Нганасаны, узнав свойство термометра, с утра спрашивали: «Как холодно?» Я смотрела и объявляла — 17 градусов мороза. Несмотря на сильный ветер и мороз, решили перегонять стада. Аргиш был очень большой. Остановились только тогда, когда вконец измучились и устали.
Следующий бросок длился семь часов. Добрались до реки Малая Балахня. После ужина долго рассказывала о Москве и показывала фотоснимки. Моих слушателей больше всего удивил метрополитен, причем не тем, как и где он построен, а тем, чем было вызвано его строительство. Нганасаны никак не могли понять, как это людям может быть настолько тесно ходить по земле, что они лезут под землю.
Меня очень тронула забота Яни и Васептэ. Они ходили по берегу реки и нашли немного плавника.
— На вот, тебе принесли. Беда неохота, чтобы ты мерзла, — сказал Васептэ и, мелко нарубив плавник, сложил его в мой балок.
Наконец погода присмирела. Было так тихо, что слышался шорох падающих снежинок на землю, на санки, на чумы. Но в ночной тишине чудилось что-то таинственное. Мне казалось, что жестокая пурга накапливает силы.
Так и случилось! Утром я проснулась от жуткого холода и гула, сотрясавшего чум. Бушующая пурга загнала снег даже в самые маленькие щели. В полдень с трудом убрала снег из чума. Пришел Васептэ и объявил, что сегодня кочевать не будем.
К вечеру, приложив немало труда и выдержки, Васептэ из-под снега на реке достал дрова. Запылала печка, и все по очереди приходили ко мне пить чай и греться.
— Доставай свою тетрадку, где наши слова хранишь, я тебе новые слова говорить стану. Пиши!
«Куродиманы нилынын няяагаый?» — Как живешь? «Нгой кита чайдама бобту». — Налей чашку чая. «Диндиэнг?» — Поняла?
Четко произнося каждую букву, диктовал мне Яни Купчик. Так слово за слово, фразу за фразой, я изучала язык нганасан.
26 мая.…Сегодня с утра чудесное синее небо, огромное оранжевое солнце, теплый воздух! Мы все бросились к санкам и начали откапывать вещи, занесенные пургой. В моих ящиках, даже наглухо заколоченных, снег оказался и сверху и на дне.
Когда кончилась борьба со снегом, а мужчины вернулись из тундры с добытыми куропатками, все собрались в чуме Васептэ. После ужина читала вслух «Сказку о рыбаке и рыбке». Так великий русский поэт вошел в чум к нганасанам. Васептэ переводил каждые две строфы. Я выпускала те слова и выражения, которые были непонятны ни ему, ни остальным. Да простит меня Александр Сергеевич, что я синее море сделала «синей большой рекой», потому что «море» на языке нганасан означает тундру. Вместо корыта в дело пошел «черный с дырою котел» (для чая), а «владычицу морскую» пришлось вовсе исключить из сказки за трудность понимания. И захотела у нас «злая, ворчливая, ненасытная баба, чтобы рыбка стала ее батрачкой»… Несмотря на импровизацию, сказка получила оценку «шибко интересно».
Я заметила, что женщины, слушавшие сказку с особым вниманием, никак не выразили свой интерес и в конце повествования не проронили ни слова. Я решила, что, очевидно, женщине нганасанский этикет предписывает ничем не выражать свои чувства в присутствии мужчин.
Вечером выяснилось, что в пургу погибли два теленка. Все долго жалели об этом, а я спросила Васептэ, почему он перед пургой не забрал телят в чум. Он рассказал, что потом матки не принимают телят в стадо, потому что они пахнут дымом.
— Васептэ, — сказала я, — почему бы тебе не сделать отдельный маленький чум из шкур? Туда в пургу можно пускать телят и матку.
Васептэ посмотрел на меня, сморщил лоб и удивленно сказал:
— Пошто так: баба, а правильную говорку сказала!
Я, конечно, не преминула (в который уже раз) напомнить, что «бабы» ничем не хуже мужчин. Он скептически улыбнулся.
— О, совсем вниз ушел, однако, беда мороз!
Восклицание Васептэ и говор собравшихся около термометра мужчин разбудили меня. Действительно, было около 20 градусов мороза. Но все же решили аргишить и двинулись по реке до большого мыса. По подсчетам Васептэ, через два-три перегона мы придем к цели, на Большую Балахню.
29 мая. Наблюдала сегодня за трехлетним Лямо. Этот ребенок никогда не пил оленьего молока, не пробовал никакой каши: он питается только тем, что едят взрослые. Сырое мясо, кровь, мозги он любит больше, чем наши ребята какао, манные или рисовые каши. Растет, как и все нганасанские дети. С рождения тельце и головка ни разу не мылись. Голого крошку без пеленок укладывают в меховой мешок, который кладут в маленькую деревянную люльку. Подстилкой ему служат хорошо высушенные и мелко накрошенные деревянные гнилушки. И все же Лямо здоров и весел.
Огорчаюсь, что часто откладываются занятия с Васептэ и Хыты. Находятся тысячи причин. Вот и сегодня нам всем идти за куропатками. Возвратившись с охоты, тотчас улеглись спать. Каждый убил по четыре куропатки, а Ачептэ принес 12 штук.
Идет первый весенний дождь.
2 июня. Снова в пути. На половине дневной дороги разделились, как было уговорено раньше: одна группа идет к Большой Балахне, другая — остается с важенками и телятами.
По крайней мере неделю я не увижу Васептэ. Это очень плохо: из всех нганасан только он один более или менее свободно говорил по-русски. Расстались мы с ним весьма сердечно.
4 июня. Тундра буквально водоточит. Со всех холмов стекают бурлящие потоки. Образуются небольшие речки. Идем без отдыха: надо попасть к Большой Балахне, пока она еще не тронулась.
Сапоги чавкают в грязи. Оставшийся кое-где снег совершенно мокрый. Вымокла вся одежда. Весна в полном разгаре, и идти весело. На сердце так легко и радостно, что хочется петь. В синем воздухе плывут караваны гусей. Обнажилась черная земля с бледно-зелеными вкраплинами оленьего мха. Ни одного даже самого тоненького кустика кругом. Воздух свежий, полный здоровых запахов земли, травы, воды. К вечеру вышли на холмик, откуда до Большой Балахни всего полкилометра.
18 июня. Надела болотные сапоги, майку, полушубок, берет. Завела на прощанье патефон — придется оставить его в балке. Прослушали три пластинки.
Перед отъездом женщины подошли к своим санкам и нартам. Каждая ударяла палкой свои нарты и приговаривала, чтобы вещи не сердились за то, что их оставляют. Ведь остаются они до осени, а осенью хозяйки вернутся к ним и принесут гостинцы — кусочки жира оленя.
Амыль подала и мне палку, чтобы я попрощалась с балком. Но я сказала, что, если медведи не разорят наши вещи, они будут целыми к нашему возвращению. А от медведя заговоры не помогут.
После прощального обряда весь аргиш тронулся в путь.
Вскоре попалась небольшая речка. В тундре никаких мостов нет. Реки переходят вброд или переезжают на лодках. Васептэ первым вошел в воду, наметил дорогу и благополучно провел аргиш.
Остановились на высоком берегу Большой Балахни, в устье той речушки, которую мы переходили утром. Быстро поставили палатку: отныне она будет служить мне домом. После балка и чума палатка кажется просторной и светлой. Столик, покрытый зеленой клеенкой, чистая постель, скамеечка — все это делает ее очень уютной, напоминающей дачную комнатку.
Вечером повесила сетку для волейбола. Все мужчины приняли участие в игре, причем играли с азартом, но девушки дичились и, несмотря на мои приглашения и подзадоривания, избегали мяча, боялись брать его в руки.
После ужина я пошла встречать Васептэ, который осматривал пущальни[30]. Под обрывом плескалась вода.
Васептэ еще издали радостно махал мне руками: значит, улов был удачный. Оказалось, что река подарила нам 68 жирных чиров.
После сытного ужина с удовольствием посидела над рекой на высоком мысу. Птицы носятся в воздухе, несмотря на ночь. Солнце стоит высоко над горизонтом. Продолжая свой путь по небосклону, в шесть утра оно заглянет в мою палатку.
Трава подымается все выше и выше.
19 июня. Пришел Андрей Александрович Попов. Наши стойбища расположены недалеко друг от друга, и он время от времени совершает прогулку по тундре. Знакомлю его с новыми нганасанскими словами, а он помогает мне разбираться в произношении, в записи букв, помогает и в моей работе, выполняя очень важную роль переводчика. Язык долган[31] нганасаны знают хорошо, и рассказывать им что-либо лучше на этом языке. А Попов владеет им в совершенстве.
Воспользовавшись приходом Попова, устроила читку Конституции и беседу об этом великом историческом документе. Меня радовало, что на этой беседе присутствовали все взрослые члены нашего стойбища.
24 июня. День выдался на редкость тяжелым. Сделали громадный переход. Пересекли три высоких хребта, то взбираясь в гору, то спускаясь в ложбинку, чтобы снова брать крутой подъем. Устала.
2 июля. Борей[32] рассердился на нас.
С севера подул резкий морозный ветер. 2 градуса тепла. Не верится, что сейчас июль, лето. Никто не выходит из чумов. Мужчины сидят, втянув голову в са-куй, и согреваются своим дыханием. Я следую их примеру и отсыпаюсь после утомительного путешествия.
12 июля. Мы с Васептэ изрядно устали за последнее время, так как большую часть пути идем пешком. Сегодня Асянду запряг в саночки пять оленей, и мы с ним помчались впереди аргиша. Раньше предполагалось, не заходя на реку Гусиху, идти прямо к озеру Кунсалых. Но в этом случае пересечь придется «пустую землю». Без запаса рыбы это равносильно длительной голодовке. Пришел Васептэ.
— Ама, как ты думаешь, не будет худо ломать план, идти на Портнягино озеро?
— А рыба на Портнягином есть? — спросила я.
Он ответил утвердительно, и я посоветовала «ломать план».
Четверка оленей очень быстро доставила нас в стойбище у озера Портнягино. В чумах уже дымились костры: на озере плавали ветки[33] с рыбаками, но к ужину не добыли ни одной рыбы. Убили домашнего оленя и утолили голод.