутылки с водой. — Здорово, что мы так героически пробиваемся вперед, правда?
Она посмотрела на меня уже едва ли не с улыбкой.
— А у тебя тон переменился.
— Ну да. Я решил, что пора уже. Мы же почти добрались?
— Осталось пройти одну букву.
— Тогда, думаю, нам надо устроить небольшой привал, скажем на полчаса или около того, и привести в порядок мозги.
— Да?
— Да. Пока ты свои пять штук не заработала.
— А, — с улыбкой сказала Скаут, — мои денежки.
— Поразительно, но у тебя цвет лица восстанавливается.
Она рассмеялась влажным смехом.
— Это потому, что ты точно знаешь, что следует сказать девушке.
Я порылся в своем рюкзаке.
— С курицей или с ветчиной?
— Ух ты!
— Ну, так как?
— Давай — с курицей.
— Хорошо. Сейчас выпущу Иэна. Пусть пописает на какой-нибудь журнал.
Иэн неторопливо вылез из контейнера и затрусил прочь, время от времени принюхиваясь к выложенным из книг стенам. — Слишком далеко не уходи, — сказал я ему вослед.
Его хвост слегка дернулся, давая мне понять, что я не имею права приказывать ему, как себя вести. Он исчез в книжном проеме.
Скаут испытывала что-то вроде посттравматической опустошенности — она медленно жевала свой сэндвич, глядя в никуда. Решив, что будет лучше дать ей успокоиться, я уселся, прислонясь к стене.
Я взял верхний телефонный справочник из стопки и раскрыл его наугад. Рекламы фирм, обслуживающих свадьбы, чистящих ковры и портьеры, сдающих в аренду автомобили, обеспечивающих автобусные и железнодорожные переезды. Изображение женщины в модной шляпке, грузовика с логотипом транспортной компании, гитары, механизированной ванны с подъемником для инвалидов. Все вполне обычное. Скаут была права: это были просто «Желтые страницы» — привычные рекламы банального бизнеса, без единого следа записей шариковой ручкой, испещрявших в туннелях все вплоть до мельчайшего клочка. Просто обыкновенные справочники. Тот факт, что кто-то использовал их, дабы сделать желтый сводчатый потолок, в конце концов, ничего на самом деле не означал. И сами туннели… Неужели невозможно создать лабиринт из уложенной в стопы бумаги? Пусть это ненормально, глупо, сопряжено с бесполезной тратой времени и сил, но все-таки это — возможно.
Отложив телефонную книгу в сторону, я принялся за свой сэндвич.
Как все меняется за одни сутки, за двадцать четыре часа. Уставившись в пространство, я вдруг заметил, что на задворках моего сознания поднимается легкий плавучий обрывок какой-то мелодии. Это заставило меня подумать о том, что расположенные в темных закоулках нашего сознания тайные вычислительные центры постоянно выполняют свои собственные секретные программы. Порой, возможно, нам удается уловить отзвук того, что там происходит, например эту мелодию, пробивающуюся к свету, или какую-то фразу, или образ, или, может, просто настроение, легкое отражение чего-то неясного, не понятого. Это чувствуешь нутром, а в яркий, четкий мир сознания это не попадает.
Я снова посмотрел на купол потолка, на Скаут, по-прежнему жующую с отсутствующим видом.
Как я дошел до этого? Долгое время я был совершенно никем, ничем, а теперь вдруг оказался здесь, в этом странном месте. Превратился в искателя приключений и даже переспал с хрупкой и в то же время сильной девушкой, в мозгах у которой засела какая-то штуковина. Где я нашел все это? Возможно, мне это послал настоящий Эрик Сандерсон, автор «Фрагмента о лампе». Может, я нашел его старый реквизит? Костюм летучей мыши, бронемобиль и все его остроты — и теперь расхаживаю в «чужих башмаках»? Или, возможно (просто — возможно), это было реальностью? Вот во что мне хотелось верить. Прежде я был чем-то одномерным, чем-то таким, что всегда ошибочно принимал за тень, но, может быть, переживание всех этих событий помогло мне обрести новые грани? Я гадал, что еще могло бы произойти здесь, внизу. Кем я мог бы стать, если бы все эти потери, неудачи прошли стороной?