— Мне показалось, что она хорошая.
Я недоброжелательно смотрю на него, вспоминая, что он даже не поехал с Мэгги к врачу за противозачаточными таблетками. И несомненно, он чувствует себя виноватым.
— Если хочешь написать статью в газету, то можешь это сделать, — говорит он. — Мне кажется, что я твой должник.
— За то, что съездила с Мэгги к врачу? Думаю, да.
— Разве не лучше, когда девушки вместе делают такие вещи?
— Не знаю, — говорю я. — Что, если бы Мэгги забеременела?
— Этого я и пытаюсь избежать. Я думаю, я заслужил дополнительные очки за то, что являюсь хорошим парнем и заставляю ее принимать таблетки, — говорит Питер, как если бы он заслужил, чтобы его в знак одобрения похлопали по спине.
— Я думаю, что Мэгги и сама достаточно умна, чтобы знать, что ей нужно принимать таблетки.
— Эй, я не это имел в виду…
— Проехали, — раздраженно говорю я и вспоминаю ту девушку, которая все плакала и плакала после того, как сделала аборт. Парня, от которого она забеременела, там тоже не было. Я должна рассказать Питеру о ней, но я не знаю, с чего начать.
— В любом случае, это было очень мило с твоей стороны, — признается он. — Мэгги сказала, что ты ей очень помогла.
— Это тебя удивляет?
— Не знаю, Кэрри, — он мнется. — Я думал… я всегда думал, что ты… несколько дурашливая.
— Дурашливая?
— Ты всегда шутишь, придумываешь приключения на свою задницу. И я никогда не мог понять, что ты делаешь на занятиях по математическому анализу.
— Почему? Потому что я забавная? Разве девушка не может быть одновременно забавной и умной?
— Я не говорил, что ты не умная…
— Или это потому, что я не еду в Гарвард?
Мэгги постоянно говорит мне, что ты замечательный человек. Но я этого не вижу. Или, возможно, ты изменился в последние три дня.
— Эй-эй. Спокойнее. Не стоит сходить с ума. Почему вы, девушки, всегда все принимаете так близко к сердцу? — спрашивает он.
Я сижу, положив ногу на ногу, и молчу. Питеру становится неловко, и он елозит на водительском сиденье.
— Эмм… — говорит он. — Ты должна что-нибудь написать в газету. Может, биографический очерк об одном из учителей? Они всегда хорошо выходят.
Я вытягиваю ноги и кладу их на приборную панель.
— Я подумаю об этом, — говорю я. Мы уже въезжаем на стоянку у торгового центра, а я все никак не могу успокоиться. И еще меня гложет мысль о том, как я смогу дружить с Мэгги, пока она встречается с этим негодяем. Я выбираюсь из машины и громко хлопаю дверью, что, конечно, неправильно, но я не могу удержаться. — Я пойду внутрь, хорошо?
— Давай, — говорит он. Он явно нервничает. — Мы будем в «Миссис Филдс».
Я киваю и, пока иду через парковку, нахожу в сумке сигарету, прикуриваю ее и немного успокаиваюсь. И тут я вижу, как на стоянку въезжает желтый «Корвет» и паркуется в десяти футах от меня. Это Себастьян и Лали. Они смеются и хохочут, вылезая из машины. У меня в желудке все переворачивается: где они были последние полтора часа?
— Привет, крошка, — говорит Себастьян и целует меня в губы. — Мы были такими голодными, что заехали в «Гамбургер Шэк».
— Вы видели Уолта?
— Ага, — говорит Лали. Себастьян обнимает меня одной рукой, а затем другой рукой обнимает Лали. Так втроем мы идем в магазин.
Единственное, что меня успокаивает, то, что я знаю, что Себастьян не врал насчет «Гамбургер Шэк». Когда он целовал меня, от него пахло луком и перцем вперемешку с резким запахом табака.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯКлики создаются, чтобы их разрушать
— Что ты думаешь по этому поводу? — спрашиваю я у Мыши, постукивая по столу ручкой.
— Критиковать Донну ЛаДонну в первой же статье, написанной для «Мускатного ореха»? Рискованно, Брэдли. Особенно если учесть, что ты не знаешь ее точку зрения.
— Даже и пытаться нет смысла, — отвечаю я.
Это не совсем верно. Я не спускала с нее глаз, это правда, но и встречаться с ней лицом к лицу в мои планы не входило. На самом деле я три раза ездила к ее дому. Ее семья живет в большом, новом и поразительно уродливом доме на холме. У дома две колонны, одна стена из кирпича, вторая отделана итальянской штукатуркой, а две другие — деревом, так что возникает впечатление, что тот, кто работал над архитектурным проектом, просто не мог определить, чего он хочет, и, отчаявшись, решил сделать сразу все. Отношение Донны ЛаДонны к мужчинам можно охарактеризовать подобным же образом, так мне кажется.
Я подъезжала к дому три раза, и дважды он был пуст, но в третий раз я видела Тимми Брюстера, который выходил из дома в сопровождении Донны. Прежде чем сесть в машину, Тимми сделал в ее сторону выпад, как будто пытался поцеловать, но она оттолкнула его с притворным гневом и рассмеялась. Тимми еще сидел в заведенном автомобиле, когда на подъездную дорожку въехала другая машина — голубой «Мерседес», и из него вышел очень симпатичный высокий парень, он прошел мимо Брюстера прямиком к Донне и обнял ее за талию, после чего они, даже не оглянувшись, проследовали в дом.
Да, если говорить об отношениях с парнями, Донна придерживается своеобразных принципов.
И вот теперь между Мышью и мной происходит такой разговор.
— Почему бы не начать с менее спорной темы, чем Донна ЛаДонна? Не стоит ли для начала приучить людей к мысли, что ты теперь один из авторов «Мускатного ореха»?
— Если не о Донне, о чем мне тогда вообще писать? — жалуюсь я.
Я кладу ноги на стол и откидываюсь в кресле.
— У Донны есть одно замечательное качество — ее все боятся. Скажи мне, что еще есть такого в старших классах, от чего бы страдали все сразу?
— Клики.
— Клики? Да мы не принадлежим ни к какой клике.
— Ну это как посмотреть. На протяжении последних десяти лет мы общаемся практически с одними и теми же людьми, поэтому можно сказать, что принадлежим.
— Я всегда считала, что мы — противники всяческих клик.
— Разве нельзя сказать, что противники клик образуют свою клику? — спрашивает меня Мышь.
Лежа в кресле, я некоторое время размышляю, потом соглашаюсь:
— Да, возможно, это неплохой сюжет.
От того, что я лежу практически параллельно столу, ноги соскальзывают, и я падаю на пол, сбивая со стола несколько книг. Оказавшись на полу, с креслом, лежащим на голове, я осторожно выглядываю из-под сиденья и вижу, как ко мне склоняется малышка Гейл.
Кто-то должен рассказать девочке правду о «Клерасил».
— Кэрри? — спрашивает она в изумлении. — С тобой все в порядке?
Диковато оглядываясь по сторонам, она собирает с пола упавшие книги.
— Лучше тебе подняться прежде, чем сюда придет библиотекарша. Если она застанет тебя в таком положении, она нас выгонит.
Мышь разражается смехом.
— Я не понимаю, — говорит Гейл, прижимая к себе стопку книг. Глаза ее наполняются слезами.
— Дорогая, — говорю я. — Мы не издеваемся над тобой. Просто мы — взрослые. Нам плевать, выгонит нас библиотекарша или нет.
— Если она попытается, мы ей сами такого зададим, — добавляет Мышь.
Мы смотрим друг на друга и тихо смеемся.
— А, ну да.
Гейл нервно закусывает губу. Я придвигаю для нее стул и предлагаю сесть рядом.
— Присядь.
— Зачем?
— Это Роберта Кастеллс, — говорю я, и Гейл боязливо присаживается. — Известная также под именем Могучая Мышь. Или просто Мышь.
— Привет, — говорит Гейл застенчиво. — Я о тебе много слышала. Ты — легенда. Говорят, ты самая умная в школе. Жаль, что я не такая. Не самая умная. Да и самой красивой я никогда не буду.
Две Джен входят в библиотеку, принюхиваясь, словно гончие, замечают нас и садятся за стол неподалеку.
— Видишь девочек, — киваю я в сторону вновь прибывших. — Как ты считаешь, они красивые?
— Две Джен? Они прекрасны.
— Сейчас, да, — говорю я. — Но через пару лет…
— Через пару лет они будут выглядеть очень и очень старыми. Они будут выглядеть лет на сорок, — подхватывает Мышь.
Малышка Гейл прикрывает рот рукой.
— Почему? Что с ними случится?
— Они достигли наивысшей точки жизни к старшим классам, — объясняю я.
— Что?
— Верно, — соглашается Мышь и одобрительно кивает. — А после старших классов все начнет катиться под гору. Дети. Мужья-обманщики. Бесперспективная работа. Плохо, когда расцвет приходится на старшие классы. Жизнь потом оказывается сплошной катастрофой.
— Я никогда об этом не думала, — говорит Гейл и смотрит на двух Джен так, словно они — уродливые пришельцы с другой планеты.
— Кстати, — говорю я. — Что тебя больше всего раздражает в старших классах?
— Хм… Еда?
— Нет, это несерьезно. Столовые навевают уныние, это правда, но… И не Донна ЛаДонна, верно?
— Я думаю, речь идет о кликах.
— О кликах, — киваю я и смотрю на Мышь, приподняв бровь. — Почему?
— Потому что из-за них невозможно чувствовать себя в безопасности. Ты можешь понять, что не принадлежишь к определенному кругу, потому что эти люди с тобой не разговаривают. Или, наоборот, ты принадлежишь к клике, и тогда все происходит, как в «Повелителе мух». Никогда не знаешь, за кем сегодня охотятся.
Она снова прикрывает ладонью рот.
— Я слишком много говорю?
— Нет-нет, продолжай.
Я открываю блокнот, нахожу чистый лист и принимаюсь записывать.
— Ну что ж, работа над материалом, который я готовлю для «Мускатного ореха», идет неплохо, — говорю я, вынимая из плиты противень с печеньем, посыпанным шоколадной стружкой. Себастьян переворачивает страницу журнала «Тайм».
— Прости, забыл, о чем статья?
Я говорила ему об этом, по крайней мере, уже дюжину раз.
— О кликах. Я уже взяла интервью у десятка людей, и многие истории оказались довольно интересными.
— Гм, — говорит Себастьян, определенно не испытывая большого интереса. Не обращая внимания на его реакцию, я продолжаю рассказывать.
— Уолт сказал, что клики дают возможность чувствовать себя защищенным, но могут затормозить развитие личности. Что ты думаешь по этому поводу?