23 февраля. До деревни Моамбы отсюда миля. Она стоит на левом берегу Меренге, реки побольше, чем Меренгу, текущей на север; ее берега и илистые рукава поросли высокими прямыми вечнозелеными деревьями. Деревня окружена частоколом и сухим рвом шириной в пятнадцать – двадцать футов и такой же глубины. Долго беседовал с Моамбой. Это крупный, толстый мужчина, похожий на трактирщика, левый глаз его немного косит, но он умен и приветлив. Подарил ему отрез; он дал мне муки из маэре, сколько мог снести человек, и большую корзину земляных орехов. Он хотел, чтобы мы перешли на Меренге, если уж не хотим жить в деревне: он мог бы тогда видеться и разговаривать со мной. Я показал ему картины в «Библейском словаре» Смита, которые он без труда понял, рассказывал ему о Библии.
Он очень интересовался, почему мы идем на Танганьику, зачем пришли, что будем там покупать, есть ли у нас там связи. Затем вождь показал мне превосходные большие бивни длиной в восемь футов шесть дюймов. «Что же ты хочешь покупать, если не рабов и не слоновую кость?» Я ответил, что единственное, что я здесь видел, стоящее покупки в качестве образчика, – это рослый, толстый вождь, которого женщина поит пивом. Это его рассмешило, и он заметил, что в таком случае, когда мы достигнем моей страны, я должен буду одеть его в красивую одежду. Эта реплика привела к разговору о нашем климате и о производстве шерсти.
24 февраля. После воскресной службы отправился к вождю, но поздно, так как грозил пойти сильный дождь. Вождь разбирал спорное дело, и какой-то старик говорил целый час. Моамба слушал все время с серьезностью судьи. Затем вынес решение, занявшее минут пять, и выигравший процесс ушел, весело распевая. Всякий обращающийся к вождю поворачивается сперва к нему спиной и ложится на землю, хлопая при этом в ладоши. Такова обычная церемония приветствия. Другой род приветствия здесь, в Лобембе, где все носят лук, состоит в постукивании стрелой о стрелу или стрелой о лук. Немного поговорил с вождем, но, пока тянулось судебное дело, стало уже поздно. Вождь попросил нас пройти к Меренге и пробыть там одну ночь, а потом уж продолжать путь. Наутро мы расположились по соседству с деревней. Здесь изготовляется много медной проволоки, причем волочильщики в одной из стадий процесса пользуются семидюймовым канатом. Проволоку делают очень хорошую и используют главным образом для браслетов на голени и у щиколотки. Жены вождя перегружены этими украшениями и вынуждены из-за их тяжести ступать очень степенно. Медь привозят из Катанги.
26 февраля. Вождь хочет купить отрез ткани за двух коз, но его люди не доставили их достаточно быстро. Один из моих слуг, Симон, заболел лихорадкой. Все это заставляет меня остаться, хотя движение с одного места на другое – единственное наше лекарство.
С людьми вождя отношения у нас неважные, но с ним самим все очень просто. Его люди потребовали уплаты вперед за каноэ для переправы через реку Лоомбе. Однако в устах вождя требование это оказалось не столь чрезмерным, так как он обещал дать человека, чтобы помочь нам доставить каноэ и все, что еще потребуется по всему пути до деревни вождя Чибуэ. Когда он сделал предложение в этой форме, я подарил ему отрез ткани, а он мне – козу, копье, украшенное медной проволокой, много муки, пива и ньюмбо. Мы расстались друзьями, так как его подарки стоили отреза.
Двигаясь северо-западным курсом, мы добрались до реки Чикошо, текущей на запад, а оттуда вышли к Ликомбе по высокому хребту Лосаусва, идущему далеко на запад. Вероятно, это водораздел между речками, стекающими к Чамбези, и теми, которые впадают в северные реки. Туда текут Локопа, Лоомбе, Никеленге, далее Луфубу, или Лову. Последняя впадает на севере в Льембе, впрочем, сведения очень путаные. Река Чамбези берет начало в стране мамбве, к северо-востоку от владений Моамбы и недалеко от них.
Лес, по которому мы шли, густой, но низкорослый. Деревья чахлые, и нет никакого стока воды, кроме как просачиванием ее в почву. На глинистых сланцах, которые дают начало глинистой почве, дожди стекают с поверхности, и здесь деревья достигают больших размеров. Дороги не портятся вследствие отвода воды медленным процессом просачивания. Сейчас все склоны с глинистой и песчаной почвой сочатся водой и переполнены. Чтобы содержащаяся в почве вода стекла, требуется много времени. Местность в общем можно назвать покрытой лесом.
6 марта 1867 г. После короткого перехода пришли в деревню на реке Молиланга, текущей на восток к Лоомбе. Здесь впервые увидели бананы, их называют, как и в Лунде, нконде. Вывешены немногочисленные трофеи, отнятые у мазиту. У Читапангвы частокол украшали двадцать четыре черепа. Племя бабемба, несомненно, воинственнее всех племен, живущих к югу от них. Деревни бабемба обнесены частоколами и окружены глубокими сухими рвами.
Наш проводник от Моамбы отказался идти дальше. Вождь деревни указал нам неправильную дорогу, и мы прошли через три болота, каждое шириной не менее полумили. В первой деревне, к которой мы подошли, жители заперли перед нами ворота, но потом побежали за нами. Мы отказались войти в деревню. Это у них способ показать свою независимость. Несмотря на их протесты, мы поставили себе шалаши на холме. Они говорили, что ворота закрыли мальчишки, но мальчик, который запер их, заявил, что сделал это по приказанию вождя. Если бы мы теперь вошли в деревню, то жители смотрели бы на нас, как на людей, которые им многим обязаны.
8 марта. Прошли дальше в деревню на Лоомбе, где жители проявили противоположное отношение: в деревне не было ни души, все ушли на свои участки. Когда пришла добрая хозяйка, она отвела нам всем хижины, что спасло нас от проливного дождя. Мальчики, пасшие коз, не трогались с места, когда мы проходили вдоль края этой очаровательной долины. Издали течение реки Лоомбе кажется медленным. Пастух, пасший стадо, сказал нам: «Добро пожаловать» – и обещал на следующий день показать переправу. Он также приготовил нам поесть.
Наша радушная хозяйка проводила нас, и мы пошли на запад вдоль Лоомбе, пока не дошли до моста (довольно шаткое сооружение). Ширина главного русла Лоомбе шестьдесят шесть футов, глубина шесть футов, разлилась она не менее чем на двести футов от берега. На мосту воды было по колено. В затопленной разливом части, по ту сторону реки, воды было по пояс, течение быстрое.
Все население сейчас занято пересадкой табака с участков, засеянных у хижин под навесами крыш, на поля. Видимо, табак не в состоянии выдержать сильную летнюю жару. Здесь сажают также какой-то вид лиранды, подходящий для холодной погоды. Мы думали, что облагодетельствуем жителей, раздавая им горох, но оказалось, что он уже широко распространен по всей стране, притом растет и в холодный период. Прошли вдоль реки Диолы до старой хижины и развели костер, оттуда без дороги – к другой реке, Лоэндаве, шириной в шесть футов и глубиной в девять.
10 марта. Со времени выхода из деревни Моамбы болею лихорадкой. Каждый шаг отдается у меня в груди, чувствую сильную слабость. С трудом удается не отставать, хотя раньше я всегда шел впереди и должен был сдерживать шаг, чтобы не оторваться совсем от людей. Все время звенит в ушах, и я почти не слышу громкого тиканья хронометров. Аппетит хороший, но у нас нет настоящей пищи: едим главным образом муку из маэре и бобы или мапембу (земляные орехи), изредка курицу.
Вся местность покрыта изгородями хопо, но животные запуганы, и мы их совсем не видим.
11 марта. Задерживаемся из-за непрерывного дождя.
По пометкам на грудах доломита установили, что когда-то сюда приходила партия кузнецов из Лонды для выплавки железа и соорудила свои мастерские. Видели старую железноплавильную печь и кучи гематита. По-видимому, этой рудой пользуются здесь повсеместно.
12 марта. На некоторое время нас задержал дождь, но вскоре мы пришли в обнесенную частоколом деревню Чибуэ. Как и все другие здешние деревни, деревня вождя Чибуэ стоит на реке. На берегу густая рощица деревьев – какой-то вид мангровых. Эти деревья достигают больших размеров, древесина мягкая, листья сочные, корни переплетаются в грязи, и нужно следить, чтобы не ступить на такое место, где их нет, не то погружаешься в грязь по бедро. В деревнях жители считают, что мы находимся на их земле, и толпятся у нас, причиняя нам неудобства. Но вне деревни, где обычно мы строим свои шалаши, они иначе смотрят на нас, мы на равной ноге, и они себе ничего лишнего не позволяют.
Племя балунгу делает отметины на висках в виде трех-четырех маленьких шишечек; мочки ушей растянуты вставленными в них кусками дерева, украшенными бусами. Поперек лба идет полоса бус, поддерживающих поднятые кверху волосы.
Деревня Чибуэ стоит у истоков реки Локвены, текущей на север-северо-восток. К северо-востоку от нас тянется длинная гряда невысоких гор, это Мамбве или часть их. Оттуда, но чуть южнее, начинается Чамбези. Локвена, вокруг истока которой мы обошли, и все другие речки к северу и западу от нее текут в Лофу, или Луву, и далее в озеро Льемба. Реки, стекающие с гор по правую сторону от нас, текут на восток, впадают в Лоанзу, а она – в озеро.
15 марта. Идем в деревню озерного вождя Касонсо, владеющего также окружающей большой страной.
Пересекли Лочендже, ширина ее пять ярдов, глубина по колено; дальше вышли к Чаньюмбе. Сейчас течение всех этих речек очень быстрое, они полноводны, вода в них чистая. Все жители носят с собой топоры, как будто воюют все время с лесом. Из-за затянувшейся лихорадки я мало расположен наслаждаться прекрасным пейзажем. Мы, очевидно, на хребте водораздела, но у населения нет ясного представления о том, куда текут реки.
19 марта. Из деревни, около которой мы расположились, пришла партия молодых людей, чтобы заставить нас уплатить что-нибудь за то, что мы не пошли в их деревню: «Нужно приветствовать сына большого вождя…» – и т. д. Они были вооружены луками и стрелами и были готовы к бою. Я объяснил, что мы остановились близко от них, ибо они сказали, что мы не сможем сегодня достигнуть владений Касонсо. Вождь их не дал нам ничего. Немного поговорив с нами и пригрозив, что завтра примут меры, они, слава Богу, ушли, не пытаясь ничего предпринять. Продвигаясь дальше лесом на северо-запад вдоль зеленых, поросших деревьями склонов, тянувшихся по правую руку, пришли в одну из деревень Касонсо, расположенную в очаровательной долине. Здесь реки углубили большие зеленые долины; многие из речек, как, например, Каканза, впадают в Луву.