Могу писать только за завтраком, и то не всегда. Холод убийственный: –40° [–40 °С] в полдень. Мои товарищи бесконечно добры, нам всем ежеминутно грозит опасное обморожение, и хотя мы беспрестанно говорим о благополучном исходе, не думаю, чтобы хотя бы один из нас в душе верил в возможность та-кового.
Мы теперь мерзнем на ходу и во всякое время, исключая единственно только время за едой. Вчера мы должны были из-за метели сделать привал и сегодня подвигаемся ужасно медленно. Мы стоим в старом лагере № 14, в двух переходах от Однотонного лагеря. Мы здесь оставляем инструменты, фотографический аппарат и спальный мешок Оутса. Дневники и пр., как и геологические образцы, которые мы везли по особой просьбе Уилсона, найдут при нас или на санях.
Воскресение, 18 марта.
Сегодня, за завтраком, мы находимся в 27 милях от склада. Несчастье преследует нас, но еще возможен поворот к лучшему. Вчера опять дул противный ветер и гнал снег нам в лицо; пришлось остановиться. Ветер с NW, силой в 4 балла, температура –35° [–37 °С]. Нет того человека, который мог бы идти против такой комбинации, и мы изнурены почти до предела.
Моя правая нога пропала – отморожены почти все пальцы; а еще два дня назад я мог похвастаться двумя здоровыми ногами. Такими-то ступенями спускаюсь к окончательному падению. Я имел отменную глупость примешать ложечку порошка карри к растопленному пеммикану и поплатился сильным расстройством желудка. Всю ночь промучился, не спал; утром шел совсем больной; ногу отморозил и не заметил. Достаточно малейшей оплошности для того, чтобы получить такую ногу, на которую невесело смотреть. Теперь Боуэрс чувствует себя всех лучше, но и то неважно. И он, и Уилсон все еще рассчитывают выбраться или делают вид – уж не знаю! В печке последний керосин, и то она полна только на половину; спирта самая малость; вот и все, что стоит между нами и жизнью. Ветер в настоящую минуту попутный; это, пожалуй, в нашу пользу. Когда мы шли к полюсу, такое число миль, какое мы теперь проходим в день, показалось бы нам до смешного ничтожным.
Понедельник, 19 марта.
Завтрак. Вчера вечером с трудом устроились на ночевку и страшно зябли, пока не поужинали холодным пеммиканом и сухарем с половиной кружки какао, сваренного на спирту. Тогда, против ожидания, согрелись и спали хорошо. Сегодня поднялись с обычной проволочкой. Сани ужасно тяжелы. До склада 15 1/2 мили, должны бы дойти в три дня. Какая медленность движения! Пища есть еще на два дня, но топлива еле-еле на один день. Ноги у нас у всех плохи, у Уилсона лучше, чем у других; всех хуже моя правая, левая еще здорова. Нет возможности лечить ноги, пока нет горячей пищи. Лучшее, на что я теперь могу надеяться, – ампутация ноги; но не распространится ли гангрена – вот вопрос. Погода вздохнуть не дает. Ветер с севера и северо-запада, температура сегодня –40° [–40 °С].
Среда, 21 марта.
В понедельник к вечеру доплелись до 11 миль от склада; вчера весь день просидели из-за свирепой метели. Последняя надежда: Уилсон и Боуэрс сегодня пойдут в склад за топливом. (Лагерь № 60 от полюса.)
22-е и 23-е.
Метель не унимается. Уилсон и Боуэрс не могли идти. Завтра остается последняя возможность. Топлива нет. Пищи осталось на раз или два. Должно быть, конец близок. Решили дождаться его. Пойдем, с вещами или без оных, и умрем, где упадем.
Четверг, 29 марта.
С 21 числа свирепствовал непрерывный шторм с WSW и SW. 20 числа у нас было топлива на две чашки чая на каждого и пищи на два дня, с большой натяжкой. Каждый день мы были готовы идти – до склада всего 11 миль, – но нет возможности выйти из палатки, так снег несет и крутит. Не думаю, чтобы мы теперь могли еще на что-либо надеяться. Мы выдержим до конца, но мы, понятно, все слабеем, и конец не может быть далек.
Жаль, но не думаю, чтобы я был в состоянии еще писать.
Последняя запись: «Ради Бога, не оставьте наших близких».
Кроме дневников, Скотт оставил письма к разным лицам, а также «Послание к публике». Вот оно.
Причиной наших бедствий является не плохая организация, а неудача во всех рисках, каким нам приходилось подвергаться.
1) Вследствие пропажи транспорта с лошадьми я был вынужден отправиться позже, чем намеревался, и уменьшить количество перевозимых запасов.
2) Нас задерживала погода всю дорогу к югу, особенно продолжительным был шторм на 83° южной широты.
3) Рыхлый снег в нижней части ледника уменьшил скорость наших движений.
Мы с твердой волей боролись против этих обстоятельств и одолели их, но ценой убыли в наших запасах.
Распоряжения наши по части продовольствия, одежды и складов, заложенных на обширном ледяном пространстве и по всему протяжению этих бесконечных 700 миль к полюсу и обратно, оказались во всех подробностях верно рассчитанными,
Мы возвратились бы к леднику в лучшем виде и с излишком провизии, если бы не ошеломившая нас гибель того человека, смерти которого мы всего менее могли ожидать: Эдгар Эванс считался из всех нас самой сильной натурой.
Ледник Бирдмора в хорошую погоду не представляет трудностей; но нам на обратном пути не досталось ни одного вполне хорошего дня; это обстоятельство, вместе с тем, что на руках у нас оказался больной товарищ, непомерно осложнило наше положение.
Как я упомянул в другом месте, мы попали в труднопроходимые льды, и Эдгар Эванс получил сотрясение мозга. Он умер своей смертью, но оставил нашу компанию расшатанной, лицом к лицу с преждевременно надвигавшейся зимой.
Но все вышеперечисленные факты еще ничто в сравнении с тем, что ожидало нас на Барьере. Я утверждаю, что сделанные нами распоряжения вполне соответствовали надобности и что никто в мире в это время года не ожидал таких температур и такой поверхности, какие мы тут встретили. На вершинах, на 85° и 86° южной широты, было –20° [–29 °С] и –30° [–34 °С]; на Барьере, на 82° и на 10 000 футов ниже, почти сплошь держалась температура в –30° [–34 °С], ночью доходившая до –47° [–44 °С], при непрерывных ветрах. Все было совершенной неожиданностью, и причиной нашей гибели, несомненно, является это внезапное наступление жестоких морозов, удовлетворительного объяснения которому не придумать.
Не думаю, чтобы кто-нибудь переживал такой месяц, как тот, который пережили мы, – и мы все-таки выбрались бы вопреки погоде, если бы не заболел другой товарищ, капитан Оутс, и не оказалось недостачи топлива в складах, которой не могу объяснить себе, и, наконец, если бы не метель, нагрянувшая на нас в 11 милях от того склада, в котором мы рассчитывали найти запасы для остального пути. Этим последним ударом завершились наши злоключения. Мы засели в 11 милях от нашего Однотонного лагеря, имея топлива всего на один раз и пищи на два дня. Четыре дня мы не могли выйти из палатки; кругом нас воет вьюга.
Мы слабы, писать трудно; но я, со своей стороны, не сожалею об этом путешествии: оно показывает, что англичане ныне способны переносить труды и лишения, друг другу помогать и встретить смерть с неменьшей твердостью духа, нежели в любое прошлое время. Мы рисковали, рисковали сознательно; нам была во всем неудача, поэтому мы не имеем повода к жалобам и преклоняемся перед волей Провидения, решившись приложить все старания до конца. Но если мы охотно отдали свои жизни этому предприятию, ради чести нашей родины, я взываю к нашим соотечественникам, дабы они позаботились, чтобы те, кому мы служили опорой, были прилично обеспечены.
Если бы мы остались живы, я бы такие вещи рассказал о мужестве, выносливости и отваге моих товарищей, которые расшевелили бы сердце каждого англичанина. Повесть эту пусть расскажут эти черновые наброски и наши мертвые тела; но не может того быть, чтобы такая богатая страна, как наша, не позаботилась о подобающем обеспечении наших близких.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Э. К. Пименова. ГЕРОИ ЮЖНОГО ПОЛЮСА. ЭРНСТ ШЕКЛТОН
Снаряжение экспедиции Шеклтона. – Отплытие из Литлтона. – Полярный путешественник в летнем костюме. – Запоздавший профессор и непредвиденное препятствие. – Плавание «Нимрода». – Великий ледяной барьер. – Выбор места для зимней квартиры. – Неожиданный пассажир. – Устройство полярного жилища.
Экспедиция лейтенанта Шеклтона отплыла из Англии на корабле «Нимрод» в августе 1907 г. Шеклтон намеревался отправиться к Южному полюсу из города Литлтона в Новой Зеландии, где и были сделаны последние приготовления к этому долгому, опасному и трудному путешествию. Нужна была самая мелочная заботливость и предусмотрительность, так как малейшее упущение и забывчивость могли повлечь за собой весьма серьезные последствия. Достаточно опытный в этом отношении Шеклтон снабдил свою экспедицию всем необходимым для такого рода путешествий и даже сделал одно важное нововведение: он взял с собой двенадцать маньчжурских пони, привыкших к очень суровому климату и чрезвычайно выносливых, а кроме того, автомобиль, специально приспособленный для езды по неровной ледяной поверхности и при очень низкой температуре.
1 января 1908 г., то есть в день Нового года, путешественники надолго распростились с цивилизованным миром, и «Нимрод» вышел из гавани Литлтона. Небольшое судно, построенное лет сорок назад для ловли тюленей, было еще очень крепким и прочным и могло смело бороться с Южного полярными льдами. Для сбережения топлива «Нимрод» должен был идти на буксире парохода «Коония» до Южнополярного круга. «Нимрод» был тяжело нагружен, и на палубе его невозможно было двигаться, тем не менее провожающих собралась масса, и пристань Литлтона была буквально запружена народом. Шеклтону пришлось выслушать немало замечаний по поводу того, что погода плохая, а судно слишком перегружено, но он доверял крепости своего «Нимрода» и смело пошел навстречу антарктическим бурям.