Впрочем, во всем хороша умеренность.
Сама государыня весьма изысканна и утонченна и, несмотря на то что юность ее уже позади, выглядит превосходно. Она очень сдержанна и не любит упрекать людей, понимая, что все могут совершать ошибки; таким образом, ее сдержанность проистекает от глубокого ума. Кажется, в молодости ей много докучали люди недалекие и тщеславные, поэтому теперь она с одобрением относится к дамам, отличающимся сдержанностью и искренностью — понятно, что сдержанность в моде при ес дворе. С возрастом государыня становится все мудрее, лучше разбирается в людях и все отчетливее понимает, что крайности до добра не доводят. Придворные, которые служат при императоре, считают ее двор скучным, и государыня знает об этом, но также она знает и то, что всем не угодишь. Государыня говорит нам, что в манерах нам следует держаться золотой середины,
SXS2W
молодежь слишком много гоняется за развлечениями.
Дамы, служащие при Сэнси, уделяют много внимания эстетике, подолгу любуются луной и цветами. Потому и говорить они могут только об этих вещах, да и то, как я слышала от других дам, придворные-мужчины говорят, что сыскать даму, с которой можно беззаботно поболтать или поговорить о вещах более серьезных, очень нелегко. Впрочем, не берусь судить, что думают мужчины на самом деле. В общем разговоре не очень удобно говорить о глубоких вещах. Гораздо лучше говорить о простом, и, кажется, все так и считают. В любом случае следует тщательно взвешивать слова.
К примеру, когда управляющий дворцом государыни Таданобу приходит к ней с докладом, придворные дамы теряются в его присутствии и не могут достойно встретить его. И это не потому, что у них нет нужных слов, а лишь из-за их чрезвычай-
ошибку, поэтому предпочитают молчать. Но ведь отнюдь не все такие робкие — многие ведут себя при дворе так, будто они не покидали родительского дома, хотя, в то же время, многие даже высокородные дамы, попав во дворец, начинают следовать придворным обычаям.
Верховный советник Мититака, брат Митинага, рассержен, потому что дамы, которые его встречали, были, по его мнению, слишком низких рангов. Обычно, когда он приходит во дворец государыни, а дамы соответствующих рангов почему-либо не могут выйти к нему, он просто поворачивается и уходит, так и не увидев государыни. У каждого из прочих сановников, часто приходящих с докладами, есть хоть одна любимица среди наших дам — у каждого своя. Они тоже не всегда остаются довольны посещениями двора государыни, потому порой со злобы начинают поносить наших дам. Может быть, отчасти они правы, но все же при-
основываясь на подобных рассказах, говорить, будто мы и вовсе никудышные придворные. Критиковать всегда легче всего. Эти дамы, должно быть, даже не подозревают, что своим тщеславием и презрением по отношению к нам выдают в первую очередь свою собственную ограниченность. Мне очень хотелось показать те письма государыне, но дама, показавшая их мне, наотрез отказалась делать это.
Госпожа Идзуми-сикибу обладает превосходным стилем, но ее поведение не всегда можно назвать достойным. Она пишет с большим изяществом и непринужденностью и не чужда остроумия. Кажется, что от всего написанного ею исходит некий чудесный аромат. Ее стихи превосходны, но все же они не более чем импровизации. В каждом из них есть какая-то изюминка, но, хотя Идзуми ко критикует сочинения других.
Супруга наместника провинции Тамба известна в окружении государыни и Митинага под именем Маса-хира Эмон17. Она не высокорожденная дама, но пишет неплохие стихи. Она не рассказывает их направо и налево лишь для того, чтобы прославиться, но даже стихотворения, сочиненные ею по пустяковому поводу, порой заставляют нас краснеть от стыда за свои стихи, притом некоторых из нас не назовешь бездарносгями.
Госпожа Сэй-сёнагон — гордячка. Она о себе очень высокого мнения и очень любит украшать свои писания китайскими иероглифами, которые при ближайшем рассмотрении все же нельзя назвать идеальными. Она пытается быть исключительной, но такие люди слишком легко заде-
| вают чувства прочих, и когда-нибудь /7^ ей это выйдет боком. Ничего не ска- ит\} |
|---|
ей это выйдет боком. Ничего не скажешь, у нее есть талант, но она слишком все же эмоциональна в моменты, когда лучше быть сдержанной, и если уж что-то стукнет ей в голову, она не успокоится, пока не добьется своего. Рано или поздно судьба повернется к ней спиной.
Всю жизнь я находилась в тени. Теперь больше всего меня заботит то, что рядом со мной нет мужчины, который бы позаботился о моем будущем, но я не желаю хоронить себя заживо в печалях. Мне кажется, что свое одиночество я ощущаю тем сильнее, чем больше привычка к придворной суете въедается в мою душу. Осенними ночами я часто выхожу на веранду и мечтательно гляжу на луну — она навевает мысли о минувших днях. Говорят, что опасно смотреть на луну в одиночестве, потому что можно стать одержимой, но я не могу ничего поделать с собой. Сто-
| 26 Японская цитра |
|---|
рок, а я играю на кото26 — играю я не очень умело, но я делаю это для собственного удовольствия, поэтому кому какое дело. Я боюсь, что моя музыка передает ту печаль, которая не только не отступает, но, напротив, в которой я тону с головой и из-за которой чувствую себя такой никчемной.
Моя комната слишком темная. У стены стоят кото и флейта-бива. Пара больших сундуков до отказа забиты книгами. В одном из них сложены старинные стихотворения и романы. Они давно изъедены книжными червями, поэтому их никто не хочет читать. К содержимому другого ларя никто не прикасался с тех пор, как семь лет назад умер мой муж. Когда мне становится скучно, я открываю какую-нибудь книгу, а мои служанки собираются вокруг и приговаривают: «Вам не дожить до старости, если вы будете читать книги, да еще на китайском! В старые вре-
мена женщинам даже сутры не позволялось читать!» Они упрекают меня и за глаза. Как хочется ответить им, что между соблюдением запретов и долгой жизнью едва ли есть какая-то связь, но все же лучше сдерживаться. То, как мы себя ведем, зависит и от возраста, и от самого человека. Некоторые вообще не признают книг, другие роются в старых рукописях, изнывая от скуки или же проводят дни в молитвах, не забывая при этом шумно теребить четки, но это все не то. Что говорить о моих служанках, если даже при дворе я не могла говорить на действительно интересные темы, потому как какой толк говорить об этом с теми, кто ровным счетом ничего не понимает. Еще более неприятно говорить с людьми высокомерными и бросающимися в крайности. Лишь немногие могут похвастаться широтой взглядов, а большинство слишком ограничены и не видят дальше собственного носа.
чсйка, завистливая к прочим дамам — так оценивают меня те, кто совсем не знает. Те же, кто узнал получше, меняют мнение и говорят что-то вроде: «Злые языки клевещут на вас. Вы очень тонкая и нежная, и говорить с вами одно удовольствие».
Некоторые недолюбливают меня, некоторые ненавидят, для кого-то я просто старая сплетница. Мне приходится выносить все это, потому что все это, так же как и одиночество, — моя судьба. Государыня сказала однажды: «Все это время вы стараетесь не открывать никому душу, но мне кажется, что я понимаю вас лучше, чем все прочие». Мне остается только надеяться, что есть при дворе люди столь же проницательные, которые понимают, что моя кажущаяся отстраненность — всего лишь маска.
Скромному, мягкому и спокойному человеку гораздо проще выносить сплетни, окружающие его имя. Даже легкомысленную кокетку никто не будет особо осуждать, если
она общительна и у нее добрый нрав. Человек же, полный гордыни, презрительно кривящий рот и ведущий себя соответственно, воспринимается совсем по-другому. Тот же, кто говорит больше, чем делает, а если и делает что-нибудь, то напоказ, всегда привлекает внимание. Редко возникает желание плохо судить о людях, которые, хотя и имеют недостатки, отличаются добрым нравом — к ним невольно испытываешь симпатию. И лишь те, кому нравится причинять зло намеренно, заслуживают осмеяния и презрения без всяких оговорок. Конечно, мы должны любить даже тех, кто ненавидит нас, но как трудно делать это! Даже милосердный Будда относит преступления против законов религии и ее служителей к серьезным проступкам. Вообще же лучше держаться подальше от людей, которые нас ненавидят. В противостоянии бурной злобы и холодного спокойствия последнее всегда выглядит
■к
Госпожа Саэмон-но Найси питает ко мне необоснованную ненависть. Сперва я не догадывалась об этом, но потом узнала, что она плохо отзывалась обо мне за моей спиной. Однажды государю читали вслух мой роман «Повесть о Гэндзи», и он сказал: «Она одарена и, к тому же, кажется, читала японские исторические хроники». Саэмон услыхала эти слова и начала рассказывать всем и каждому, будто я очень горжусь своими знаниями, положив начало сплетням о моем высокомерии и дав мне прозвище «госпожа исторические хроники» — вот уж смешно! Я не хвасталась своими знаниями даже перед подругами в родительском доме, с какой стати мне было делать это при дворе? Когда мой старший брат Сикибу-но Дзё был еще ребенком, он учился читать по «Историческим хроникам»18, а я сидела рядом и слушала, иногда впитывая знания даже быстрее него.
Мой отец, любивший знания, несколько раз говорил, что мне стоило родиться мальчиком, но от других людей я не раз слышала, что даже мужчине не пристало гордиться этим, и забросила учебу. Постепенно я стала забывать письмо и долгое время вообще ничего не читала.
Так что мне были тем более неприятны слова госпожи Саэмон, и я изо всех сил старалась опровергнуть их своим поведением. Но государыня попросила меня почитать ей вслух стихи Бо Дзюйи