Уолт швыряет фартук в раковину и убегает через дверь в задней части кухни.
Я вздыхаю. Может ли сегодня приключиться что-то еще более гадкое?
Хватаю пальто и бегу за ним. Он стоит у задней стены ресторана и пытается прикурить сигарету.
— Уолт, прости.
Он качает головой, делая глубокую затяжку, потом долго держит дым в легких и медленно выпускает.
— Все равно все бы всплыло, — говорит он, делая еще одну затяжку. — Хотя я хотел сохранить это в тайне, пока не уеду в колледж и от отца.
— А зачем? Что он тебе сделает?
— Закопает. Или отправит к одному из тех врачей, в чьи задачи входит вправлять людям мозги. А может быть, к священнику, который станет рассказывать, какой я грешник. Забавно, да?
— Я чувствую себя отвратительно.
— Да почему ты себя должна чувствовать плохо? Ты же не лесбиянка, — говорит Уолт, снова глубоко затягивается и смотрит в небо. — В принципе, это не будет для него таким сюрпризом. Он и так зовет меня гомиком и педиком, а еще за спиной он меня любит называть неженкой.
— Твой отец?
— Да, Кэрри, мой отец, — отвечает Уолт, давя окурок ногой. — Да пошел он, — внезапно продолжает он. — Он все равно не заслуживает уважения с моей стороны. Если ему будет стыдно, это его проблемы.
Уолт смотрит на часы и говорит:
— Я так понимаю, на дискотеку ты возвращаться не собираешься.
— Я не могу туда пойти.
— Рэнди скоро за мной заедет. Мы с ним кое-куда собираемся. Хочешь с нами?
Через несколько минут появляется Рэнди на своем тюнингованном «Мустанге». Они о чем-то переговариваются приглушенными голосами, потом Уолт машет мне, чтобы я залезала в машину.
Через десять минут мы уже на шоссе 91, я сижу, с трудом умещаясь на маленьком заднем сиденье. Играет громкая музыка, и у меня никак не укладывается в голове, что я еду на прогулку с Рэнди Сэндлером, настоящим мужчиной и бывшим защитником школьной футбольной команды, и Уолтом, моим другом и его парнем. Мне казалось, я достаточно знаю о людях, но, выходит, это не совсем так. Мне еще нужно многому научиться, и меня радует такая перспектива.
— Куда мы едем? — спрашиваю я, стараясь перекричать музыку.
— В город «Н».
— Провинстаун?
— Да, приходится ехать в соседний штат, чтобы проводить время вместе, — отвечает Рэнди. — Вот фигня, правда?
Да уж. Провинстаун находится в самом конце полуострова Кейп-Код, от нас не менее часа езды. Наверное, мне не стоило с ними ехать. Будут проблемы. Но я вспоминаю о Себастьяне и Донне ЛаДонне и о других обстоятельствах своей жалкой жизни и думаю — какого черта? Я всегда стараюсь поступать правильно, и куда меня привело это стремление?
Никуда.
— Тебя устраивает Провинстаун?
— Да, меня все что угодно устраивает.
— Значит, этот Себастьян Кидд танцевал с твоим злейшим врагом? — кричит Рэнди, заглушая музыку.
— Да, — в ответ мне приходится в буквальном смысле орать, чтобы он меня слышал.
— Он, кстати, видел нас у Чаки, — сообщает Уолт Рэнди.
— Может, он тоже гей? — кричу я.
— О, я, кажется, знаю этого парня, — заявляет Рэнди, кивая Уолту. — Такой высокий, волосы светлые. Выглядит как мальчик из рекламы Ральфа Лорена?
— Точно, он! — подтверждаю я.
— Он прикольный, — говорит Рэнди. — Но не гей. Я видел, как он брал в прокате порнофильм. «Сиськи» или что-то в этом роде.
Порнофильм? «Сиськи»? Да кто же такой этот Себастьян?
— Отлично! — кричу я.
— Забудь этого ублюдка! — орет Рэнди. — Скоро увидишь две сотни парней, которые будут тебя просто обожать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯУравнение со случайными величинами
— Кэрри? — зовет меня Мисси.
— Проснись! — кричит Доррит мне в ухо.
Я со стоном просыпаюсь, стараясь прогнать остаток сна, в котором мельтешат танцующие и вертящиеся мужские бедра.
— Кэрри? Ты жива?
— Ну, так, — отвечаю я, чувствуя, что меня мутит.
— О-хо-хо… — произносит Доррит, когда я сбрасываю одеяло.
— С дороги! — отвечаю я, выпрыгиваю из кровати и мчусь в ванную, где меня тошнит.
Когда я оказываюсь в силах оглядеться, то вижу, что Мисси и Доррит рядом. На лице у Доррит улыбка триумфатора. Выглядит она, как Гринч, уверенный, что ему удалось-таки стащить Рождество[14].
— Папа знает?
— Что ты пришла домой в три ночи? Не думаю, — шепчет Мисси.
— Не говорите ему, — предупреждаю я, глядя на Доррит.
— Себастьян внизу, — сообщает она сладким голоском.
Серьезно?
Он сидит у стола в столовой, напротив отца.
— Если X равен Y в минус десятой степени, — говорит отец и пишет уравнение на задней стороне конверта, — тогда очевидно, что Z становится случайным числом.
Закончив, он подталкивает конверт Себастьяну, который вежливо разглядывает уравнение.
— Привет, — говорю я, слегка помахав рукой.
— Доброе утро, — отвечает отец.
По его лицу можно догадаться, что он не прочь поговорить со мной на тему моего потрепанного вида, но уравнение пока что ему интереснее.
— Видишь, Себастьян? — продолжает он, постукивая кончиком карандаша по букве X. — Опасность здесь представляют возможные значения X…
Я бегу дальше, на кухню, и ищу завалявшуюся там банку с растворимым кофе. Найдя, высыпаю половину содержимого банки в кружку и жду, пока закипит вода в чайнике. В голову приходит фраза: «Если смотреть на чайник, он никогда не закипит». Однако утверждение оказывается неверным. Если включить газ достаточно сильно, вода в итоге закипает вне зависимости от того, смотришь ты на чайник или нет. Сегодня как раз такой случай. Хотя, возможно, чайник закипает лишь в моем воображении.
Я беру чашку с кофе, несу ее в столовую и сажусь за стол. Папа уже перешел от математического анализа к допросу Себастьяна по поводу его будущего.
— В какой, говоришь, ты собираешься поступать колледж? — спрашивает он настороженно.
По голосу отца можно догадаться, что Себастьяну не удалось произвести на него впечатление познаниями в области случайных величин.
— Я ничего такого не говорил, — улыбается Себастьян, поглаживая меня по ноге с видом собственника.
Это гарантированный способ вывести папу из себя. Я сжимаю его руку, чтобы он прекратил.
— Я подумываю о том, чтобы поступить на следующий год, — говорит Себастьян. — Попутешествую по миру. Гималаи там, все такое…
На лице папы скептическое выражение. Я сижу и пью кофе. Он все еще слишком горячий, и консистенция что-то слишком плотная.
— Я пока не готов впрячься в работу, — продолжает Себастьян, словно подобными фразами можно оправдать недостаток амбициозности.
— Тогда у тебя должны быть деньги.
— Пап! — восклицаю я.
— Да, они у меня есть. Когда умер дедушка, мы с сестрой получили в наследство все, чем он владел.
— Ага, — кивает отец. — Я понял. Ты удачливый молодой человек. Полагаю, если ты попадешь в беду, всегда найдешь способ выйти сухим из воды.
— Насчет этого я пока ничего не знаю, сэр, — говорит Себастьян вежливо. — Но я удачлив, это верно.
Он смотрит на меня и кладет руку поверх моей.
— По крайней мере, мне повезло встретиться с вашей дочерью.
Я думала, что подобное заявление меня напугает, а вышло, что мне снова захотелось сбегать в ванную, только и всего. Какую новую игру он затеял?
Папа смотрит на меня, и по взгляду его можно прочесть, что этому парню он не верит. В ответ я лишь улыбаюсь слабой улыбкой человека, которого мутит.
— Как бы там ни было, — говорит Себастьян, хлопая в ладоши. — Я как раз собирался спросить, не хочешь ли ты отправиться на каток?
Кататься на коньках?
— Скорей допивай кофе.
Он встает и пожимает папину руку.
— Рад был видеть вас, мистер Брэдшоу.
— Взаимно, — отвечает отец.
Папа, по всей видимости, не пришел к определенному мнению по поводу Себастьяна, потому что после рукопожатия он дружески похлопывает его по плечу.
Мужчины такие странные.
Интересно, я сама должна затеять разговор или оставить это на откуп Себастьяну? Или будем прикидываться, что вчера вечером ничего не случилось?
— Ну как там Донна ЛаДонна? Как ты думаешь, ты можешь ее попросить вернуть мои вещи?
Моя неожиданная атака застает Себастьяна врасплох.
Ноги перестают слушаться его, и он взмахивает руками, чтобы не потерять равновесия и не упасть на лед.
— Ха. Вообще-то это я должен задавать вопросы.
Он восстанавливает равновесие, и мы скользим дальше в молчании, пока я размышляю над его заявлением.
Я виновата?
И что же я такого сделала? Я натягиваю шапочку на уши и вижу, что в нашу сторону несется мальчишка на хоккейных коньках. Нас он не видит, потому что смотрит через плечо на своих товарищей и смеется. Ему нет дела до десятков других людей, которые катаются на пруду. За мгновение до столкновения Себастьян хватает парня за плечи и отталкивает в сторону.
— Смотри, куда едешь! — говорит он.
— Сам смотри! — огрызается хоккеист.
Я качу туда, где стоят барьеры, установленные для того, чтобы катающиеся не выезжали на тонкий лед. В середине — прорубь, видно, как на зазубренные края выплескивается темная вода.
— Это ты куда-то исчезла вчера ночью, — объясняет Себастьян. В его голосе звучат самодовольные победные нотки.
Я смотрю на него со смешанным чувством удивления и злорадства.
— Я тебя везде искал. А потом Лали сказала, что ты ушла. Да-да, Кэрри, — говорит он, качая головой. — Это было невежливо.
— А танцевать с Донной ЛаДонной было вежливо?
— Мы же просто танцевали. Именно за этим люди и ходят на дискотеку.
Себастьян достает из внутреннего кармана кожаной куртки пачку сигарет.
— Без сомнения. Но они не танцуют со злейшими врагами их девушек. К тому же она украла мою одежду!
— Кэрри, — говорит он терпеливо. — Донна ЛаДонна не крала твою одежду.
— Тогда кто это сделал?