Короче, мы потерпели поражение. Кто прочтет это, пусть не осудит: борьба была не на равных.
Итак, на шестерых — только два спальных мешка. И палатка, в которой и троим было ужасно тесно.
Сейчас ночь. Трое лежат, четвертый кое-как привалился, дремлет. Мы с Санькой сидим. Мне через 20 минут на метеосрок (в час ночи). Да и все равно спать негде.
В общем, мы на положении ожидающих поезда, только наш поезд может прибыть через несколько дней, а быть может, и недель.
9 июня. Вот уже вторые сутки стоят изумительные ночи. Насколько природа здесь бывает свирепа и коварна, настолько же бывает изумительна и величава (но не нежна!).
Днем была чудесная погода, а из Мирного самолет не мог вылететь: порывы ветра до 27 м/сек.
Но мне кажется, завтра последний «дригальский» день.
10 июня. Ожидания оправдались: мы в Мирном. Встречали радостно и с некоторой завистью; хлебнули Антарктиды.
Да, совершенно понятно; Мирный — это еще не Антарктида.
Наибольший успех выпал на долю моих усов. Таких усов в Мирном нет. Их сравнивают то с китайскими, то еще черт знает с чьими.
Предложили выступить по радио с рассказом о Дригальском. Отказался. Наша радиогазета — ехидная организация, любит подстраивать каверзы. Вместо меня на удочку попался Кричак. После торжественного выступления Оскара Григорьевича была исполнена едкая песенка о его злоключениях на острове. Возможно, и мне была уготована такая же участь.
Английский кружок процветает, в качестве пособия крутят фильмы. Приходят и ни слова не понимающие по-английски.
13 июня. В Мирном настолько привычная и скучная атмосфера, что Дригальский кажется чем-то очень давним.
Все эти дни бездельничал. Только сегодня приступил более или менее тесно к работе: метеорологи попросили наладить актинометрическую установку. Неудобно отказываться, хотя у самого полно работы.
Завтра пойдем вытаскивать трактор. Вчера наши хлопцы вышли из Мирного, чтобы пройтись с гравикой вдоль гляциологических вех. Решено было идти напрямик, через трещины. Ребята прошли, а шедший за ними трактор провалился.
Трещины в Антарктиде — бич. Все поражаются, как это с нашими людьми не было еще несчастных случаев. Бывало, люди проваливались (например, в день нашего отлета на остров начальник электростанции Ягод-кин, идя к себе домой по миллион раз хоженной и езженной дороге, провалился в трещину, но успел ухватиться за край), но как-то им везло: либо попадали на небольшой глубине в расклин, либо (чего практически здесь не делают) шли на связке. Но все, конечно, до поры до времени.
Мирянское радио сообщило, что наш перелет с острова в Мирный — самый поздний авиационный перелет в истории Антарктиды.
17 июня. Боюсь повторяться (но что я могу поделать!), уже который день дует. Порывы за 30. Ей-богу, это надоедает. Надоедает бороться с дверью, чтобы войти в свой тамбур (просто сил не хватает открыть ее, проклятую) и пулей влетать в него, дабы не пришибло. Надоедает после двухминутной ходьбы приходить с от» топыренными карманами, плотно набитыми снегом. Надоедает скользить и падать на застругах[48], не видя ничего под ногами, надоедает слышать постоянный свист и вой. Да мало ли чго надоедает в пургу!
Нет, я не скис, ведь через пяток дней будет зимнее солнцестояние (сегодня с этим нас поздравили японцы), и деньки побегут, увеличиваясь, а через неделю мне
стукнет двадцать пять. Да, это, конечно, в некоем роде дата.
Завтра должен выступить с лекцией под громким названием «Атомная энергия и ее использование». Так как мне предоставляется только полчаса, то это будет, безусловно, не лекция, а самые бессовестные выжимки.
Вопрос о составе санно-тракторных поездов все еще не решен, и это меня сильно беспокоит.
18 июня. Пурга чуть поутихла, и мы отправились спасать трактор, провалившийся в трещину. Дорога к нему была сложна и опасна, порой бывало, что снежный мост обрушивался сразу за нами.
Прибыв на место, опутались веревками и начали бродить вокруг трактора, фотографировать. Трещина аховая: провалишься — и конца не достигнешь. Но с веревками работать очень неприятно, и мы сбросили их, несмотря на И., возводившего хулу на нас. Все прекрасно обошлось, хоть трактор пока и поныне там.
Сегодня я ораторствовал. В общем, кажется, получилось не очень плохо. Просто плохо. Не выдержав философии на пальцах, ввалился в квантовое состояние частиц. Еле вылез. Вечером И. со страшной силой раскритиковал.
Кажется, начальству нравится мысль послать меня в поезд в район гор на Земле Королевы Мод (станция Лазарев).
Эта мысль мне не очень нравится, но все же лучше, чем сидеть в Мирном.
Вплотную взялись за проштрафившийся трактор. Погода не очень благоприятствовала нашему предприятию: дул сильный ветер, и была довольно низкая, под минус 30 градусов, температура. Собралась довольно большая компания, в основном фотолюбители.
Я связался с И. Это было действительно необходимо, так как работать пришлось в самой трещине. За последние метели под трактор насадило снегу, так что невозможно было даже трос протянуть под ним. Работать было несколько неудобно: лежишь на снежном мосту неизвестной толщины под трактором, имеющим принципиальную возможность продолжить свое первоначальное движение к центру Земли. Но туннель был прорыт, трос пропущен, и мощный, 500-сильный АТТ после ряда неудач извлек машину.
Сегодняшняя экзотика стоила пропуска декадных измерений. Этим займусь завтра.
21 июня. День зимнего противостояния (для нашего полушария). С завтрашнего дня ночи будут укорачиваться. Хорошо! В честь такого праздника природа создала чудесную, редкую для зимней Антарктики погоду. День был ясный и совершенно тихий. Полный штиль. Как хочется надолго запомнить окраску такого дня.
Утро. Девять часов. На востоке ярко-голубое небо, над нами и дальше темно-синее, почти черное. Яркие звезды, узкий серп месяца. Голубизна наступает, вот она захватила уже полнеба. Звезды меркнут, светит лишь месяц. Восточный горизонт — сплошная багровая полоса. Ударил первый луч солнца. Вспыхнул купол, засверкали далекие айсберги. Солнцу удается лишь чуть высунуться, и оно не может осветить снег и лед. Поэтому в мире существуют только две краски: синяя и багровая. Но сколько оттенков: от чистейшей лазури до густого фиолетового, от багряно-алого до темно-красного, и все это в самых различных сочетаниях. Похоже на картины Рериха, только чище, прозрачнее.
25 июня. Итак, «Павлу Кутузову стукнуло уже 25 лет», как сказали вчера в радиогазете.
«Четверть века! Это же не хвост собачий!» — добавили в кают-компании.
А посему решено было отметить такое событие. Виновнику сообщили, что его присутствие необязательно, но желательно. Занятие кружка английского языка было уменьшено до неприличия (ибо руководитель и добрая половина членов должны были участвовать в намечающемся мероприятии).
А сегодня утром, поднятый Нарциссом около десяти, поехал вместе с ним на собаках к скважине.
Несмотря на мороз (около минус тридцати градусов), в Мирном почти не было ветра. Но стоило нам отъехать от Мирного, как ветер взялся за нас. Ехать пришлось в гору, против ветра. Все эти Айсберги, Казбеки и Индусы проявляли неукротимое стремление, но только в направлении к дому. «Хуук-хук», «пооч-по» и другие команды они явно не относили на свой счет. В итоге девять километров были пройдены за два с гаком часа. Обратно этот путь мы проделали за 20 минут, правда, псы укоротили расстояние, протащив нас напрямик через трещины.
Несмотря на предосторожности, отморозил часть щеки, и теперь она начинает чернеть. Завтра путешествие будет повторено.
28 июня. За эти дни съездили еще раз на купол. Минусы и ветер усилились, а посему к обмороженной щеке добавлен подбородок. Теперь я слегка напоминаю зебру.
Вчера с Нарциссом ходили на припай, километров за семь от Мирного: бурили лед, определяли его толщину.
Сегодня опять должны были идти, точнее, ехать на псах по припаю к айсбергам (12 километров от Мирного). Но утром наш конкурент Пал Кононович Сенько (начальник геофизического отряда) решил поехать к буровой вышке (там у него магнитометр работает) по той же трассе, что и мы ездили на купол, но двумя километрами короче.
Поехал и сделал это совсем напрасно.
С утра ветерок был небольшой, всего 16 м/сек. К обеду он усилился до 22–24 м/сек. Началась метель. К этому времени Сенько с каюром уже выехал. Сейчас ветер усилился до 47 м/сек, по радио передано запрещение высовывать нос из домов. А путешественников все нет. После обеда начальник экспедиции Короткевич и его заместитель Матвейчук отправились на АТТ искать пропавших. Но, проплутав четыре часа, вернулись.
После возвращения Короткевич позвонил к нам и попросил помощи: вслепую вывести к вышке АТТ. Я ответил, что желательно прихватить Нарцисса Боркова (его советы весьма ценны, мы с ним вдвоем ездили).
Но И. рассудил иначе. Мне было приказано вместе со спасательным отрядом идти по припаю вдоль барьера (на случай, если, заблудившись, пропавшие свалились с барьера). Мы должны были пройти два километра за мыс Ураганный (до него около трех километров). Если учесть капризы здешней природы, задание нешуточное. Облачились, запаслись ракетами, альпенштоками.
Нас было четверо: И., Боб Моисеев (занимается полярными сияниями), геодезист Дима Хромихин и я. Пошли на одной веревке. Первым шел И. как мастер спорта по альпинизму и начальник отряда, я замыкал цепь. Дойти удалось только до спуска с барьера на припай, дальше не хватило сил. Заблудились. И. провалился в трещину, но был благополучно выдернут оттуда.
Потом я отправился искать дорогу. Кажется, нашел, но надо было бы переползать через две довольно широкие трещины (впрочем, я не уверен, что это была дорога). Промучившись больше часа, вернулись.
Оказывается, правильно сделали, так как под барьером видимость из-за завихрений еще днем была около одного метра, то есть на расстоянии вытянутой руки уже не видно, а сейчас, ночью, еще хуже.