26 числа мы прошли всего 2 1/2 мили, когда на нас нагрянула свирепая метель. Мы пошли ей навстречу. В первый еще раз я пошел в самую гущу валившего с неба снега; это вполне возможно, но движение очень замедляется от сопротивления ветра. Пройдя еще две мили, мы решили сделать привал. Долго не удавалось поставить палатку, однако, справились и, внутри ее усердно работая метлой, очистили все от снега.
Благодаря заботливости и усиленной топке мы сравнительно мало снега набрали на вещах; опыт везде приносит пользу. Метель продолжалась все 27 число, а 28 оказалось самым тяжелым днем из всех. Ветер дул в лицо, режущий, морозный; но хотя он постепенно усиливался, мы упорно шли вперед, только время от времени останавливаясь, чтобы обернуться и дать нашим обмороженным лицам отойти. Только около 2 часов удалось найти подходящее место для полуденного привала под защитой ледяной гряды. От длительного, утомительного перехода сильно пострадал Симпсон: все лицо его было обморожено и теперь еще в пузырях. Снег понесло, пока мы сидели в палатке, и только в 3 часа перестало, так что мы могли снова двинуться, хотя ветер нисколько не утих. Тут я над южным хребтом Эребуса увидел зловещее, мутное небо, сулившее новую метель.
В надежде, что она обойдет нас, я пошел дальше, как вдруг Неприступный остров исчез с наших глаз. Тогда мы кинулись искать места для привала, но метель уже со всей силой нас настигла. Снег так несло и крутило, что не было возможности поставить внутреннюю палатку. На то, чтобы внешнюю поставить, потребовалось много времени, но, наконец, удалось – спасибо Эвансу и Боуэрсу. Пришлось рисковать обмороженными пальцами, и изо всех сил цепляться за палатку, дюйм за дюймом укрепляя ее; и это еще было не особенно медленно, если принять во внимание все условия. Напились какао и стали ждать. В 9 часов вечера снег перестало крутить, но мы были до того занесены им, что решили идти дальше, несмотря на ветер.
Мы пришли домой в 1 час 15 минут пополуночи, до нельзя изнуренные. Ветер не унимался ни на мгновение; температура держалась около –16° [–27 °С], и я не запомню более тяжелого перехода, чем пройденные нами в последний день 21 миля.
За исключением последних дней, мы совершили эту экскурсию так приятно, как я не считал возможным в весеннее время. Температура у самого ледника Феррара была –40° [–40 °С], а затем колебалась между –15° [–26 °С] и –40° [–40 °С]. Конечно, это выше, нежели можно ожидать на Барьере, но сама по себе и такая температура еще не обещает большой приятности. Улучшением условий мы обязаны своей большей опытности. Мы употребляли на треть больше топлива, чем летом; благодаря этому и двойной палатке мы после завтрака и ужина пользовались часом досуга и отдыха, во время которого мы сушили носки и пр. и не спеша снова надевали их. Мы меняли обувь немедленно после того, как разбивался лагерь, и таким образом ноги у нас были в тепле всю ночь. Спальные мешки мы почти все время возили на санях открытыми. Хотя от солнца пока, по-видимому, немного тепла, однако я такого мнения, что это полезно даже в самый большой мороз; наши мешки из-за этого, несомненно, содержались гораздо более свободными от сырости, чем если бы они днем оставались скатанными. Внутренняя палатка, правда, набирает довольно много льда, но я не вижу, как бы можно было этому помочь.
Эта экскурсия дает мне возможность посоветовать геологической партии, каким путем лучше им идти к Гранитной гавани, а именно: вдоль берега, где лед по большей части защищен цепью береговых ледяных гор, предохраняющих его от всякого давления. Вне этих гор, иногда достигая до мысов, есть немало свежего, выдавленного льда, вместе с остатками старого, вскрывшегося плавучего льда. Ходить тут нелегко, как мы убедились на обратном пути. За этим поясом мы проходили неправильными местами, где лед, замерзнув позднее, в разное время, сильно скручен. Все это указывает на общую склонность льда собираться и сплачиваться вдоль берега.
Цели нашей краткой экскурсии были удовлетворительно достигнуты, но самое большое удовольствие доставляет мне сознание, что у меня есть такие люди, как Боуэрс и Э. Эванс, для экспедиции на юг. Не думаю, чтобы в такие экспедиции когда-либо ходили люди более закаленные или более опытные в санном деле. Маленький Боуэрс – прямо диво. Я только тут понял, чем он себя показал на мысе Крозье, где они испытали гораздо большие невзгоды.
Несмотря на то что мы так поздно вернулись, все спозаранку были на ногах, и я сразу узнал все новости. Лейтенант Эванс, Гран и Форд возвратились из Углового лагеря на другой день после нашего ухода. Они отсутствовали шесть ночей, из коих четыре провели на Барьере в очень тяжелых условиях; одну ночь они испытали температуру в –58° [–50 °С].
Меня порадовало известие, что в Угловом лагере все сохранно; уцелели даже остатки снежных валов, воздвигнутых нами для защиты лошадей. Это устраняет всякие опасения относительно возможности найти Однотонный лагерь, где оставлена одна тонна всяких припасов.
У Форда сильно отморожена рука. Это досадно, потому что указывает на беспечность с его стороны; к тому же весьма возможно, что пропадет кончик одного пальца; если же это случится, или если рука будет заживать медленно, Форду нельзя будет участвовать в западной партии, а у меня некем заменить его.
У лейтенанта Эванса и Грана цветущий вид.
У лошадей вид тоже хороший, и про них сообщают, что все очень резвы.
Среда, 3 октября.
Несколько дней отвратительной погоды. В пятницу (день после нашего возвращения) была чудная погода как в декабре, и неопытный приезжий мог бы удивиться, чего мы медлим, не отправляемся на юг? На этот вопрос ответила суббота: дул холодный ветер; в воскресенье – хуже; густой снег с вьюгой, и так до понедельника, и весь понедельник. Против дома нанесены такие сугробы, как никогда; за каждой грудой ящиков – огромные кучи снега; на всех тропинках лежит фут снега; но на скалах его мало, вероятно, вследствие того, что уже сильно тает. Уилсон говорит, что первые признаки оттепели были замечены им 17 сентября.
Вчера погода постепенно улучшилась, и сегодня опять ясно и тепло. До сегодняшнего утра можно считать приблизительно один хороший день на восемь дурных.
Лейтенант Эванс, Дэбенхэм и Гран в пятницу с утра отправились к небольшому выступу, почему-то названному Головой Турка. Эванс хочет измерять углы, а Дэбенхэм займется геологическими исследованиями. Они с тех пор просидели больше в палатке, но все же кое-что и наработали. Гран вчера вернулся захватить еще провизии и ушел опять сегодня утром; с ним ушел Тэйлор на весь день. Дэбенхэм сейчас приходил поесть. Он в восторге от сделанных им открытий в лавах Головы Турка, по его мнению, доказывающих их значительную древность. Он снял множество фотографий и вообще остался крайне доволен своими наблюдениями. Он собирает массу материала, с целью доказать, что вулканические перевороты происходили тут независимо от Эребуса и даже, быть может, до того времени, как эта гора впервые была выдвинута из бездны.
Мирз уже больше недели, как ушел на мыс Хижины. Тюленей там теперь, как видно, большое обилие. Дмитрий в пятницу приходил с письмами и снова ушел в воскресенье. Он славный малый и очень сметливый.
Понтинг наготовил удивительных кинематографических пленок. Мой интерес к фотографии очень сблизил меня с ним, и я понял, какой он хороший человек. Никаким трудом не тяготится, когда надо помочь другим, учит их, а к собственной работе относится восторженно.
Он достигает необычайных результатов, и если ему удастся выполнить всю свою программу, то у нас будет такая кинематографическая и фотографическая коллекция для увековечения нашей экспедиции, подобной которой ничего еще не бывало.
Новость, и очень серьезная. Аткинсон говорит, что Джию еще слишком слаб, чтобы возить груз. Ему и на судне было нехорошо, и он еле остался жив, проплыв от судна к берегу; он состоял в партии, доставленной Кэмпбеллом. Он всю зиму поправлялся, так что Оутс даже удивлялся; вид у него хороший, ест исправно, хотя худощав в сравнении с другими. Я и не ожидал, что он долго выдержит работу, но чтобы он отказался в самом начале – это серьезный удар. Боюсь, что у нас с лошадьми вообще еще много будет горя.
Оутсу много хлопот доставляет его лошадь Кристофер, которому совсем не понравилось, когда его в воскресенье запрягли, и сегодня он опять сорвался и пустился в галоп.
В таких случаях Оутс храбро бежит за ним, обходит его и направляет к конюшне; на расстоянии нескольких сотен шагов от нее он осторожно к нему подкрадывается; тот с минуту внимательно к нему приглядывается – и снова удирает. Когда обоим надоест эта игра, Кристофер спокойно останавливается перед дверью конюшни. Если еще не слишком поздно, тогда его запрягают в сани; но для этого непременно надо связать ему одну переднюю ногу; когда он благополучно запряжен и попрыгает на трех ногах, можно развязать четвертую. С ним хлопот не оберешься, но он силен и здоров и должен сослужить верную службу.
Дэй все больше надежд возлагает на моторные сани. Он очень изобретателен и придумывает к ним все новые улучшения и приспособления. Возможно, что моторы выручат нас. Я был очень занят: составлял наставления для судна, для станции и для отдельных санных партий. Дела еще много впереди и много, слишком много писания.
Время положительно летит, и солнце поднимается выше и выше. Мы с солнцем и завтракаем, и ужинаем, да и ночи уже не темны.
Глава XV. Последние недели на мысе Эванс
Несчастный случай с Клиссольдом. – Приключение с Тэйлором. – Выходки Кристофера. – Неудача с мотором. – Болезнь собак. – Несколько портретов. – Несчастный случай с лошадью. – Больное колено. – Оценка моторных саней. – Неравномерность тепла и холода. – Первый мотор на Барьере. – Последние дни на мысе Эванс.
Пятница, 6 октября.
Вместе с подъемом температуры в доме началась легкая оттепель; со стен капает; накапало и на мой дневник, как показывают его страницы. Но теперь капает уже меньше, и если больше капели не будет, то за зиму влаги накопилось замечательно мало, что говорит в пользу постройки дома. Влаги едва ли осталось еще много, иначе пятна были бы больше.