23 апреля. Отгружаем встречный эшелон угля для заводов Москвы. Москва нам шлет эшелон промтоваров и спецодежду для ударников. Сегодня до четырех часов дня отгрузили первые семь вагонов. Послали телеграмму МК ВЛКСМ: «Приступили к отгрузке встречного эшелона угля». Эшелон отправили.
25 апреля. Промфинплан нашей шахты двигается вверх, т. е. задание все ближе к выполнению. Теперь вместо прежних 170 вагонов за смену выкатываем 325. Я теперь уже забойщик, уже две смены работаю в забое.
Самое главное: теперь я кандидат ВКП(б). На днях получу билет.
МИХАИЛ ИЛЬИНГОРОД СТРОИТСЯ
О Комсомольске-на-Амуре сложены легенды, написаны книги, поставлены спектакли и кинофильмы. Михаил Ильин — один из первостроителей этого города. Ему было девятнадцать, когда он сошел с парохода «Колумб» на пустынный доселе берег Амура. По путевке комсомола он приехал на стройку. Михаил Ильин корчевал тайгу, строил дома, выпускал газету.
С 1934 по 1936 год служил в бронетанковых частях Забайкальского военного округа. Перед самой войной поступил в Коммунистический институт журналистики имени Маяковского (Свердловск). Отсюда ушел на фронт. Воевал с немецкими оккупантами и с японскими империалистами. После войны вновь вернулся в родной Комсомольск.
С 1929 года состоит в рядах Ленинского комсомола. Член городского комитета ВЛКСМ. С 1962 года — председатель Совета первостроителей Комсомольска-на-Амуре.
10 мая 1932 года. Наш путь от Черного моря до Тихого океана продолжался 55 суток. Когда мы покидали Одессу, там звенела весенняя капель, а спустя полтора месяца на станции Зима мы увидели глубокий снег.
На подступах к станции Бочкарево наш эшелон разорвался на две части. Четыре вагона, в которых ехали одесские комсомольцы, оказались по краям разрыва. Двигаясь по инерции, хвост эшелона догнал головную часть. К счастью, столкновение произошло на подъеме, поэтому мы отделались лишь легкими ушибами.
Утром 7 мая мы прибыли в Хабаровск, а вечером того же дня взошли на борт парохода «Колумб». Двое с лишним суток «Колумб» ощупью пробирался вниз по реке вслед за плывущими по течению льдинами.
9 мая у села Вознесенского мы догнали флагманский пароход «Коминтерн», а сегодня утром бросили якоря у левого берега Амура, напротив никому не известного села Пермского, состоящего из пяти десятков почерневших изб и покосившейся деревянной часовни. Вплотную к околице’ села подступала неприветливая тайга.
По шаткому трапу мы сошли на берег. Под нашими ногами тоскливо скрипела галька, обкатанная речным прибоем. К вечеру на промокшей земле, рядом с льдинами, выброшенными на берег паводком, вырос город из палаток. После разгрузки пароходных трюмов среди наваленных кучами мешков и ящиков состоялся первый митинг. Дали клятву — задание партии выполнить во что бы то ни стало.
11 июня 1932 года. На строительной площадке теперь уже около пяти тысяч мобилизованных комсомольцев. Организована милиция — из двух человек.
Второй и четвертый участки широким фронтом начали наступление на тайгу. Место для нового города отвоевываем метр за метром. Работа тяжелая и непривычная. Рабочей одежды и обуви нет. В холодную жижу болот приходится лезть в городских ботинках. Не хватает инструмента — обыкновенных пил и топоров. Но нельзя терять напрасно ни одного часа. Приказом начальника Дальпромстроя рабочий день установлен продолжительностью десять часов.
24 июня 1932 года. В эшелоне я познакомился с одесситом Владимиром Крячко. Он признался мне, что пишет поэму о комсомольцах гражданской войны «Триполье». Но в Пермском молодой поэт, поклонник героического, скис: прикинулся больным и целыми днями праздно лежал в рыбном амбаре.
А вчера меня и Владимира вызвал к себе в кабинет секретарь парткома Аким Осипович Окулич. Он сообщил нам, что на стройке скоро начнет выходить газета.
— Где вы сейчас работаете?
Я ответил:
— В бригаде Михаила Фурмана, прорубаем просеку и прокладываем первую дорогу через болото к Силинскому озеру.
— Добро. А вы?
Крячко замялся:
— Мне противопоказана тяжелая работа. Ожидаю назначения на должность в главную контору Дальпромстроя.
Глаза Окулича стали холодными и строгими.
— Значит, зря едите хлеб. Идите и подумайте над этим. А вы, Ильин, назначаетесь литературным секретарем редакции.
1 июля 1932 года. Первый номер газеты, названной «Амурский ударник», вышел сегодня. Мы сами доставили его на участки, туда, где комсомольцы продолжают врубаться в глухую стену тайги.
4 июля 1932 года. Открыта постоянная аэросвязь Пермское — Хабаровск. Прибыл первый самолет с почтой.
6 июля 1932 года. Третий месяц стучат на Нижнем Амуре топоры, рушатся кедры, лиственницы, осины. Тайга отступает, оставляя на поле битвы чудовищные пни, похожие на осьминогов. Но не все трудятся в полную силу. Некоторые пытаются увильнуть.
Вчера в столовой, пристроенной к часовне, состоялась конференция прогульщиков — встреча лодырей с ударниками стройки. Было внесено предложение — платить деньги прогульщикам через специальную, черную кассу, а пищу выдавать в последнюю очередь. Многие из них тут же дали твердое слово впредь трудиться честно.
15 августа 1932 года. Отъезд в Хабаровск 32 физкультурников Дальпромстроя на краевую спартакиаду.
20 сентября 1932 года. Первая осень на Амуре запомнится нам двумя удивительными явлениями природы — небывалым наводнением и небывалым рунным ходом кеты. Батюшка Амур превратился в море. Несколько дней посвятили спасению ценных грузов — цемента, арматурного железа, станков. Комитет ВЛКСМ организовал добровольческие бригады рыбаков. Улов рыбы за декаду составил больше ста тонн.
1 октября 1932 года. Постройкой подвел итоги сентябрьского штурма по раскорчевке строительной площадки и постройке жилья. Коллективу второго участка присуждено переходящее Красное знамя.
16 октября 1932 года. Выход очередного номера «Амурского ударника» задержался на сутки из-за того, что снабженцы, невзирая на нашу мольбу, не отпустили трех литров керосина для освещения редакции и типографии. Объявлено в газете.
1 мая 1933 года. Сегодня была первая праздничная демонстрация. Все высыпали с чердаков, из шалашей, землянок и изб, собрались на берегу Амура, построились в колонну. Духовой оркестр заиграл марш. Демонстранты, преодолевая топкую грязь, двинулись к деревянной трибуне на Аварийной горе. В колонне шли тысячи юношей. Кое-где мелькали красные косынки девушек. Их было не более тридцати. Мы ценим их так, как даже не снилось самым галантным рыцарям прошлых веков. Вслед за знаменосцами неторопливо шагали нанайцы-охотники. Они несли полосатую шкуру уссурийского тигра, натянутую между двумя шестами. Вдруг колонна замедлила движение, многие стали смотреть в сторону реки. По выступам черных скал правого берега неуклюже карабкался прежний хозяин тайги — медведь, опасливо прислушиваясь к слитному шуму духового оркестра и человеческих голосов.
12 июня 1933 года. Состоялась закладка первого промышленного корпуса. Металлический цилиндр с актом закладки положил в фундамент Василий Константинович Блюхер, командующий Особой Краснознаменной Дальневосточной армией. Корабли Амурской военной флотилии, прибывшие на праздник, отметили это событие орудийным залпом, от которого из окон бывшего села Пермского вылетели все стекла.
СЕРГЕЙ ЧЕКМАРЕВ«ХОЧУ ЛЮБИТЬ, ВИДЕТЬ, ЖИТЬ…»
Жизнь Сергея Чекмарева, чистая, мужественная, бескорыстная, характерна для молодых людей эпохи великого социалистического строительства. В 19 — студент сельскохозяйственного института, страстный почитатель Маяковского. В 20 — активный участник коллективизации, терпеливый и настойчивый руководитель курсов по ликвидации неграмотности, в 22 — заместитель директора совхоза.
Он мечтал о литературе, начал писать с детских лет. «Я прежде всего хочу любить, — говорил он в одном из писем, — а потом уже писать про любовь, прежде хочу видеть, жить, потом уже писать о жизни. Первую половину жизни я буду писать для себя, вторую — для всех».
В 1933 году Сергей Чекмарев погиб.
Он не успел прожить и первую половину. Всего 23 года было дано ему. Но его письма, дневники, стихи, дошедшие до нас спустя два десятилетия, и сегодня оставляют комсомольца Сергея Чекмарева по праву в строю борцов.
В 1976 году Сергею Чекмареву присуждена премия Ленинского комсомола (посмертно).
С этого момента я забросил свою судьбу, или судьба забросила меня — как вам больше нравится, — в Воронеж.
Раз у меня есть свободное время, я должен объяснить все по порядку. Итак, Воронеж. Сдав вещи на хранение, поехал я в институт. Сверх ожидания документы у меня приняли весьма любезно, и не успел я опомниться, как очутился в кабинете ботаники. Таким образом, прямо с поезда я попал в объятия хламидомонады. Экзотические листы учебников зацвели переломной.
Оказывается, здесь организовали дополнительную группу, и от этой последней я отстал немного.
Труднее обстояло дело с квартирой. Общежития мне не дали. Почему? Потому, что свободных нет в природе. Пришлось разыскивать квартиру в городе. В незнакомом городе, вечером, это оказалось делом нелегким, тем более что Воронежское МКХ произвело недавно перенумерацию домов. Так и скакал я от старого дома девять к новому дому девять, пока не утомился бесплодными поисками. Тогда я пошел вымаливать номер в гостинице.
На следующий день я все же снял комнату. Вернее, не комнату — комнаты дороги, а часть комнаты. До трамвая ходьбы пятнадцать минут и на трамвае езды — пятнадцать копеек.
Что пока я могу сказать вам о Воронеже? Местность тут гористая, неровная, улицы, чуть не взвизгивая, летят вниз. Часто среди улицы возвышается лестница. Институт расположен примерно так же, как и Тимирязевка. Представьте вместо Каляевской улицы — проспект Революции, вместо Бутырской — улицу Ленина, вместо 12-го номера трамвая — 5-й, и иллюзия будет полная.